Моторы заглушили на Эльбе - Василий Белых

Рядовой Е. С. Руженцев, недавно прибывший с пополнением, на эти слова командира ответил: «Мой сын тоже Герой Советского Союза, и мне в бою сплоховать никак нельзя. Постараюсь бить фашистов так, чтобы сыну моему не было за меня стыдно».

Устинов собрал коммунистов, дал каждому из них партийное поручение. По его заданию агитаторы и он сам в своем взводе, где был помощником командира, провели беседы на тему: «Приказ командира выполним!» Прочитали и обсудили листовки, изданные политуправлением фронта: «Памятка бойцу-пехотинцу в наступлении», «Боевое использование станкового пулемета», «Памятка бойцу о переправах через болота».

Взвод лейтенанта Н. Г. Кириллова первым форсировал реку Турия, ворвался в траншею противника и завязал рукопашную схватку с гитлеровцами. Умело орудовал прикладом гвардии рядовой В. И. Козлов. Он был ранен, но продолжал сражаться. Отделение во главе с гвардии старшим сержантом И. К. Симоненко огнем прикрывало переправу других подразделений, которые и довершили разгром врага. Полк занял первую линию обороны фашистов.

При атаке второй линии под сильным ружейным и пулеметным огнем противника рядовые С. П. Кожевников и А. А. Смирнов набросили на проволочное заграждение свои шинели, по которым прошли их товарищи. Бойцы роты ворвались в траншею, огнем и штыками уничтожая вражеских солдат. Парторг Устинов незаметно подполз к огневой точке противника, забросал ее гранатами. Заменив убитого командира взвода, он поднял в атаку своих бойцов. Фашисты были выбиты и из второй линии обороны.

В этом бою санитар роты рядовой Н. И. Гаврилович вынес из-под огня 15 раненых солдат и офицеров с их личным оружием.

Когда рота подошла к третьей траншее, командир отделения агитатор коммунист У. И. Сираж первым поднялся в атаку с возгласом: «Товарищи! Это третья траншея врага! Мы ближе к Западному Бугу, а там граница Родины! Вперед!»

В одном пулеметном расчете воевали братья Николай и Андрей Сафроновичи Седро. Действовали они смело и находчиво. Николая тяжело ранило, но он оставался у пулемета до наступления темноты. Перед тем как брата отправили в госпиталь, Андрей сказал ему и подошедшим проститься товарищам: «Из нашего пулемета, Николай, я буду разить фашистов беспощадно, отомщу за твою кровь и страдания. Помни, что твой брат Андрей не выпустит из рук пулемет до полной победы».

Преодолев вторую линию обороны противника и заняв лес, подразделения 218-го полка, поддержанные самоходчиками, продолжали наступление и ворвались на южную окраину Дольска.

Храбро сражался в этом бою рядовой 5-й роты коммунист А. М. Залужный. Взрывом снаряда его тяжело ранило, оторвало обе ноги. Товарищи сочли его мертвым. Рота отошла на исходный рубеж, оставив тело Залужного на поле боя. Вскоре противник перешел в контратаку, и бойцы роты увидели: когда гитлеровцы приблизились к тому месту, где лежал Залужный, произошел взрыв. Видимо, прийдя в сознание и решив не даться живым врагу, он подорвал гранатами себя и похоронил окружавших его гитлеровцев.

Подвиг парторга Устинова, героическая смерть коммуниста Залужного послужили примером бесстрашия для их товарищей.

В последующие дни части гвардейской стрелковой дивизии и самоходный артиллерийский полк перешли к обороне на западной окраине леса, что восточнее Дольска. Вскоре командир корпуса вывел полк во второй эшелон.

17 июля личный состав полка был построен для вручения правительственных наград. За отличные действия в последних боях командир корпуса приказом от 16 июля наградил орденами командиров САУ А. С. Инкина и О. С. Кричевнова, наводчиков М. П. Долгушева и Л. Д. Романова, механиков-водителей М. Н. Шевкунова, В. М. Шарпетко и Б. А. Кутлугалиева, заряжающих А. Г. Паненкова и В. В. Праслова.

Командир полка зачитал очередные строки приказа: «Ефрейтора Моденову Таисию Ивановну, экспедитора полка, — медалью „За боевые заслуги“». Несколько секунд стояла тишина, а затем грянул гром рукоплесканий, В них выразилось глубокое уважение солдат к девушке-фронтовичке, добровольно ставшей в боевой строй и разделившей с ними их нелегкую судьбу.

Затем майор Ревва зачитал приказ командира полка о награждении медалями отличившихся воинов-тыловиков: шоферов Е. Е. Тарахтеева и Д. В. Волкова, ремонтников С. К. Шорохова и И. Р. Бабкина. И снова бойцы горячо приветствовали повара дядю Костю — рядового Константина Афанасьевича Волкова, награжденного медалью «За боевые заслуги». «За хорошее приготовление пищи и своевременную доставку личному составу в боевые порядки на огневые позиции под огнем противника»[10] — говорилось в приказе.

Командир полка поздравил награжденных, призвал всех воинов брать с них пример, готовиться к новым наступательным боям.

Утром 18 июля 19,44 года фронт пришел в движение.

Перед атакой майор Колобов собрал полк и зачитал обращение Военного совета армии. Затем он напомнил бойцам слова первомайского приказа Верховного Главнокомандующего.

— Отсюда недалеко до границы нашей Родины, — говорил комполка. — Великое счастье выпало нам: очистить советскую землю от фашистской нечисти и водрузить Красное знамя на священных рубежах социалистического Отечества. Но война на этом не кончится. Впереди — освобождение народов Европы, а в полосе нашего наступления — Польша. Стонущие под игом фашизма люди с надеждой смотрят на нас, своих освободителей.

Гвардейская стрелковая дивизия, поддержанная другими частями, в том числе самоходным артполком, прорвала оборону гитлеровцев севернее Дольска и к концу дня заняла Станислав. Разбитые части противника, прикрываясь заслонами, минируя дороги и мосты, устраивая лесные завалы, откатывались на запад.

Мы шли вперед днем и ночью, не давая противнику возможности занять выгодные рубежи, сбивая вражеские заслоны, очищая от фашистской нечисти последние километры родной земли.

Население городов и сел радостно встречало своих освободителей. Измученные фашистской неволей люди выходили из домов и укрытий на улицы. Они от души делились с бойцами всем, что осталось у них от черных дней оккупации, что припрятали ради этого большого праздника: кто нес кувшин молока, кто вареную картошку в мундире, иные вручали цветы. Те же, у кого ничего не было, дарили чистосердечные приветливые улыбки.

Советские бойцы благодарили жителей за внимание, принимали цветы, на улыбку отвечали улыбкой, но продукты не брали.

— Питание у нас хорошее, жить и воевать можно, а вы дарите последнее из того, что у вас есть, — говорили солдаты.

В селе Олеск, где остановились 2-я и 4-я батареи полка, находившиеся в резерве командира корпуса, воинов окружили старики и дети. Так было везде: больше детей и старых людей, лишь изредка встречались девушки и парни.

Вновь, как и в других местах Волыни, произошла волнующая встреча братьев после вынужденной долгой разлуки. В общее оживление, царившее вокруг, внес свою лепту старый дед. Он настойчиво проталкивался через толпу, неся в высоко поднятых руках красавца-петуха.

Остановившись перед группой бойцов, дед потоптался на месте, внимательно рассматривая посланцев Красной Армии, затем обратился к офицеру, видимо, чем-то особенно понравившемуся ему. То был командир 2-й батареи Иван Емельянов. Старик доверчиво улыбнулся лейтенанту и, протянув свой живой подарок, сказал:

— Возьми, сынок, петушка на память о великом празднике.

Емельянов взял петуха, потрепал его по гребню, потом подошел к старику, обнял его одной рукой и, крепко прижав к своей груди, трижды поцеловал.

Толпа, молча наблюдавшая эту сцену, вдруг взорвалась рукоплесканиями, восторженными возгласами.

— Большое, дедушка, сердечное спасибо вам от всех наших солдат! А петуха все же оставьте себе, — Емельянов протянул деду его необычный подарок. — Жаль губить такого красавца. А принять в солдаты его не можем — нет свободной штатной единицы, не возьмут его на котловое довольствие.

Дед замахал руками.

— Не годится брать подарок обратно, — обиженно говорил он. — Да и зачем он теперь нам с бабкой? Разве что в плуг запрягать вместо лошадки, которую увели фашисты…

— Кабы только и горя, что курочек фашист поел и скотинку увел, — людей-то сколько позабирал, — горестно вздохнула бабуся, только что угощавшая солдат холодной водой. Она стояла рядом с Емельяновым и его бойцами, держа кружку в сухоньких натруженных руках.

Слова старой женщины как бы вернули мысли людей к тому, что было пережито в черные дни фашистской оккупации.

— Настоящий людоед — вроде чумы прошелся по земле…

— Уничтожил либо угнал на каторгу всех молодых, одни дети и старики остались…

— Детей и стариков тоже не миновал…

— А когда слышно стало, что наши идут, поджал хвост и побежал спасать свою шкуру…