Наваждение - Екатерина Мурашова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Правильно! – неожиданно обрадовался Серж. – Я – мошенник. Липовый прииск «Золотой лебедь». Акции. Побег в Сибирь с деньгами вкладчиков. Если бы не недоброй памяти Климентий Воропаев и его разбойнички, все могло бы и по иному обернуться…
– Ну да, да, и что же? – ностальгические воспоминания Сержа Дубравина о его мошенническом прошлом Софи ничуть не занимали.
– А то, что если у меня и были к чему-то таланты и чутье, то вот к этому самому… И вот здесь я чую тот же запах… Молодостью моей пахнет, понимаете, Софи?
– Чем пахнет?
– Аферой!
– Ах, вот что! – Софи от возбуждения даже потерла ладошки. – То есть вы, Серж, как единственный здесь, в Егорьевске, живой аферист (Гордеев с Алешей были не вам чета, но они умерли), хоть и отошедший от дел, чувствуете запах… И это значит… Это, быть может, значит, что англичане тоже хотят выпустить какие-то акции, прокрутить их где-то в Лондоне на бирже, продать, а потом… исчезнуть со всеми деньгами? Так?
– Ну, где-то так…
– Но зачем же они тогда сюда-то приехали? Зачем ведут разведку на Алтае? Или делают вид, что ведут?… Но… я все равно не понимаю…
– Вы, Софи, верно заметили, что я, по молодости лет, был мошенником… ну так себе масштабом… Здесь же, как я понял, мы имеем дело с тиграми. В учредителях этого «Алтай-Ишим-золота» или как они еще это общество назовут, будут лорды, бароны и даже член английского парламента. От этого и ставки возрастают, и возможная прибыль. И опасность разоблачения. Дело ведь идет через Кабинет. Стало быть, все совершенно в этом предприятии никак не может быть воздухом. Как раз-таки и должна быть разведка, приезжие англичане, какие-то демонстрационные действия… Судите сами: что им сдался Ишим с его болотами, если они действительно золото добывать хотят? Зачем таскают с собой этого мистера Сазонофф с его откровенно бандитской рожей?
У правительства положение тоже аховое. Инвестиции в промышленность нужны как воздух, так они за все схватятся. Вы, Софи, за делами в Сибири, конечно, не следите… Зачем вам? Я – вынужден, чтобы мозги окончательно не засохли, и не стать, как Петр Иваныч, придатком к бутылке и охотничьему ружью… Известно ль вам, что в этом именно году окончательно разорилось «Восточно-Сибирское общество чугуно-плавильных и железоделательных заводов»? Между тем, имело в аренде едва ли не половину Кузбасса. Обещалось дороги строить и прочее. Осталось два миллиона долгу. В соответствующем вестнике опубликовано письмо барона Фредерикса министру финансов Витте. Суть такова: дать возможность правлению общества найти группу капиталистов – русских или иностранных, способных осуществить заключенные с Кабинетом договора… Софи, вам аналогия понятна?
– Куда уж понятнее! – воскликнула Софи. – Но вы Машеньке-то, Марье Ивановне все это говорили?
– Говорил, – пожал плечами Серж. – Да только что ж с того? Со всяким бывает и с ней случилось: уперлась – теперь или никогда! А нынче и вовсе в раж вошла, Измайлов ваш ее, вроде, поддерживает… Инженер, как же!
В тоне Сержа прозвучало что-то вроде ревности, и Софи засмеялась.
– Измайлов не мой. И поддерживает он… я бы на это и смотреть не стала. То, что он делает, это, скорее, поддакивать называется… «Да, да, вы правы, совершенно!» Что бы ни сказали… Причем поддакивает-то он обеим…
– Да я-то знаю… Но Маше, видать, и того довольно…
– И что ж теперь?
– А то. Весь Егорьевск, как вы сами могли видеть, в ожидании англичан. Даже те, кому уж и вовсе дела нет. Приедут, не приедут? Если приедут, то с кем дело станут иметь: с Михайловой и Полушкиным или с Опалинскими-Гордеевыми? Азарт, понимаете ли, Софи, – великая вещь…
– А англичане еще может быть, ежели ваша интуиция права окажется, и вовсе липовые…
– Совершенно верно… То есть, англичане-то, конечно, если Майкла Сазонофф исключить, самые натуральные, но…
– А вы-то сами чего хотите, Серж? – вдруг спросила Софи.
Дмитрий Михайлович зажмурился. Представилась вдруг родная Инза. Тепло, небо синее-синее. Медленно течет река в берегах. Маленький, тихий городок на невысоких холмах. В садах цветут яблони, груши и шпанская вишня, пчелы жужжат в кронах. На светлой веранде с кружевными занавесками расположился рояль, и на нем играет Лисенок, босая и в белом платье. А рядом, едва доставая до клавиш, встает на цыпочки маленькая рыжая девочка и смотрит, как бегают по клавиатуре быстрые пальцы…
– Ничего, Софи. Я уже ни-че-го не хочу. Просто не имею права…
– Бросьте! – поморщилась Софи. – Бросьте вы это! Еще начните, как Машенька, про грехи нудить. Право хотеть каждый имеет. Вы, если я правильно поняла, столько и не смошенничали, сколько потом расплатиться пришлось…
– Как странно вы, Софи, говорите… – помолчав, сказал Дмитрий Михайлович. – Мы с женой… с Машей все эти годы не упоминали ни о чем… старались забыть… даже вид сделать, что ничего не было. Не получалось, конечно… А вы… Вы зовете меня Сержем, говорите свободно о том, что я был мошенником и аферистом, и… мне отчего-то легко все… даже приятно где-то… Глупость какая…
– Отчего же глупость? – удивилась Софи. – Это же все кусок вас, пусть не самый лучший, но все равно. Я вам его возвращаю, вы становитесь целый, и вам приятно… Все понятно… Я вам еще могу напомнить, как я у вас едва ли не в ногах валялась, просила взять меня с собой хоть в каком качестве… Помните? Ну что? Вам – лестно?
– Да, пожалуй, – улыбнулся Серж. – А вам… не противно вспоминать?
– Да отчего же? Это же тоже кусок меня, как и у вас…
– Наверное, вы правы, Софи… А я… а я был не прав все эти годы…
– О, Господи! Опять эти Машенькинские ноты… Бросьте! Вернуться назад нельзя, но вы ведь еще не померли. Вот и живите теперь! Скоро вот англичане приедут и… что-то будет!
– Да уж… что-то будет…
– Я… – Софи допила чай, вилкой подобрала мясную закуску с тарелки Сержа и указательным пальцем подпихнула ее себе в рот. – Не могу только сладкое есть, после на соленое всегда тянет! – объяснила она. – Я рада, что мы с вами поговорили… Я ведь всегда помню, какой вы красивый были тогда, в Петербурге… Я прямо обмирала… И весь воздух был золотой. А еще я вензелечки везде рисовала: СА – это значило «Сергей Алексеевич»… А Вера по моей просьбе шпионила за вами и влюбила в себя несчастного Никанора… Я… я потом любила еще, но он совсем некрасивый был, с вами даже близко не сравнить. А вас я тогда с античным богом (не помню уж, как его звали) сравнивала, который у Скавронских в имении в саду стоял, у грота. Весь такой белый, задумчивый и просто невероятно прекрасный… Ну, улыбнитесь, Серж, это же смешно! И главное, никто не отнимет…