Сказка о серебряных щипчиках - Акрам Айлисли
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он не заметил, как ушли те двое в железнодорожной форме.
Только увидел вдруг, что буфетчик стоит перед ним, собирая пустые бутылки, что бутылки поблескивают и что человек в белой майке устало улыбается ему, — больше Самур ничего не видел…
3
На следующий день, рано утром, Самур сошел с поезда километрах в двадцати от Бузбулака. Подъехать на машине было не на что — деньги, что оставались, пришлось отдать проводнику. Можно было бы и бесплатно — на любом попутном грузовике, но Самур никому не хотел показывать, что у него нет денег. Отправился в Бузбулак пешком. Шел кратким путем — по тропке и к полудню, когда солнце стало припекать макушку, добрался до буз-булакских садов. Летние фрукты уже сошли, осенние еще не дозрели. Он отыскал на ветках несколько абрикосов, сорвал неспелое яблоко, пару недозрелых груш, твердый, как камень, персик… Искупался в пруду с собранной про запас водой, — поплавал, потом забрался в самую гущу ежевики и вдоволь наелся ягод. Лег у арыка, в тени огромного дерева, отоспался на славу и, проснувшись под вечер, отправился домой.
Электричества Самур зажигать не стал — луна, и без того светло. Кроме того, Самуру до смерти не хотелось видеть сейчас брата, а зажги свет, Хашим увидит и явится. Но Хашим и без всякого света узнал уже о возвращении брата. Самур еще раздумывал, зажигать или не зажигать электричество, а Хашим уже отворил калитку. Он не спеша шагал к дому по широкой дорожке, вытягивал шею, разглядывая ветки плодовых деревьев. Пока старший брат таким образом добирался до дома, Самур успел решить, что будет говорить про институт.
— Чего это свет не зажигаешь?
— А… Только что приехал…
— Не ври, не только что приехал! — Хашим взглянул на часы на руке. — Ты давно уже… — Он включил свет и уселся за круглый стол, всегда, сколько помнил Самур, стоявший здесь на айване.
— Чего приехал? Деньги кончились?
— Нет… Деньги есть…
— Ладно. Не крути… Ну так как? Я слышал, вроде поступил?
— Не поступил! — выпалил Самур, потому что только так можно было спастись от Хашима. Потому что иначе тот сразу же отправит его в Баку, хотя до начала занятий еще неделя.
Хашим нахмурился.
— Что ж, не хочешь говорить всерьез, заставлять не буду. Дело твое — балбесничай!
Самур ничего не ответил. Хашим тоже молчал. Взглянул на потолок, окинул взглядом двор.
— Пойдем ужинать… — Хашим поднялся из-за стола. — Там и потолкуем.
— Я ел.
— Ладно, хватит ломаться!.. Нубар долму из баклажанов сготовила. Идем!
— Не пойду. Я обедал.
— Где ты обедал?
Самур смутился, ему казалось, что он действительно сегодня обедал, а вот где и как, он не мог вспомнить.
— Ты ведь еще утром с поезда, весь день в саду околачивался. Может, объяснишь, в чем дело?
Самур молчал. Ему не давала покоя бумажка с приказом о зачислении: лежит она в кармане или нет — ни вчера, ни позавчера ни разу не вспомнил о ней. Соврешь, а брат протянет руку и вынет ее из твоего кармана… Вроде не выбрасывал он бумажку, а сунуть руку, пощупать — боязно…
Хашим подумал и снова уселся за стол.
— Мне сказали, ты поступил в институт.
— Кто сказал?
— Это что, очень важно?
Молчание. Хашим поднялся, опять стал ходить по айвану.
— Непонятный ты человек, Самур! Совершенно непонятный. Ну вот скажи, чего ты добиваешься? Чего хочешь — ума не приложу!.. Поехал в Баку, так опять по-человечески сделать не можешь — остановился у жулика, у спекулянта!.. Не у кого больше, да? Или я тебе денег не дал на комнату? Соображать бы должен: у меня не только друзья, и враги есть… Приехал брат председателя сельсовета и у спекулянта приживальщиком…
— Почему приживальщиком?! Я за жилье платил!
— В другом месте надо было платить!
— В каком другом?! Я там больше никого не знаю! Хашим отвернулся, опершись о перила, смотрел куда-то в сторону, но Самур по-прежнему не решался сунуть руку в карман.
— Ладно. Что было, то было… Так поступил ты в институт или не поступил?
— Не поступил.
Хашим повернулся, взглянул на него.
— Врешь ведь!
— А ты откуда знаешь?
— По глазам! — Хашим опять подошел к столу, сел. — Приказ в кармане?
— Нет.
— А где?
— Я же сказал: не приняли!
Хашим постоял, подумал немного и поверил: не приняли; и сам Самур вдруг поверил в это.
— Что же делать будешь? В армию?
— Ну и что — в армию, — ответил Самур. Сказал — и как гора с плеч.
Хашим встал. Вроде решил наконец уйти, но не уходил. Заложив руки за спину, молча расхаживал по айвану и, расхаживая по айвану, был удивительно похож на того, в классе: каждый раз, прежде чем начать урок, он вот так ходил между партами — голова опущена, руки за спину, и, пока он не начинает говорить, ребята дыхнуть не смели.
— Что я могу тебе сказать? — негромко произнес Хашим. — Сам все понимаешь… Живи как нравится… Но… — Он помолчал. — Условие такое: помощи от меня теперь не жди… Значит, не пойдешь ужинать?
Нет, спасибо.
Хашим спустился по лестнице и медленно, не спеша пошел к калитке, внимательно оглядывая деревья. Привычка — вот так оглядывать деревья — появилась у Хашима после того, как он оставил отцовский дом. Самур понимал, почему старший брат с таким сожалением смотрит на деревья: горько ему было, что эти породистые, хорошо ухоженные деревья, которые он когда-то сам сажал и равных которым не найдешь по всей деревне, достались его никудышному брату…
