Кавказская война. В очерках, эпизодах, легендах и биографиях - Василий Потто

При таких условиях Ахалцихе, конечно, долго держаться не мог; но, к сожалению, на десятый день осады в русском лагере обнаружились признаки чумной заразы, занесенной, как оказалось, из крепости. Тормасов верно оценил последствия, которыми могло сопровождаться дальнейшее пребывание войск в зачумленном крае. И как ни близко и ни возможно казалось ему покорение Ахалцихе, однако же, сообразив, что разъяренных солдат, когда они возьмут город, ничто не удержит от соприкосновения с жителями и их имуществом, он решился лучше пожертвовать военной славой и отступить от крепости. На всем протяжении границы тотчас устроены были им карантины, и эта благоразумная мера пресекла доступ болезни в пределы Грузии. Император Александр пожаловал Тормасову орден Святого Владимира 1-й степени.

Наступил 1811 год – год крайне тяжелый для русских войск в Закавказье, где после неудачной попытки Тормасова овладеть Ахалцихе опять обнаружилось сильнейшее движение во всем мусульманском мире. Борьба приближалась неравная. Весь Дагестан волновался, угрожая отторгнуть от нас Кубинскую провинцию, в татарских дистанциях Грузии шло сильное брожение умов и зрели тайные заговоры, эриванский хан держал войска наготове, турки собирали значительные силы в Карсе, а персияне, обыкновенно начинавшие действовать летом, на этот раз уже в феврале вторгались в Карабаг, и хищнические партии их стали появляться под самой Шушей. Затруднительность положения увеличивалась тем, что Россия, готовившаяся к гигантской войне с Наполеоном, не только ничего не могла отделить на помощь отдаленному Закавказью, а, напротив, отнимала от него часть и тех незначительных средств, которыми оно располагало: Тормасов получил секретное предписание отправить в Россию три полка с Кавказской линии и один из Грузии. Но все возникшие тогда затруднения пришлось разрешать уже не Тормасову, а его преемнику, маркизу Паулуччи, вступившему в управление краем в сентябре того же года. Тормасов же, по настоятельной его просьбе, был отозван с Кавказа, и государь назначил его главнокомандующим обсервационной армией, формировавшейся тогда на Волыни.

Дальнейшая деятельность Тормасова уже не принадлежит Кавказу. В Отечественную войну он командовал Третьей западной армией, главная квартира которой помещалась в Луцке, и ему принадлежит победа 15 июля 1812 года при Кобрине – первая одержанная русскими войсками в эту тяжелую для России годину. Здесь уничтожен был Саксонский корпус и взято с боя восемь орудии и четыре знамени – первые же трофеи Отечественной войны. С тех пор имя Тормасова сделалось известным целой России, и народный восторг по отношению к нему выразился с особенной силой в Москве, где с лихорадочным трепетом следили за отступлением других русских армий к Смоленску.

Когда пришло известие о победе, на сцене московского театра давали оперу «Старинные святки». И вот, когда дело дошло до подблюдных песен, когда началось обычное величание: «Слава Богу на небе, слава, а государю на сей земле слава», – знаменитая тогдашняя певица Сандунова неожиданно вышла вперед и запела:

Слава, слава генералу Тормасову,Поразившему силы вражеские!..

Театр дрогнул от грома рукоплесканий и криков «Ура!», и «восторженные возгласы, – говорит один современник, – смешались с радостными слезами зрителей». Это была дань народного чувства русскому народному герою.

Наградой Тормасову за победу под Кобрином был орден Святого Георгия 2-й степени и пятьдесят тысяч рублей единовременно, «ибо, – как писал ему государь, – мне известно, что состояние ваше не весьма избыточно».

После Тарутинского сражения Тормасов принял в командование Вторую армию князя Багратиона и с ней дошел до Люцена. Но здесь болезнь заставила его навсегда расстаться с военной деятельностью и возвратиться в Россию. Состоя в звании члена Государственного совета, он был пожалован орденом Андрея Первозванного, а после взятия Парижа назначен главнокомандующим в древнюю русскую столицу, которую нужно было воздвигать из пепла. В этой должности Тормасов стяжал себе всеобщую любовь москвичей, был возведен в графское достоинство и 13 ноября 1819 года скончался на шестьдесят седьмом году от рождения. Прах его покоится в московском Чудовом монастыре.

XVII. ЧХЕРИ И МУХУРИ

(Эпизод Имеретинского восстания)

Во время Имеретинского восстания 1810 года, когда русским войскам пришлось вынести неимоверные усилия в борьбе с природой края и воинственным населением, особенно выдались два удивительно характерных эпизода, связанные с именами Чхери и Мухури – двух укрепленных замков, какими усеяна вся Имеретия.

Чтобы понять, какое значение имели подобные замки, как могли и в каком положении должны были очутиться случайно отрезанные в них русские гарнизоны, нужно ясно представить себе грандиозную и могучую природу Имеретии, которая играла во время войн огромную роль. Нет края более удобного для партизанской войны, как Имеретия. Непроходимые топи, ручьи, мгновенно обращающиеся в бурные потоки, суровые ущелья, заваленные скалами, высокие горы и вековые леса, перевитые ползучими растениями, на каждом шагу представляют такие места, которые легко могут превратиться в обширные вражеские могилы. Самая бедность страны и скудность средств ее содействуют гибели незваных гостей, особенно таких, к которым дышит ненавистью население.

У туземцев существует на этот счет много преданий. Говорят, например, что некогда, в старые годы, какое-то воинственное племя, известное народу под именем абашей, спустилось с гор и стало на берегу безымянного ручья, выжидая случая приняться за разорение края. Все население поднялось на защиту, но старшины сдержали пыл молодежи, зная, что солнце скоро растопит горные снега и природа сама распорядится истреблением пришельцев.

И вот в одну ненастную ночь безымянный ручей вдруг превратился в грозно ревущий водопад и, как поток разрушительной лавы, хлынул из берегов, ниспровергая и уничтожая все встречавшееся ему на пути. Напрасно испуганные абаши искали спасения в бегстве: большинство из них, застигнутое разливом, погибло в бушующих волнах, а остальные были истреблены имеретинцами. Ни один из абашей не возвратился на родину, а благодетельный ручей, в память события, с тех пор так и зовется Абашем.

При такой топографии края Имеретия еще более выигрывала в оборонительной войне от множества старинных монастырей, башен и замков, обнесенных массивными каменными стенами. Все они были построены на неприступных скалах и превращали страну в одну гигантскую крепость, осада которой потребовала бы много усилий и крови. К счастью, имеретинцы, в большинстве, смотрели на русских как на людей, пришедших избавить их от векового мусульманского гнета, и только этим обстоятельством выясняется относительная легкость, с которой малочисленные русские силы выполнили трудную задачу умиротворения края.