Дракон (ЛП) - Андрижески Дж. С.

Мы где-то нашли еду. Местных видящих. Джасека.

Мы поели, а потом Даледжем расстелил одеяла на полу и начал раздевать меня.

Он не очень-то деликатничал. Но я лучше узнавала его свет; теперь я понимала, чем это вызвано. Сегодня я чувствовала больше эмоций — возможно, впервые так много.

Он компенсировал.

Чем мягче становился его свет, тем менее нежным он становился в физическом плане. Временами я почти не могла справиться с такой комбинацией, и не только потому, что иногда мне это напоминало Ревика. Может, это настоящая причина, по которой сегодня он был терпелив. Может, он замечал больше, чем я рассчитывала, и мне начинало казаться, что с ним всегда так.

Может, он не собирался позволять мне избегать этих чувств.

Я ощутила, как усилилась его боль, когда он снова вошёл в меня, и его свет раскрылся до такой степени, что у меня перед глазами всё померкло, и я ахнула, лежа под ним. Как только я открылась по-настоящему, он удлинился и застонал громче, стискивая ладонью моё бедро. Он крепче сжал меня, и наши тела плотнее прильнули друг к другу.

В сочетании с тем, как глубоко во мне он находился, я снова утратила контроль над своим светом.

Я запустила одну руку назад, обхватив его за шею и вцепившись в волосы, когда он заставил меня шире раздвинуть ноги. Он поймал мою другую руку своей ладонью и переплёл наши пальцы, а затем выпрямил мою руку и сильнее вдолбился в меня.

— Боги, — затем он стал повторять моё имя и стонать мне в ухо.

Я почувствовала, как его боль усиливается, становится невыносимой, и его сердце раскрылось сильнее.

По мне ударили эмоции, и справиться с ними было сложнее, чем с болью.

Его мускулистое тело с силой содрогнулось надо мной, а потом он отпустил меня, приподнявшись, чтобы изменить угол проникновения. Сделав это, он принялся трахать меня так жёстко, что я вскрикивала от каждого толчка и потеряла контроль над своим светом, когда он не замедлился.

Он придавил мою руку и застонал, когда издаваемые мной звуки сделались тише и наполнились болью. Следуя разрядам моего света, он замедлился, но когда он вдолбился в меня в этот раз, я ощутила почти жестокость и собственничество, от которого в горле встал ком.

Я чувствовала, как он теряет контроль, по-настоящему теряет контроль.

Он издал надрывный крик, начав кончать.

Его боль омывала меня, а потом я тоже сорвалась, и мой свет по спирали разошёлся вокруг меня.

— Ревик… — простонала я, чувствуя, что на глаза наворачиваются слёзы. — Боги, Ревик, Ревик…

Я ощутила, как он отреагировал.

Его свет вздрогнул с такой силой, что он едва не вышел из меня — достаточно сильно, чтобы мой разум застыл, и я действительно услышала собственные слова.

Но он не остановился; может, к тому времени он не мог остановиться. Я двигалась вместе с ним, пока он кончал, и всё моё тело содрогалось. Он замедлился, постепенно возвращая контроль над собственным светом.

Я ощутила, как боль в его свете усиливается…

…а потом горе затмило мой разум.

Он крепче, почти до боли стиснул пальцы моей руки, а другая его ладонь сжала моё бедро, удерживая меня на месте.

Я старалась контролировать своё дыхание, свой свет. Я старалась не думать о том, что я только что сделала. Румянец всё равно разливался по моей коже с неким ужасом, когда я прокрутила в голове свои слова.

— Прости, — сказала я, всё ещё дыша тяжело.

Он не ответил.

Через несколько секунд он медленно, почти протяжно вышел из меня, чуточку ахнув под конец. Он всё ещё был по большей части твёрдым, и я ощутила, как усиливается моя боль, когда мы разделились.

Он начал массировать меня ладонями, и та боль ухудшилась.

Я перевернулась, аккуратно улёгшись на спину и посмотрев на него.

Он подвинулся, чтобы помочь мне, опираясь на руки. Его волосы спадали на лицо, пока он смотрел на меня сверху вниз.

Несколько долгих секунд мы оба ничего не говорили.

Затем он выдохнул, погладив мою щёку ладонью. Из него исходил мягкий свет, притягивавший мою грудь и заставлявший закрыть глаза. На сей раз я ощущала там столько нежности, что сложно было оставаться открытой. Слёзы навернулись на мои глаза прежде, чем я успела их остановить.

Как только они полились, стало только хуже.

— Просто чувствуй это, — сказал он хриплым голосом. — Прекрати цепляться за это, чёрт возьми. Ты не ранишь мои чувства сильнее, чем уже ранила.

— Я не могу.

— Нет. Можешь, — прорычал он. — Или ты хочешь, чтобы я бил тебя, как он?

От его слов боль в моей груди усилилась.

Я не хотела это представлять. В данный момент я не могла с этим справиться.

Но Джем не унимался. Я почувствовала, как он скользнул глубже в мой свет, далеко за мои защиты, и контроль ускользал от меня. Так сильно открывшись для него в сексе, я уже не могла от него отгородиться.

Я чувствовала, как он поощряет меня открываться дальше.

Я чувствовала, что он хочет этого.

Он сильнее открылся со своей стороны, и его свет сделался таким мягким, что я не могла ему противиться. Он уговаривал меня, тянул за невидимые ниточки, и нежный завиток жара полностью обезоружил меня. Чем больше себя я давала ему, тем глубже он проникал… и вот уже казалось, что он держит меня в самой уязвимой моей части и защищает её жаром своего aleimi.

Терпеливый, такой терпеливый, бл*дь. Эта его привязанность сочилась из его света.

Он продолжал уговаривать меня, всё больше смягчая свой свет, и я расплакалась по-настоящему, чувствуя, что боль в моей груди усилилась до такой степени, что я уже не могла её сдерживать.

Открывшись, я уже не могла убрать её. Я никак не могла её ослабить или думать сквозь неё. Я плакала как маленький ребёнок, совсем как тогда, когда я плакала с Джоном после смерти нашего отца.

Я плакала, так сильно скучая по Ревику, что казалось, будто он уже умер.

Там жил страх, так много страха. Страх из-за его молчания. Страх из-за того, что я его больше не чувствовала.

Та боль в моей груди ухудшилась. Я чувствовала, как какая-то часть меня кричит и зовёт его.

Я чувствовала, как зову его в темноте.

Я плакала, скучая по Лили.

Но я вообще не могла думать, когда чувствовала их двоих вместе. Она не казалась отсутствующей в той же манере, что и Ревик, но её свет ощущался таким далёким. Не совсем отсутствующим, как у Ревика, но таким чертовски далёким. Словно она уже не часть меня. Словно её снова украли у меня.

Я так сильно хотела, чтобы они были рядом, что даже не могла контролировать свой свет.

Я ощутила, как свет Даледжема смягчился ещё сильнее.

Он поглаживал мою кожу, окутывая своим aleimi. Всё в нём было таким успокаивающим и оберегающим, и он укрепил щит вокруг нас, давая мне возможность расслабиться и сорваться по-настоящему. От него исходило столько любви, что это ранило ещё сильнее.

Я чувствовала, как мой свет тянется, но не к нему.

Я тянулась к Ревику, умоляя его вернуться…

Я умоляла его вернуться ко мне.

Он не отвечал. Я его не чувствовала.

Бл*дь, я его не чувствовала…

— Он не мёртв, — мягко сказал Джем. — Он не мёртв, Элли.

Я лишь заплакала ещё сильнее, и мой свет снова вышел из-под контроля.

Я старалась не вспоминать его на крыше. Он прощался со мной. Он знал. Он, бл*дь, знал, что не выберется оттуда.

Он знал, что Менлим его убьёт.

— Нет, — голос Даледжема по-прежнему звучал тихо, но теперь уже твёрдо. — Нет, Элли. Он боялся. Это не было предчувствием… это была любовь. Он ужасно боялся, что совершает ошибку.

Я старалась дышать, впустить в своё сознание слова Джема, но долгое время просто не могла это сделать.

Казалось, очень долго я не могла перестать плакать. Может, я надеялась, что выплачу всё, и где-то там настанет конец… но это чувство было бездонным, бл*дь. Оно было бездонным.

Менлим уничтожит всё. После всего, через что он прошёл в детстве, после всего, что он пережил потом, чтобы оправиться. После всего, через что мы прошли вместе.