Миры Филипа Фармера. Т. 22. Пир потаенный. Повелитель деревьев - Филип Фармер

Паунчо и Барни родились в 1932 году малое время спустя после разводов их родителей, Джоко и Порки слишком много времени проводили со своим шефом в ущерб желаниям их жен, что привело к тому, что обе они ушли, хлопнув за собой дверями, когда решили, что с них достаточно.

— Я еще хорошо помню визиты моего старика, — сказал мне Паунчо, — Моя мать спустя два года после развода с отцом вновь вышла замуж, и ее новый муж стал моим отчимом. Он был шикарным типом по отношению ко мне, но это ничего не меняло. Каждый раз, когда эта старая обезьяна появлялась в нашем доме, происходило одно и то же. Я не знал ни что мне делать, ни как мне себя вести. С одной стороны, я его очень любил, отца то есть, с другой, — никак не мог усечь, почему он меня оставил одного. Я понял это лишь потом, много лет спустя. Он предпочел приключения своим войлочным тапочкам, и не мне осуждать его за это. Но с тех пор я невзлюбил все, что имело к нему хоть какое-то отношение. В том числе и химию, в которой мой отец, как говорят, волок лучше всех в мире.

Паунчо вспомнил также визиты его «дядюшки Дока» и набеги, которые он совершал в полную чудесных и загадочных предметов лабораторию, располагавшуюся где-то на верхних этажах Эмпайр Стейт Билдинга.

Барни жил в трех домах от Паунчо, и они с самого детства росли вместе. Затем, во время войны в Корее, служили в морской пехоте в одной и той же части. И вновь они были вместе в тот день, когда нашли Дока, после смерти их отцов. Оба унаследовали от отцов страсть к стычкам и приключениям. Когда они узнали, что исследования Дока близки к завершению и вскоре он будет сам производить эликсир, подобный полученному им от Девяти, Паунчо и Баони, не колеблясь решили помогать ему во всем.

При скорости, с которой мы неслись по шоссе, мы должны были достичь пересечения двух автомагистралей меньше чем за десять минут. Но столкновение трех автомобилей, вошедших друг в друга в тумане, как отрезки телескопической трубы, задержало нас на некоторое время. Авария несколько охладила пыл Паунчо и дальше он ехал с весьма умеренной скоростью, не превышая шестидесяти километров в час. Через некоторое время он сверился со счетчиком расстояния, снизил скорость еще больше и так тащился до самого перекрестка, который совершенно внезапно вынырнул из тумана прямо перед нашим носом. Паунчо свернул вправо, проехал еще несколько метров и остановился на обочине. Остальные машины остановились за нами. Два водителя вышли наружу, поминая на чем свет стоит «этого проклятого шофера-янки».

Туман вроде бы как стал еще гуще, видимость практически терялась на расстоянии вытянутой руки. Я знал, что вокруг нас окружающая местность такая же ровная и плоская, как долина Иллинойса. Наша А-303 была нацелена, будто дуло винтовки, точно на северо-запад и через милю пересекалась с простой грунтовой дорогой. Оттуда, чтобы попасть в Стоунхендж, нужно было повернуть налево, и, приблизительно через пару сотен метров, вы оказывались перед величественным монументом, огороженным от любопытствующих колючей проволокой. Если ехать по грунтовой дороге дальше и у пересечения ее с А-344 взять влево, то сразу попадаешь к центральному входу «почтенного и замечательного памятника долины Солсбери, возведение которого молва приписывает Великому Мерлину, Магу и Волшебнику», если говорить словами знаменитого архитектора, Джона Вуда.

Паунчо вышел из машины и снял плащ. Я стоял не дальше тридцати сантиметров от него, поэтому-то и смог понять, несмотря на отвратительную видимость, откуда у него такое прозвище. Его огромный живот торчал вперед, словно у гориллы, только что проглотившей огромное блюдо побегов молодого бамбука. Не мягкое и расплывшееся, как студень, а упругое и твердое, это изумительное чрево по жесткости больше походило на грудную клетку орангутанга. Компенсируя невероятную длину его рук, ноги были толстыми и короткими. Тем не менее рост его был не ниже метра восьмидесяти — в то время как его отец не превышал метра пятидесяти, — а вес достигал, вероятно, ста шестидесяти килограммов.

Он открыл ящики и раздал всем оружие. Я взял бейсбольную биту, кинжал из пластика с семидюймовым лезвием и колчан со стрелами, который повесил на поясе рядом с кинжалом. Арбалет был совсем маленьким, но нужно было иметь сильную кисть, чтобы максимально натянуть тетиву и закрепить ее на предохранительном крючке. Для выстрела достаточно было нажать на курок, расположенный в нижней части ложа, выточенного в форме рукоятки пистолета.

— С помощью этой штуковины, на расстоянии одного метра, вы пробьете любой доспех, даже подобный вашему, — поучал нас Паунчо. — В таком случае стрела войдет неглубоко, всего на полтора-два сантиметра. Но этого достаточно, чтобы вывести из строя человека, а то и убить его. Но если стрела не встретит препятствия, она пронзит человека насквозь.

Гранаты больше походили на теннисные шары. Сверху, выдаваясь над поверхностью на сантиметр, торчала чека.

— Надо нажать, повернуть налево, вырвать, бросить и бежать, — продолжал он инструкции. — Никакого промедления. Эта штука взрывается через две секунды с силой семисотграммового заряда тринитротолуола. Главное — это место, куда она упадет.

Я перепрыгнул через проволоку заграждения, отставая от Паунчо на два шага. Проволока уже была теплой под воздействием индукционного поля. Когда впереди очертилась округлая форма кургана, у которого была назначена встреча с Доком, Паунчо остановился и негромко позвал:

— Док? Эй, Док! Это я!

Никакого ответа. Наши люди встали вокруг холма и стали звать Дока. Я влез на его вершину и прошелся по всей длине, но никого не обнаружил. Лишь приблизив глаза к самой земле, я обнаружил следы чьих-то ботинок.

Пришлось возвращаться к машинам. Паунчо ругался сквозь зубы, дыша на ладони своих огромных ручищ.

— Чертов холод! Я продрог до костей. Эй, графиня! Не знаете ли вы, как можно было бы согреть одного бедного парня, вроде меня?

Клара рассмеялась:

— Попробуй поймать меня, торопыга питекантроп. Пока тебе удастся это, уверяю, ты весь будешь в пене! Но сейчас, мне кажется, тебе лучше поберечь свои силы для другого.

— Согласен, — тихонько прорычал он. — Мы поговорим об этом за стаканчиком доброго мартини.

— Я жду тебя после этой заварушки.

— Посмотрим, что скажет наш волокита Барни, когда узнает про это, — хихикнул Паунчо.

Когда он смеялся, было впечатление, будто с горы катится мешок с орехами. Я повысил голос:

— Тихо!

Сквозь окружавшую нас серую пелену донеслись чьи-то приглушенные крики, шум и треск. Сухой звук удара одной биты о другую, по доспехам или по голове? Поди узнай.