Апокалипсис в шляпе, заместо кролика - Игорь Сотников

– Я, Иван Павлович, спросил вас, кто это. И хотел бы получить прямой ответ на мой прямой вопрос. – Прямо слух Клавы корёжит этот наглец своим таким выставлением себя. И Клаве ничего сейчас больше не хочется, как услышать, как Иван Павлович разбивает тому лоб кулаком. Но Иван Павлович продолжает сейчас неузнаваемо себя вести для Клавы, и он не сбивает с ног этого наглеца кулаком, а он продолжает настаивать в своём хладнокровии.

– Семирамид Петрович, – говорит Иван Павлович, – разве вы не в курсе наших клубных правил. Никаких имён, пока ты не будешь принят в клуб. – И как оказывается, этого достаточно для этого наглеца, с интересным именем, и где-то уже Клава слышала это имя, Семирамид Петрович. И он, судя по всему, отступает, и собирается пропустить Ивана Павловича и вслед Клаву, но тут вдруг спохватывается и вновь преграждает путь Ивану Павловичу новым вопросом. – Иван Павлович, не обессудьте, но вы сами только что сказали, что все мы должны следовать установленным в нашем клубе правилам. А раз так, то я бы хотел увидеть те основания, по которым ваша протеже получила доступ в наш клуб.

– Ну и наглец же ты, Семирамид Петрович. – Усмехнулся Иван Павлович, и как почувствовала Клава, полез к ней в карман рукой. Здесь Клава попыталась понять, что он там у неё в кармане забыл и что он пытается там найти, – да вроде ничего такого, – как рука Ивана Павловича уже покинула пределы её кармана и звучит его голос. – Этого, я надеюсь, достаточно? – спрашивает Семирамида Петровича Иван Павлович. И этого достаточно для Семирамида Петровича, что-то недовольное пробурчавшего себе в нос.

– Так что же он ему показал?! – взволнованно вопросила себя Клава, и в этот же момент догадалась. – Тот самый рубль! Мою монету.

А Семирамид Петрович между тем собрался и от него вновь звучит каверзный вопрос. – А он случайно не ваш?

– И что с того. – С нахрапом заявляет Иван Павлович, окончательно устраняя со своего пути этого недальновидного Семирамида Петровича. После чего он запускает монету в карман Клавы, и она проводится Иваном Павловичем к стулу и там на него усаживается. После чего Клава чувствует у своего уха дыхание Ивана Павловича, где он ей шепотом даёт наставления.

– Я вас на время оставлю. Ничего не бойтесь и на все вопросы в вашу сторону у вас один ответ – молчание. Ваша сегодняшняя задача – это слушать и запоминать. – На этом Иван Павлович заканчивает шептать, после чего он, сжав руку Клавы, отпускает её и покидает пределы этого помещения. А Клава, оставленная им наедине не только с нагловатым до чересчур Семирамидом Петровичем, но и как ею здесь ощущается, с целой компанией людей не менее каверзного характера, чем у Семирамида Петровича, начинает пытаться понять, где и в какой компании людей она находится. А то, что она не сможет смолчать и проговориться, то это зря Иван Павлович на этот счёт беспокоился – повязка на её глазах не только стягивает глаза, а она по своему служит кляпом у неё во рту, и она если и способна что-то сказать, то только про себя.

И если насчёт помещения, в котором она оказалась и сейчас сидит, у неё нет особого беспокойства, – ну, какая-нибудь гостиная или столовая, – то вот насчёт той компании людей, в которой она так невольно оказалась, то ей очень сложно прислушаться к напутственным словам Ивана Павловича: «Ничего не бойся», когда с завязанными глазами ничего не можешь противопоставить этому, вполне вероятно, что агрессивному окружению. И Клава более чем уверена в том, что сейчас все люди вокруг неё, изучающим взглядом смотрят на неё и пытаются её раскусить, задаваясь вопросом: «И кто всё-таки это такая?».

– И что это ещё за клуб, в самом деле? И разве я напрашивалась записаться в него? – в возмущении на Ивана Павловича, так её подставившего, начала про себя задаваться вопросами Клава, пытаясь перебить это сковавшее её чувство неловкости под всеми этими внимательными взглядами людей вокруг.

А тут ещё с правой от неё стороны звучит очень странное для Клавы предложение. – Господа, делаем ставки.

– Что ещё за ставки? – Клава, как это услышала, тут же осела на стуле и в себе. – Они что, на меня собрались играть? – А вот это уже не вопрос, а уверенность в глубине души Клавы, принявшейся всё глубже оседать на своём месте, даже и не пытаясь предпринять меры для своего побега.

А за столом, за которым, как понимается Клавой, и она сидит, между тем идёт своё движение. Так люди, сидящие за ним, сделали свои ставки и, судя по время от времени, в своей последовательности раздающимся звукам лёгких хлопков об поверхность стола, то сейчас за столом идёт раздача карт. Когда же карты розданы, игроки берут в руки свою раздачу и затем начинается игра перекрёстных взглядов игроков, одновременно успевающих заглянуть в свои карты, а также в глаза своих соперников по игре.

– Ну что скажите, Семирамид Петрович? – со стороны, скорей всего, раздающего, звучит голос.

– Я пас. – Отвечает так близко от Клавы этот Семирамид Петрович, что Клава понимает, что он сидит буквально рядом с ней. И такое соседство ей совсем не нравится. А вот Семирамид Петрович, как немедленно выясняется Клавой, так не считает.

– Я всё равно узнаю, кто ты такая. – Неожиданно для Клавы рядом с её ухом раздаётся приглушённый голос этого Семирамида Петровича. – И лучше для тебя, если ты сама мне это скажешь, чем когда это уже будет неважно для всех нас и для тебя в том числе. – Семирамид Петрович замолкает и ждёт, когда она себя назовёт. И Клава, в общем-то, готова себя назвать, – она только одного не понимает, почему это так для него важно, и на что её имя влияет, – и она назвала бы себя, если бы всех тут присутствующих людей на себя не отвлёк раздавшийся шум со стороны входных дверей и появление здесь нового человека, до которого есть принципиальное дело у Семирамида Петровича, как впрочем, и у него до этого неуёмного Семирамида Петровича, у кого до всего и до каждого есть дело.

И этому неугомонному Семирамиду Петровичу на этот раз не понравилось то, что вновь прибывший человек опаздывает и заставляет его и всех тут собравшихся во время людей, ждать его. – Не уважаете вы нас, Ной Фёдорович. – Требовательно заявляет Семирамид Петрович. На что этот Ной Фёдорович смеет в глазах Семирамида Петровича