Тайная история Марии Магдалины - Маргарет Джордж

Иисус мгновенно оборвал свою речь и, обращаясь к фарисею, сказал:

— Я отвечу на твой вопрос, если ты дашь ответ на мой. Это будет справедливо?

Человек, бросивший Иисусу вызов, замялся, но кивнул.

— Крещение Иоанново, оно от Бога или от человека? — вопросил Иисус.

Фарисей нахмурился и обернулся, чтобы посоветоваться со своими сподвижниками. Разразился спор, суть которого Мария понимала, хотя и не слышала обсуждения. Книжники уразумели, что заявив: «От Бога!» — нарвутся на следующий вопрос: «Почему вы не приняли его?» А если ответят: «От человека», навлекут на себя гнев поклонников Иоанна, которых в любой толпе верующих хоть отбавляй.

— Мы не можем сказать этого, — промолвил наконец спорщик, чего и ожидала Мария.

— Ну что ж, тогда и я не могу сказать вам, чьей властью учу и проповедую.

Мария услышала, как стоявшая с ней рядом мать Иисуса испуганно ойкнула. Она обернулась к ней.

— Что случилось?

— Я боюсь, — призналась старшая Мария. — Эти люди, которых мой сын выставляет в дурном свете, обладают большим влиянием. А он делает из них врагов. Открытых врагов, потому что они были унижены публично и теперь не смогут игнорировать оскорбление. — Она прижала ладонь к губам. — Ох, бедный сын мой!

— Их власть не безгранична, — напомнила Мария, — Рим связывает им руки.

— Но они могут использовать против него и власть Рима, — с тяжким вздохом ответила мать Иисуса. — С них станется обратиться к римским властям.

— Но с чем? Он же не сделал ничего, что задевало бы Рим, — стала убеждать ее Мария, — Римляне карают тех, кто покушается на их власть, но нм нет дела до проповедников.

Между тем фарисеи и саддукеи снова стали забрасывать Иисуса вопросами, главным образом традиционными: насчет свадеб, правил соблюдения ритуальной чистоты, ограничений, связанных с Шаббатом, и получали такие же ответы, какие давал Иисус и в других местах— безупречные, выверенные, но клеймящие их ханжество и лицемерие. Другое дело, что здесь все это воспринималось гораздо серьезнее. Он срывал с них маски публично, да еще в том месте, которое являлось цитаделью и оплотом их власти. То, на что в захолустной Галилее закрывали глаза, здесь, в Иерусалиме, стерпеть было невозможно.

— Пойдем! Продолжим разговор ближе к храму, — неожиданно заявил Иисус и, поманив за собой слушателей, перешел в следующий двор, двор женщин. Идти дальше не имело смысла, если он не хотел, чтобы его слушателями остались только мужчины.

Сюда, на эту меньшую по площади территорию, могли войти только последователи Закона Моисеева: ни римлян, ни греков, ни финикийцев, ни иноземных купцов не пускали. Здесь располагались тринадцать знаменитых ящиков для пожертвований и четыре угловых помещения, где размещались священники, совершающие обряд очищения, прокаженные, назореи и те, кто предлагал вино и масло для ритуальных целей.

Множество народу стояло в очередях у коробов для пожертвований, чтобы опустить туда монету. Окинув их взглядом, Иисус сказал:

— Когда подаете милостыню, пусть ваша правая рука не ведает, что творит левая.

Он кивнул жертвователю, который отдернул свою правую руку и воззрился на нее.

Стоявшая прямо позади него согбенная старуха протянула дрожащую ладонь к отверстию и стояла, глядя на нее, пока последняя монетка не звякнула, упав на кучу уже находившихся внутри. Казалось, этот звук отдался в ней болью.

— Она пожертвовала последнее! — провозгласил Иисус. — значит, в глазах Бога ее жертва намного больше той, что принесли богачи. — Он указал на хорошо одетых людей, стоявших позади старушки, — Они отдают лишь толику, она же не пожалела всего.

_ Значит, она глупа, — строптиво заявил Иуда. — Теперь ей приется жить на иждивении у детей, побираться или отправляться в| богадельню. Спору нет, это трогательно, но глупо.

Откуда он появился? Мария не видела Иуду с самого его исчезновения прошлой ночью. И сегодня утром его с ними не было.

— Как это цинично, — сказала она.

— Практично, — возразил Иуда без малейшего смущения. — Нельзя принимать на веру все, что говорит Иисус, или понимать его буквально. Некоторые из его высказываний не имеют смысла.

Тем временем Иисус, устремив взгляд поверх голов слушателей, высмотрел в задних рядах фарисеев и обратился к ним:

— Горе вам, ибо вы воссели на месте Моисеевом, на народ же возложили тяжкое бремя, для него непосильное. Все, творимое вами, творится напоказ, вы ходите в длинных одеждах, возлежите на пиршествах и сидите впереди всех в синагоге. — В рядах книжников послышался ропот, однако громких возражений пока не последовало. — Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, учащие Закону!

Знатоки Писания переглядывались и пожимали плечами.

— Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, скрывающие Царство Небесное от людских взоров. Да, вы жертвуете десятину с мяты, аниса и тмина, но забываете при том о куда более важном велении Закона — о справедливости, милосердии и верности! Вы, слепые поводыри! Вы, указующие на мошку, но не замечающие верблюда!

Каждое слово Иисуса падало как камень, но лица фарисеев оставались непроницаемыми.

— Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры! Вы, строящие гробницы пророкам и украшающие памятники праведникам. И вы говорите: «Если бы мы были во дни отцов наших, то не были бы сообщниками их в пролитии крови пророков». Сим же вы свидетельствуете против себя, ибо признаете себя сыновьями тех, кто избивал пророков. Так пополните же тогда меру грехов отцов ваших!

За этим выкриком последовал раздраженный, рассерженный гомон.

— Вы, змии! Вы, порождения ехиднины! Как убежите вы от осуждения в геенну? Я посылаю вам пророков, и мудрых, и книжников. Иных вы убьете и распнете, иных будете бить в синагогах ваших и гнать из города в город. Да падет же на вас вся кровь праведная. пролитая на земле, от крови Авеля до крови Захарии, сына Варахиина, коего вы убили меж храмом и жертвенником. Истинно говорю вам, все сие падет на ныне живущих!

Стоявшая рядом с Марией мать Иисуса охнула.

— Нет! Нет! — прошептала она. — Сейчас они уничтожат его!

Мария обернулась и увидела, что миловидное лицо матери Иисуса искажено ужасом и болью.

— Они не могут наказать его за слова, — сказала она не слишком уверенно. Слова Иисуса обладали могучей силой.

— Когда мы, много лет назад, впервые привели его сюда, мы хотели принести подобающие подношения за рождение первенца— стала вспоминать старшая Мария. — Здесь, в храмовых дворах, нам повстречался один старик, как мне тогда показалось, впавший в старческое слабоумие. И он, глядя на нас, сказал: «Дитя сие призвано низвергнуть и возвысить многое в Израиле и быть знамением, ибо станет говорить противное обычаю и обнажит помыслы многих сердец. Частица же души твоей будет пронзена мечом». И вот меч страха пронзает мою душу. Ибо я вижу, что грядет! — Мать Иисуса вцепилась в руку Марии. — Неужели ты сама этого не чувствуешь?

«Несмотря на все мои видения, я ничего не ощущаю, — подумала Мария, — Правда, один раз мне привиделось, что на Иисуса напали и избили до крови… Но больше этот кошмар не повторялся. А если бы опасность действительно надвигалась, разве я не поняла бы этого?»

— Нет! — заявила вслух Мария. — Ничего такого я не чувствую.

— Зато материнское сердце чует беду! О сын мой, сын мой! — она вырвала у Марии руку и стала проталкиваться сквозь толпу вперед, к Иисусу.

Но люди стояли плечом к плечу, и у немолодой женщины не хватало сил протиснуться к нему. Мария осторожно огляделась по сторонам и неожиданно для себя отметила, что во дворе присутствует необычайно много солдат. Причем не только стражей храма и воинов Антипы, но и римских легионеров.

Они здесь неспроста. Власти и вправду интересуются нами, боятся нас. Но нет — это бессмысленно! Чего нас бояться, мы никому не опасны, у нас и оружия-то нет!

Потом ей бросилось в глаза, что из близких учеников рядом с Иисусом находится только Иоанн, все своим видом показывая, что если учителя схватят, он готов разделить его судьбу. Однако никаких попыток задержать их не предпринималось — солдаты лишь следили за происходящим, оставаясь на местах. Они явно не получили приказ действовать.

Иисус сошел с возвышения и смешался с толпой людей, отвечая на вопросы и не обращая ни малейшего внимания на солдат. И тут Мария снова услышала голос Иуды:

— Ты заметила, что здесь нет высшего духовенства? Ни первосвященника Каиафы, ни Елеазара, ни Ионафана. Они и так знают все, что им нужно.

— Я все равно не узнала бы их. Но что они на самом деле могут знать об Иисусе, если никто из них не встречался с ним лично?

Иуда пожал плечами.

— Как мне кажется, они знают, что у них есть серьезная проблема. А если до сих пор они не были уверены, то донос о нынешней проповеди «Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры!» убедит их в этом окончательно.