Севастополист - Георгий Панкратов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оторвал взгляд от устройства и помотал головой, стараясь стряхнуть видение. В конце концов, померещиться может всякое – вряд ли то, что я увидел, хотя бы что-то говорило о настоящей Башне. «Нет, это все ерунда, ерунда», – успокаивал я себя и, отстранившись от трубы, принялся спускаться по лестнице. Прозрачные дверцы лифта распахнулись, и я увидел Кучерявого. Он стоял в круглой кабине лифта напротив меня.
Он не двигался, лишь смотрел на меня, скрестив руки на груди. Я беспомощно огляделся по сторонам и понял, что бежать некуда.
– Прошу, – произнес Кучерявый и жестом пригласил меня в лифт.
После того как двери захлопнулись, мы не произнесли ни слова. Было странное ощущение, словно нас объединяло что-то общее. Дело, которое мы должны были сделать вместе – или сделали? Одна на двоих цель, задача? Миссия?
Пока мы не подошли к комнате – той самой, что я зачем-то запер, мне не могло и подуматься, насколько эта цель ужасна.
Мы переглянулись и вошли внутрь. Я сразу заметил перемены, которые произошли здесь в мое отсутствие. На меня никто не смотрел больше, и никто ничего не ждал. Люди не сидели на своих местах за длинными столами – они лежали под ними, на них, возле них. Держались за шеи и головы или просто в бессилии раскинули в разные стороны руки. Они все были мертвы.
Я бросился к Кучерявому, который в задумчивости осматривал эту картину.
– Может, вы что-то объясните? – крикнул я.
– И что же, по-вашему, я должен вам всем сообщить? – невозмутимо спросил Кучерявый.
– Что произошло?
– Мы пустили им газ, – все так же невозмутимо ответил он.
– Зачем? – ужаснулся я.
– Они вредны. Они не представляют никакого интереса. Они не нужны. – Он покачал головой и повторил зачем-то: – Они не нужны.
– Стойте, он жив, жив! – крикнул я, заметив в углу движение. Незнакомый парень в красной майке с бледным лицом пытался подняться. Кучерявый резко, в два прыжка, достиг его, схватил за голову и со всей силы несколько раз ударил о стол. Тело сползло на пол.
– Что ты делаешь? – крикнул я в ужасе. – Им нужно помочь, помочь!
Чья-то цепкая рука ухватила меня за плечо, я развернулся и увидел Джанкоя. Он пошатывался, а изо рта его шла пена, растекаясь по густой бороде.
– Ты… ты… – хрипел он.
Я отпрянул в ужасе, и в тот же самый миг боковым зрением заметил бездыханное тело девушки возле самых моих ног. Это была Керчь.
– Держи, – раздался властный голос, и я повернулся к Кучерявому. Он протягивал мне оранжевое ожерелье.
– Зачем? – в панике крикнул я. – Не понимаю, зачем?!
– Борода все расскажет о нас в Полпоз, – все так же спокойно сказал Кучерявый. – И тогда тебе не видать, чем кончается Башня. Тебе ничего не видать.
Он беззвучно рассмеялся, и первым моим порывом было выхватить ожерелье и придушить его. Но Кучерявый просто стоял и ничего не делал. Он ждал.
А Джанкой уже напал на меня. Он вцепился руками мне в шею, а впалые зрачки его и синее лицо парализовали меня, окутали ужасом. Я дрожащими руками схватил ожерелье, даже не удивившись тому, каким оно стало большим вдруг – а может, это было просто-напросто другое ожерелье? Какое это имело значение, когда тебя душат и нужно срочно что-то предпринимать?!
– Если ты не сделаешь это, – звенел в ушах голос Кучерявого. – Если ты не сделаешь этого…
И я накинул ожерелье на его шею.
– Прости, – прохрипел я.
Мы снова поднимались в лифте, но Кучерявый стоял спиной ко мне и, все так же сложив руки на груди, молча смотрел за стекло, где одна пустота сменялась другой, между которыми была лишь одна разница – чем выше мы поднимались, тем темней становилось вокруг. «Я увижу, чем оканчивается Башня», – думал я, вспоминая последний всхрип бородатого, его бессильное падение, его недвижимое тело рядом с недвижимым телом Керчи. «Я увижу, чем оканчивается Башня».
Когда мы достигли вершины цилиндра и распахнулись двери, Кучерявый развернулся, и тогда я увидел, что он никакой не Кучерявый. И что это даже вовсе не он, а Фе. Весь этот путь в лифте со мной проделала она – моя любимая спасительная Фе. Она была невероятно, демонически красива, и черное небо уже вырывалось из трубки, и клубилось за ее спиной, и пролетали пучки света, и вращались вокруг своих осей тяжелые и грузные шары.
– Если бы ты не сделал этого, – невозмутимо сказала Фе.
– Что? – кричал я в исступлении, не слыша звука собственного голоса. Мне не хватало воздуха. – Что тогда, что?
– Ты не проснулся бы, – расхохоталась девушка, и стекло за ее спиной лопнуло, и все вокруг стало черно.
Такой мне приснился сон.
Когда я очнулся и начал соображать, первым делом услышал сильный гул. Пластиковая стенка напротив светилась теплым желтым цветом и ощутимо вибрировала. Я смотрел на нее, не отрывая глаз, и пытался прийти в себя после испытанного ужаса. Конечно, даже во сне я отдавал себе отчет в том, что такое безумие просто не могло происходить, а я никак не мог быть его участником. Но все же это мысленное путешествие было настолько реалистичным, что отойти от впечатлений удалось совсем не сразу.
Вибрация спадала. Гладь стены постепенно становилась все ровнее, угасал и теплый свет от этого таинственного экрана. Я вспомнил, что Фе говорила про Сервер, и понял: это наверняка он. Странная стенка была единственной в комнате, которая соприкасалась с Сервером – и, возможно, поломники даже что-нибудь видят на этом экране, подумал я.
Чехол с лампой лежал у кровати, все так же стоял стул и маленький столик. Дверь, кажется, была закрыта. Жизнь продолжалась.
Вот только Фе не было.
Когда я засыпал, она лежала рядом. Меня мягко обволакивало, погружало в сон, и так было спокойно, хорошо. И даже сама Феодосия снова стала ненадолго мягкой – должно быть, после своего тяжелого признания. Столько вопросов хотелось задать ей, о стольком поговорить, но сон – а может, Сервер? – шептал в ухо: потом все… потом. Все потом.
И вот теперь это «потом» настало – а ее не было.
Я достал вотзефак и увидел, что все на связи. И тогда – не помню как – возникла мысль: написать из этого странного места вниз. Тем, с кем уже простился.
«Как дела?» – Что ж, я не смог придумать приветствия получше.
Ответ пришел
