Королева Марго - Александр Дюма

– Я тебе говорю...

– А я тебе говорю, что если они заговорщики, то это их дело.

– Что ж, это верно! Ведь я больше не служу у Алансона, так что пускай себе улаживают свои дела, как их душе угодно.

Так как куропатки достигли, по-видимому, той степени прожаренности, какую любил Коконнас, то пьемонтец, рассчитывавший на них как на самое лакомое блюдо своего ужина, позвал Ла Юрьера, чтобы тот снял их с вертела.

А в это время Генрих и де Муи устроились у себя в комнате.

– Государь! Вы видели Ортона? – спросил де Муи, когда Грегуар накрыл на стол.

– Нет, но я получил записку, которую он положил за зеркало. Я думаю, мальчик испугался; дело в том, что его застала там королева Екатерина, он и убежал, не дожидаясь меня. Я было немного встревожился, когда Дариола сказала мне, что королева-мать долго разговаривала с Ортоном.

– О! Это не опасно. Он ловкий постреленок, и, хотя королева-мать знает свое дело, он обведет ее вокруг пальца, я в этом уверен.

– А вы, де Муи, видели его потом? – спросил Генрих.

– Нет, но я увижу его сегодня: в полночь он должен зайти сюда за мной и принести мне добрый мушкет, а когда мы отсюда выйдем, он все мне расскажет.

– А что это за человек был на углу улицы Де-Матюрен?

– Какой человек?

– Человек, который дал мне лошадь и плащ; вы в нем уверены?

– Это один из самых преданных нам людей. А кроме того, он вас не знает, ваше величество, и даже не представляет себе, с кем он имел дело.

– Значит, мы можем говорить о наших делах совершенно спокойно?

– Вне всякого сомнения. А кроме того, Ла Моль на страже.

– Чудесно.

– Так что же сказал герцог Алансонский, государь?

– Герцог Алансонский не хочет уезжать, де Муи, он вполне ясно дал это понять. Избрание герцога Анжуйского на польский престол и нездоровье короля изменили все его намерения.

– Так это он разрушил наш план?

– Да.

– А он нас не выдаст?

– Пока нет, но выдаст при первом удобном случае.

– Трусливая душонка! Предательский умишко! Почему он не отвечал на письма, которые я ему писал?

– Для того, чтобы иметь доказательства, но не предъявлять их. А пока все проиграно, не так ли, де Муи?

– Напротив, государь, все выиграно. Вы прекрасно знаете, что гугенотская партия, кроме небольшой группы сторонников принца Конде, была за вас и сделала вид, что завязывает отношения с герцогом Алансонским только для того, чтобы он служил ей защитой. И вот, после приема послов, я их всех снова объединил и связал с вами. Ста человек было достаточно, чтобы бежать с герцогом Алансонским; теперь у меня пятьсот; через неделю они будут готовы и расставлены отрядами вдоль дороги на По. Это будет уже не бегство, а отступление. Государь! Вам довольно пятисот человек? Будете вы чувствовать себя в безопасности с таким войском?

Генрих улыбнулся и хлопнул его по плечу.

– Ты-то знаешь, де Муи, – и знаешь только ты один, – что король Наваррский от природы не так уж пуглив, как о нем думают, – сказал он.

– Боже мой! Я-то знаю, государь, и надеюсь, что уже недалек тот час, когда вся Франция будет знать это не хуже меня.

– Но когда люди составляют заговор, им нужен успех. Первое условие успеха – решимость, а чтобы к этой решимости присоединились быстрота, прямота, твердость, нужна уверенность в успехе.

– Превосходно! Государь, по каким дням бывает охота?

– Каждую неделю или каждые десять дней – или с гончими, или соколиная.

– А когда была последняя?

– Как раз сегодня.

– Значит, через неделю или через десять дней двор снова поедет на охоту?

– Вне всякого сомнения, а может, даже раньше.

– Выслушайте меня: по-моему, все совершенно успокоились – герцог Анжуйский уехал, о нем забыли и думать. Здоровье короля с каждым днем улучшается. Преследования нас, гугенотов, почти прекратились. Расстилайтесь перед королевой-матерью, расстилайтесь перед герцогом Алансонским, твердите ему все время, что не можете уехать без него, постарайтесь, чтобы он вам верил, – это самое трудное.

– Будь покоен, он поверит!

– А вы думаете, что он так доверяет вам?

– Господь с вами, вовсе нет. Но он верит всему, что говорит королева Наваррская.

– А королева служит нам искренне?

– О! У меня есть тому доказательства. А кроме того, она честолюбива, и наваррская корона, которой нет, жжет ей лоб.

– Хорошо. Тогда за три дня до охоты пришлите мне сказать, где она будет – в Бонди, в Сен-Жермене или в Рамбуйе; прибавьте, что вы готовы. А когда увидите, что впереди скачет де Ла Моль, следуйте за ним и мчитесь что есть духу. Только бы вам удалось выехать из лесу, а там пусть королева-мать, если ей захочется вас видеть, летит за вами вслед. Но я надеюсь, что ее нормандские лошади не увидят даже подков берберских лошадей и испанских жеребцов.

– Решено, де Муи.

– У вас есть деньги, государь?

Генрих сделал гримасу, какую делал всю жизнь, когда ему задавали этот вопрос.

– Не слишком много, но, по-моему, деньги есть у Марго.

– Все равно, ваши ли, ее ли, берите с собой как можно больше.

– А ты что будешь делать тем временем?

– После того, как я устрою дела вашего величества – а я занялся ими, как вы видели, добросовестно, – надеюсь, что вы, ваше величество, разрешите мне заняться моими делами?

– Конечно, де Муи, конечно! Но какие это у тебя «свои дела»?

– Сейчас скажу, государь. Ортон, – а он мальчик очень умный, я особенно рекомендую его вашему величеству – вчера сказал мне, что встретил около Арсенала этого разбойника Морвеля, который благодаря заботам Рене теперь поправился и греется на солнышке, как и подобает змее.

– Ага! Понимаю, – сказал Генрих.

– Понимаете? Это хорошо... Когда-нибудь вы станете королем, государь, и если вы тоже захотите кому-нибудь отомстить, то отомстите по-королевски. Я же солдат и буду мстить по-солдатски. Поэтому, как только наши делишки уладятся, что даст этому разбойнику еще пять-шесть дней на поправку, я пройдусь около Арсенала, пришпилю мерзавца к земле четырьмя хорошими ударами рапиры и тогда уеду из Парижа с меньшей тяжестью на сердце.

– Занимайся своими делами, мой Друг, занимайся, – сказал Беарнец. – Кстати, ты ведь доволен Ла Молем?

– О-о! Это очаровательный юноша, преданный вам душой и телом, государь! Вы можете на него положиться, как на меня... Молодец!..

– А главное – он умеет молчать. Он поедет с нами в Наварру, де Муи, а там мы подумаем, как мы сможем его вознаградить.

Едва успел Генрих со своей лукавой улыбкой произнести эти слова, как дверь отворилась, или, вернее, распахнулась, и тот, кого сейчас так расхваливали, появился бледный и возбужденный.