Властители Зла. Кн. 2. (Лицо - Книга грез) - Джек Вэнс

Говард Хардоах уныло улыбнулся:

— Меня же пригласили. Или это не мой класс и не моя школа?

Поль вер Эйх несколько грубо заметил:

— Об этом лучше не говорить!

— Совершенно верно. — Говард пододвинул стул и сел. — Если позволите, я попробую вашего «Аммари».

— Я вас не приглашал к столу.

— Спокойно, Поль, не будь жадным! Разве ты тонна за тонной не перетираешь ценную мурдиксикскую муку?

— Да, фабрика работает. Я поддерживаю ее в хорошем состоянии и получаю прибыль.

Говард Хардоах откинул голову назад и засмеялся:

— Я рад встретить вас всех. — Он взял руку Мирл и поцеловал ее пальцы. — Особенно тебя. Я необычайно взволнован, хотя это не совсем правильное слово... Ненасытно... Нет, это тоже не то слово... Восхищение прекрасными девушками... И еще до того, как кончится вечер, мы встретимся снова.

Поль вер Эйх привстал, но Говард Хардоах уже отвернулся от Мирл, поднес бутылочку «Аммари» к губам и залпом опорожнил ее.

— Освежает! — Изящным движением он бросил бутылочку в корзину.

Вдруг Саби тронула мужа за руку:

— Поль, кто эти люди?

Она указала в конец павильона. Там стояли трое мужчин с тяжелыми лицами, в серой с черным форме и черных касках. Каждый держал в руках короткую винтовку.

Миссис Джанат тихо вскрикнула:

— Они повсюду! Нас окружают!

Говард Хардоах произнес:

— Не обращайте на них внимания. Это часть моей свиты. Вероятно, пора сделать объявление, чтобы успокоить любопытных. — Говард Хардоах прыгнул на сцену, где располагался оркестр. — Школьные товарищи, старые знакомые, все остальные! Вы заметили группы людей, похожие на военные отряды? Это просто мои телохранители. Сегодня они надели эти очень непривлекательные костюмы, которые своим цветом говорят нам, что их обладатели в мрачном настроении. Когда они надевают желтое, значит, они оживленны и веселы. Когда они надевают белое, мы называем их «мертвыми куклами». А теперь устроим вечер удовольствий!

Пусть воспоминания текут своим чередом. Блой Садалфлоурис сказал мне, что никаких развлечений не намечается. Это меня несколько огорчило, и я решил предложить свою программу. Позвольте мне коротко рассказать о себе. Возможно, из всех посещавших старую добрую школу я был самым наивным. Сам поражаюсь. Каким мечтателем я был двадцать пять лет назад! Придумывал таинственный мир незаконных удовольствий и мучительных вожделений... Но когда пытался найти себя, то получал отпор. Все, что существовало в моем мире, окружающим казалось извращением. К бедному мальчику придирались, его оскорбляли, над ним насмехались и даже дали ему идиотскую кличку — Фимфл. Я уверен, автором был Блой Садалфлоурис. Верно, Блой?

Блой надул щеки, но промолчал.

Говард. Хардоах опустил голову, медленно покачал ею:

— Бедный Говард! Девушки относились к нему не лучше. Даже теперь я вздрагиваю, вспоминая их пренебрежение! Саби Садалфлоурис играла в жестокую, бессердечную игру, которую не стану описывать. Теперь я приглашаю ее очаровательных дочерей совершить круиз на борту моей космической яхты. Мы посетим интересные миры, и, я уверяю, в моей компании они не будут скучать. Возможно, это вызовет мучения и чувство одиночества у Саби, но она должна была подумать о своих поступках двадцать пять лет назад. О поступках, которые заставили меня бежать из Гледбитука! — Трисонг обвел взглядом примолкших одноклассников. — Все, о чем я пока говорил, шло мне во вред. Но теперь я очень богатый человек. Я могу купить весь Гледбитук и не заметить этого. С философской точки зрения, я — сверхъестественная личность. Я исповедую Доктрину Космического Равновесия, а если говорить проще — «зуб за зуб...» Теперь о программе сегодняшнего вечера. Я назвал ее довольно оригинально: «Мечта Выдающегося Школьника о Справедливости!» И совершенно счастлив, что волен распоряжаться обстоятельствами!

Корнелиус Ван Бойерс, главный организатор праздника, поспешно вышел вперед:

— Говард! Ты говоришь невероятные глупости! Это же просто несерьезно, но, в сущности, ты хорошо нас всех повеселил. Садись наконец на место. Ты хороший парень, и мы вместе будем наслаждаться вечеринкой.

Говард махнул рукой. Два телохранителя вывели Корнелиуса Ван Бойерса из павильона и заперли его в женском туалете. Этим вечером его больше никто не видел.

Говард Хардоах повернулся к оркестру. Джерсен, сидевший в двадцати футах от него, надеялся, что широкополая шляпа и кроткое выражение лица — хорошая маскировка. Хардоах едва взглянул на Джёрсена.

— Маэстро Кутте! Мне доставляет огромное удовольствие встретить вас снова! Вы помните меня?

— Не особенно отчетливо.

— Это потому, что вы разозлились на меня и отобрали скрипку. Вы сказали, что я играю как напившаяся белка.

— Да. Я помню этот случай. Ты сделал грубое вибрато. Но почему, вспоминая старое, ты припоминаешь только гадости?

— Интересно, а вы сами никогда не играли в этом стиле?

— Никогда! Все ноты должны быть логически завершенными, точными и ограниченными с каждой стороны.

— Позвольте напомнить вам о трюизме музыкантов, — сказал Говард Хардоах. — Когда вы перестаете расти, то начинаете опускаться. Вы никогда не играли как напившаяся белка, а сейчас пришло время попробовать. Для того чтобы играть как напившаяся белка, тогда как вы не белка вовсе, вы, по крайней мере, должны напиться. Здесь есть все необходимое. Пейте, профессор Кутте, а потом играйте! Так, как раньше вы никогда не играли!

Кутте наклонился и оттолкнул предложенную бутылку:

— Простите, но я не употребляю ферментов и спиртов. Учение категорически запрещает это.

— Хо! Мы набросим покрывало на теологию, как могли бы набросить платок на болтливого попугая. Доставьте нам радость! Удовольствие! Пейте, профессор! Пейте здесь, или мои телохранители напоят вас за павильоном.

— Пить я не хочу, но если меня принуждают... — Кутте опрокинул содержимое бутылки себе в рот и закашлялся. — Какая горечь!

— Да, это «Горький Аммари». А теперь попробуйте «Дикий Солнечный Свет».

— Это несколько лучше. Позвольте попробовать «Голубые слезы»... Так. Отлично. Достаточно!

Говард Хардоах засмеялся и хлопнул Кутте по спине. Джерсен смотрел на происходящее с тоской. Так близко и так далеко! Музыкант, игравший на цимбалах, пробормотал:

— Этот человек безумен! Если он подойдет ближе, я ударю его цимбалами по голове. Вы поможете мне, и мы в один миг прекратим это безобразие.

У входа стояли двое мужчин: один — низкий и толстый, как обрубок, почти лысый, с квадратной головой и мясистыми чертами лица; второй — худощавый, мрачный, с короткими жидкими черными волосами, впалыми щеками, с длинным бледным подбородком. Они не были одеты в форму телохранителей.