Собрание сочинений. Т. 20. Плодовитость - Эмиль Золя

И вдруг сердце его не выдержало, из глаз полились слезы. Ноги у него подкосились, он упал на стул, продолжая перечитывать телеграмму: «Твой сын умер… Твой сын умер», — и, казалось, искал между строк то, чего там не могло быть. Возможно, он умер еще до приезда матери. А возможно, она застала его при смерти. Он все твердил, что она уехала поездом одиннадцать десять, а значит, приехала в Батиньоль к половине первого; и так как телеграмма была отправлена в час двадцать, то скорее всего она застала его уже мертвым.

— Пропади все пропадом! Телеграмма, ведь ничего вроде в ней не сказано, а человека наповал убивает. Могла бы послать ко мне кого-нибудь… Придется самому ехать. Ох, это уж чересчур, дальше идти некуда, слишком уж много горя для одного человека!

Лепайер выкрикнул эти слова в таком отчаянии, что Матье, охваченный состраданием, решил вмешаться. Потрясенный внезапно разыгравшейся драмой, он вначале не мог вымолвить ни слова, но, овладев собой, предложил мельнику свои услуги, сказал, что готов поехать с ним в Париж. Но пришлось отступить: мельник, разъяренный присутствием врага в своем доме, вскочил на ноги и двинулся на Матье.

— А, значит, вы пришли все-таки… Что это вы мне тут говорили? Что их надо поженить, этих подлых детей… В самый раз мне теперь на свадьбах гулять! Мой мальчик умер, нашли время, когда прийти… Убирайтесь-ка, убирайтесь подобру-поздорову, а то быть беде!

Он сжал кулаки, присутствие Матье именно сейчас, в ту минуту, когда рушилась вся его жизнь, приводило его в бешенство. До боли страшно было видеть здесь, у себя, этого горожанина, который, начав крестьянствовать, сколотил себе состояние, особенно страшно было сейчас, когда на него самого так неожиданно обрушилось известие о смерти Антонена, из которого они мечтали сделать барина, внушив ему отвращение к земле и отправив в Париж подыхать в праздности и пороке. Особенно же он бесился оттого, что оказался не прав, что эта оклеветанная им земля, которую он считал чем-то вроде старой бесплодной любовницы, обернулась такой ласковой, молодой и щедрой к человеку, сумевшему ее полюбить. А его окружают одни лишь развалины, — значит, он просчитался в своем нелепом стремлении ограничить семью; смерть сына от позорной болезни, бегство дочери с одним из сыновей преуспевающего фермера, а ему самому, в этот страшный час очутившемуся в полном одиночестве, только и остается рыдать от горя на опустевшей мельнице, которой он тоже пренебрегал и которая, того гляди, рухнет от ветхости.

— Послушайте-ка, что я вам скажу: если даже Тереза будет ползать у моих ног, я никогда не отдам ее за вашего разбойника!.. Для того, чтобы надо мной издевались, чтобы вы меня сожрали, как вы сожрали всех других, для этого, что ли?!

Вероятно, где-то в глубине души у него гнездилась тревожная мысль: раз Антонен умер, значит, Грегуар, женившись на Терезе, получит мельницу. Ему же достанутся и пустоши, и тот участок, который клином врезался в земли Фромана, зарившегося на эту полосу, и за который Лепайер только потому и держался с таким варварским злорадством. А Грегуар, едва он станет хозяином, тут же уступит его отцу. Мысль о том, что Шантебле увеличится за счет его земель, окончательно привела мельника в исступление.

— Вашего сыночка я отправлю на каторгу, а вас, если вы не уберетесь отсюда, вышвырну вон… Убирайтесь, убирайтесь немедленно!

Матье, побледнев, отступил перед этим безумцем. На прощанье он спокойно сказал ему:

— На вас свалилось несчастье. Я прощаю вам потому, что у вас сейчас большое горе. Впрочем, я ничуть не беспокоюсь, разумные дела улаживаются сами собой.

И снова прошел месяц. Однажды, дождливым октябрьским утром, обнаружили труп г-жи Лепайер: она повесилась в конюшне на мельнице. В Жанвиле нашлись люди, которые уверяли, что ее повесил сам Лепайер. На самом же деле с тех пор, как Антонен умер, она впала в черную меланхолию. Да и жизнь на мельнице стала невыносимой, супруги набрасывались друг на друга, как звери, запертые в одной клетке. Люди только удивлялись, как такая черствая и скупая женщина решилась уйти из жизни, расстаться со всем своим добром. Узнав о смерти матери, Тереза раскаялась в содеянном и, не желая оставлять отца одного после двух таких тяжких утрат, сразу же примчалась домой и поселилась на мельнице. Первые дни, проведенные ею с глазу на глаз с этим грубияном, доведенным судьбой до отчаяния, оказались очень и очень нелегкими. Но Тереза была девушка мужественная и решительная. Несколькими неделями позже она добилась согласия отца на брак с Грегуаром, что было, как говорил Матье, единственным разумным выходом. Обитатели фермы, куда блудный сын не смел являться, вздохнули с облегчением: до них доходили слухи, что молодая парочка жила где-то в отдаленном квартале Парижа, подозревали даже, что Амбруаз, человек без предрассудков, по-братски оказывал им помощь и снабжал деньгами. Хотя Лепайер и согласился на свадьбу, но продолжал хранить высокомерный и недоверчивый вид человека ограбленного, да и уступил-то он из эгоистического страха очутиться в полном одиночестве у разоренного, потухшего очага. Зато Матье и Марианна от всего сердца радовались такой развязке, положившей конец двусмысленному положению, от которого оба страдали, так больно обидела их непокорность сына.

Но случилось так, что после свадьбы Грегуар, по желанию своей жены Терезы поселившийся на мельнице, против ожидания, прекрасно поладил с тестем. Перелом в их отношениях наступил в результате одного довольно бурного разговора: Лепайер требовал, чтобы Грегуар поклялся, что после смерти мельника не уступит обитателям фермы, своим братьям и сестрам, того участка пустоши, который он до сих пор с упрямством крестьянина, потерпевшего неудачу, упорно отказывался возделывать. Грегуар такой клятвы не дал, но весело заявил, что не так уж он глуп, чтобы лишить свою жену лучшей части ее наследства, ибо рассчитывает возделать эту пустошь и превратить ее за два-три года в самый плодородный участок во всей округе. Чего ради то, что принадлежит ему, достанется другим? Все еще увидят, как он будет защищать своя владения. То же самое произошло и с мельницей. Первым делом Грегуар исправил старый механизм; но, не желая огорчать приверженного старине мельника, он отложил на время разговор о паровой машине и о том, чтобы подвести железнодорожную ветку, которая свяжет мельницу со станцией Жанвиль, — слова Матье еще с давних пор вскружили ему, молодому и дерзкому, голову. Так появился на свет новый Грегуар, остепенившийся лоботряс, сохранивший от своего сумасбродного отрочества лишь способность рисковать всем ради успеха задуманного предприятия; впрочем, теперь он мог рассчитывать на энергичную поддержку своей белокурой Терезы; молодые обожали друг друга и радовались, что могут наслаждаться любовью на старой романтической мельнице, обвитой плющом, ожидая того часа, когда можно будет ее сломать и воздвигнуть на ее месте большой и светлый мукомольный завод с новыми огромными жерновами, что было венцом их честолюбивых мечтаний.

В последовавшие за этим годы Матье и Марианне пришлось не раз пережить грусть разлуки. Наступила очередь трех дочерей: Луиза, Мадлена и Маргарита, одна вслед за другой, выпорхнули из родительского гнезда. Все три вышли замуж в этих же краях. Луиза, воплощенное веселье и здоровье, полная брюнетка с тяжелой копной волос и большими смеющимися глазами, сочеталась браком с жанвильским нотариусом Мазо, спокойным и рассудительным человеком, который безмолвно, лишь скупыми улыбками выражал свою радость по поводу того, что связал судьбу с таким беззаботным существом. Второй была Мадлена, золотистая шатенка, более хрупкая, более утонченная, нежели сестры; ее мечтательная красота удачно сочеталась с любовью к музыке. Это был брак по любви, у нее был настоящий роман с уже пользовавшимся известностью архитектором Эрбетом, красивым элегантным мужчиной, который владел небольшим парком возле Монваля, куда он приезжал отдыхать из Парижа. Затем Маргарита, самая некрасивая из всех трех, а вернее, просто дурнушка, обаяние которой крылось в ее доброте, стала избранницей доктора Шамбуве, крепкого, веселого и ласкового молодого человека, поселившегося во Вье-Буре, где он унаследовал практику отца и большой белый дом, который супруги отдали под богадельню. И после замужества трех дочерей в постепенно пустевшем гнезде с Матье и Марианной остались лишь два младших сына — Николя и Бенжамен.

Однако, по мере того как дорогие малыши подрастали и разлетались, другие малыши — от браков сыновей и дочерей — появлялись на свет. На заводе царил Дени, за восемь лет он обзавелся тремя детьми: мальчиками Люсьеном и Полем и девочкой Гортензией. Продолжая завоевывать положение в коммерческом мире, Амбруаз, однако, нашел время, чтобы подарить своему Леонсу маленького братишку Шарля и двух сестренок, Полину и Софи. Жерве у себя на ферме родил двух мальчиков, Леона и Анри, а у Клер, более шустрой, хотя и более молодой, было уже трое детей — сынишка Жозеф и две дочери, Люсиль и Анжела. Да и у Грегуара, на мельнице, появился толстый мальчуган по имени Робер. Не отставали и дочери, недавно вступившие в брак: у Луизы была двухлетняя дочурка Колетта, у Мадлены — шестимесячный мальчик Илер, Маргарита готовилась стать матерью, и ребенка решено было назвать Себастьяном, если это будет мальчик, и Кристиной, если родится девочка. Фамильное древо простирало во все стороны свои ветви, ствол его ежегодно давал мощные побеги, хотя Матье не было еще шестидесяти лет, а Марианне пятидесяти семи; бодрые, здоровые, полные цветущей силы, они радовались бесконечному росту этой ячейки человечества, которой они дали жизнь и которая приумножалась, захватывая вокруг себя пространство, словно лес, пошедший от одного дерева.