Отдел убийств: год на смертельных улицах - Дэвид Саймон

Аутопсия ставит в происшествии абсолютную точку. На месте преступления жертвы, безусловно, мертвы, но в момент аутопсии они становятся для детектива чем-то большим – или меньшим. В конце концов, одно дело, когда следователь эмоционально отстраняется от трупа в центре загадки. Но совсем другое – видеть, как этот же труп потрошат, как эта бренная оболочка превращается в набор костей, сухожилий и жидкостей, словно автомобиль, с которого снимают хром и боковые панели перед отправкой в утилизатор. Даже детективу убойного – человеку закаленному – приходится перенести немало вскрытий, прежде чем смерть действительно становится чем-то привычным и знакомым.

Для детектива убойного бюро судмедэкспертизы – это и юридическая формальность, и источник вещдоков. Отчеты о вскрытии лежат в основе следствия просто потому, что в любом убийстве сначала необходимо доказать, что жертва умерла из-за человеческого вмешательства, а не по каким-то другим причинам. Но помимо этого базового требования, часто от навыков умелого патологоанатома зависит разница, примут ли несчастный случай за убийство или – что не менее опасно – объяснят убийство случайными или естественными причинами.

Патологанатому каждое тело рассказывает историю.

Дайте медэксперту огнестрельное ранение – и он сможет определить по количеству и расположению копоти, пороховых зерен и другим следам, была ли выпущена пуля в упор, с близкого расстояния или с расстояния больше 60–75 сантиметров. Более того, хороший хирург посмотрит на рваные края входного отверстия и определит приблизительную траекторию пули. С ранением из дробовика тот же патологоанатом может считать характер дроби и оценить приблизительное расстояние между стволом оружия и целью. По выходному отверстию медэксперт скажет, лежала ли жертва на полу, сидела ли в кресле, стояла или – если у пояска раны есть осаднение – прижималась к стене. А в случае нескольких ранений хороший патологоанатом скажет не только, какое из них стало смертельным, но и, во многих случаях, их последовательность, а также какие раны получены еще при жизни, а какие – посмертно.

Дайте тому же врачу ножевое ранение – и узнаете, на одной стороне лезвие у ножа или на двух, с серрейтором он или без. И если удар глубокий, медэксперт посмотрит на следы от рукоятки и назовет длину и ширину орудия убийства. Затем ранения тупыми предметами: вашу жертву сбила с ног машина или свинцовая труба? Этот младенец упал в ванную – или его забила нянька? Так или иначе, у помощника медэксперта найдется ключ ко всем тайнам тела.

Но хоть патологоанатом может определить, совершено ли в этом случае убийство, и может предоставить основные сведения о том, как было совершено преступление, он редко, если вообще когда-либо, способен провести детектива от того, как это произошло, к тому, кто это сделал. Слишком уж часто мертвец предстает перед детективом не более чем сосудом, лишенным жизни неизвестной стороной в присутствии неизвестных свидетелей. Дальше патологоанатом может перечислить всевозможные факты: траектории пуль, последовательность нанесения ран, расстояние между стрелком и жертвой – но это не будет значить ровным счетом ничего. Без свидетелей результаты вскрытия – просто вода для внутренних отчетов. Без подозреваемого медицинскими фактами не опровергнешь и не подтвердишь сведения, полученные в допросной. И пусть врач абсолютный профи в ранениях, пусть извлечет из тела все осколки свинцовой или медной оболочки, – все это не имеет смысла, если отсутствует пистолет для баллистической экспертизы.

В лучшем случае вскрытие предоставляет информацию, благодаря коротой следователь может оценить правдивость показаний свидетелей и подозреваемых. Вскрытие показывает, что точно произошло в последние мгновения жизни жертвы. А еще показывает, что произойти никак не могло. В редких счастливых случаях в карьере детектива эти мелочи на что-то да влияют.

Следовательно, исследование патологоанатома – несамостоятельный процесс, существующий в сочетании со всем, что детектив и так узнал на месте преступления и в ходе допросов. Помощника медэксперта, уверенного, что причину и род смерти во всех случаях можно определить благодаря одному только осмотру тела, ждет большое разочарование. Лучшие патологоанатомы начинают с чтения полицейских рапортов и просмотра фотографий, снятых на «инстаматик» сотрудниками непосредственно на месте преступления. Без этого контекста посмертное вскрытие – бесполезное занятие.

Из-за того же контекста в прозекторской обычно требуется присутствие детектива. В идеале врач и коп делятся сведениями и оба выходят, пополнив свои копилки знаний. Однако в их отношениях часто возникают трения: врачи говорят на языке науки, а детективы – на языке улицы. Пример: патологоанатом не находит следов спермы или разрыва влагалища и заключает, что жертва, обнаруженная голой в Друид-Хилл-парке, не изнасилована. Зато детектив знает, что многие насильники не могут эякулировать. Более того, жертва подрабатывала проституцией и была матерью трех детей. Ну и что, что нет разрыва? И наоборот, детектив смотрит на тело с ранением грудной клетки в упор, вторым ранением головы в упор и множественными синяками на туловище и решает, что имеет дело с убийством. Но два ранения еще не противоречат самоубийству. Патологоанатомы регистрировали случаи, когда человек, желающий наложить на себя руки, несколько раз стрелял себе в грудь или голову без результата – может, отдергивал в последнюю секунду руку, может, первые ранения оказывались несмертельными. Аналогично с синяками на груди – они могут казаться делом рук нападавшего, но появиться из-за усилий родственников, которые, услышав выстрелы, ворвались в комнату и приступили к закрытому массажу сердца. Нет предсмертной записки? А правда в том, что в 50 или даже 75 процентах случаев самоубийство не сопровождается никакой запиской.

Отношения детектива и медэксперта неизбежно являются симбиотическими, но периодические трения между дисциплинами порождают свои стереотипы. Детективы искренне верят, что каждый патологоанатом выходит из медвуза с книжным мышлением, имеющим лишь случайное сходство с тем, что творится в реальном мире. Получается, врача-новичка сначала надо еще «разносить», как новую кобуру. Точно так же патологоанатомы считают подавляющее большинство детективов убойного без пяти минут патрульными – безграмотными и далекими от науки. Чем меньше у детектива опыта, тем легче принять его за профана в искусстве расследования смерти.

Пару лет назад Дональд Уорден и Рич Гарви присутствовали в прозекторской по поводу убийства из дробовика как раз в тот момент, когда Джон Шмялек, старший медэксперт Мэриленда, вышел на дневной обход с группой ординаторов. Шмялек совсем недавно попал в Балтимор через Детройт и Альбукерке, и потому, скорее всего, считал Уордена не более сведущим в науке, чем любого другого следователя из полиции.

– Детектив, – спросил он Уордена перед своей группой, – вы можете сказать, это входные отверстия или выходные?

Уорден посмотрел на