Под властью отчаяния. Часть 1: Химера - Магдалена Уинклер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Даже смешно. Глава мафии, а убегает так, словно девчонка, стырившая хлеб на рынке. Словно её вот-вот поймают и отхлестают со всей дури. Эрика засмеялась своим мыслям: Кристиан бы мог.
Только вот на самом деле не было ей смешно. Зацепившись в очередной раз о камень каблуком, Ричардсон повернула ногу и упала прямо коленками на асфальт. Из глаз снова брызнули слёзы.
•••
Melanie Martinez — Pity Party
В доме царила праздничная атмосфера, но было в ней что-то неправильное и даже пугающее. Оливер постоянно оборачивался и осматривал просторную комнату в светлых тонах, пытаясь наконец понять, что именно его пугает. Но, кажется, это был обычный день рождения обычной девочки.
По комнате развешаны белые, розовые и голубые шарики, перевязанные золотистой ленточкой. В углу срыта куча подарков в красивых упаковках. За праздничным столом, накрытой белой в цветочек скатертью, сидели гости. Хозяйка дома и ее дочь хорошо поработали над тем, чтобы стол выглядел красиво и достойно — весь заставленный всякими яствами.
Олли сидел рядом с Молли, чувствуя себя крайне неловко в этой компании, потому что, кажется, в доме собрались исключительно родственники именинницы и Расмуссен, который совершенно сюда не вписывался. Фостер, однако, поняла сразу, как чувствует себя парень, поэтому старалась быть как можно более дружелюбной и гостеприимной, не забывая уделять время своему особенному гостю, а также ухаживая за ним.
Юноша, в целом, был крайне удивлен, когда Молли пригласила его на день рождения. Если честно, он вообще забыл о приближающемся празднике во всей повседневной суете и бесконечном потоке проблем. Было крайне стыдно, и Оливер постоянно чувствовал, что не заслуживает расположения этой мягкой и доброй девушки. Он постоянно думал о вскрытой недавно тайне, никак не мог сосредоточиться на другом. Ещё Лекса настораживала — она вела себя не слишком-то здорово. То смеялась, как обычно, то, вспоминая о родителях, становилась агрессивной и придумывала какие-то зловещие планы по сохранению их брака. Оливер просто не мог это слушать. Невыносимо.
Он долго смотрел на своего отца за завтраком и пытался понять, насколько хорошо знает его на самом деле. Он правда мог начать отношения с замужней женщиной? Он рисовал её, потому что просто восхищался красотой, или любил её по-настоящему? Глубоко и болезненно — так, что снова начал пить больше обычного. Оливер ни с кем не мог поделиться своими переживаниями, юноша даже не мог сказать отцу, что знает его секрет — это вообще всё разрушит. Про Лексу и говорить нечего.
Поэтому, когда Молли подошла в школе и позвала на день рождения, Расмуссен растерялся. День рождения? Уже? Какой кошмар! Знакомиться с её родственниками, которые потом наверняка будут шептаться за спиной? Пытаться найти достойный подарок? А главное… что сказать Лексе?
Время шло. В комнату внесли праздничный торт: красивый, большой, щедро облитый глазурью и украшенный клубникой. Оливеру показалось, что он очень подходит Молли, которая выглядела очень счастливой и милой, особенно в этом платье с широкой юбкой до колена и кружевными рукавами. Ее волосы были распущены, поэтому блестящие локоны буквально парили в воздухе, так как девочка постоянно носилась по дому. На ее красивых тоненьких ножках белые гольфы, перевязанные бантиком, а на ступах новые туфельки. А главное, Молли широко улыбалась, выслушивая комплименты в свой адрес. И Оливер не мог поспорить с тем, что девочке ужасно шла улыбка.
После того, как Расмуссен запихал в себя последнюю ложку своего куска торта, Молли схватила его за руку и потащила к выходу из дома.
— Мам, мы пойдем погуляем, — громко провозгласила девушка, на что женщина согласно кивнула головой и продолжила заниматься своими делами.
Оливер рассеянно наблюдал за тем, как легко и быстро Молли застегивает пуговички на своем легком пальто, в то время как сам он медленно завязывал шнурки на своих старых потрепанных ботинках.
— Куда мы, Молли? — тихо спросил Оливер.
— Не бойся, — хихикнула Фостер. — Я просто покажу тебе наш садик. Ну не сидеть нам со взрослыми до конца вечера, правда?
Оливер вяло кивнул головой, после чего без особого желания потащился на улицу вслед за Молли. Руки и ноги неприятно продувало холодным ветром, но Расмуссен уже привык гулять по улице в холод, жаль, что его тело до сих пор не приспособилось к низким температурам, ветру и дождю. Зато Фостер вприпрыжку бежала куда-то вперед, не давая Олли возможности разглядеть садик уже прикрытый вечерними сумерками.
Наконец, девушка остановилась возле качелей, на которые тут же и плюхнулась, широко улыбаясь и радуясь, словно маленький ребенок новой игрушке.
— Тебе так сильно захотелось покачаться на качелях? — недоуменно спросил Оливер.
— Да! Покачай меня, Олли, пожа-а-алуйста!
Молли сделала большие умоляющие глаза и выпятила губу, отчего стала еще больше похожа на ребенка, который теперь старательно выпрашивал новую игрушку. Расмуссен тяжело вздохнул, понимая, что не может отказать этим изумрудным глазам, поэтому подошел к качелям и легонько толкнул их вперёд, постепенно раскачивая все сильнее и сильнее, при этом мягко прикасаясь к спине Молли. Девушка весело хихикала и болтала ногами, рассекая вечерний свежий воздух. Оливер широко улыбался, наблюдая за счастливой Молли, чувствуя, как по груди распространяется приятное тепло. Девочка казалась такой беззаботной, что совсем было не похоже на ее привычное состояние, когда Молли словно пыталась спрятаться от окружающих в своем мирке. Фостер безумно шли искорки в глазах, и счастливая улыбка, и заливистый смех, и уверенность в себе, и ощущение того, что она кому-то нужна. Кажется, Оливер даже мог его ей подарить, потому что правда очень хотел помочь Молли стать этой самой счастливой девочкой, а не несчастным замкнутым ребенком. Наслаждаясь её заливистым смехом, Расмуссен мог на время выпасть из того мира, в котором ему было суждено расти — из мира, в котором у него есть только отец, из мира, который отнял у него бабушку и дедушку, из мира, в которым им пришлось бежать из Данни чёрт знает от кого, из мира, в котором он жил в маленьком домике со старыми продуваемыми ветром окнами, из мира, в котором мальчик чувствовал себя бесконечно одиноким и запутавшимся.
Но что-то в груди больно кольнуло, когда Оливер вспомнил Лексу. Когда в школе юноша сказал подруге о приглашении, та резко перестала рассказывать свои длинные весёлые истории и просто кивнула головой. Больше она уже не стремилась поддерживать разговор.
