Феномен - Никита Андреев

– Видел бы ты себя, – Воронской не мог успокоиться.

– Он так выскочил неожиданно, я думал…

– Думал, что? Падаем?

– Да нет.

– Что там эта безмозглая кудахчет сзади?

Помощник привстал и посмотрел на нее.

– Видео записывает. Ох, а там сзади – то конфликт какой – то.

Вера быстрым шагом прошла в эконом, открыла шторы.

– Где она, говори сученок? – кричал мужчина на маленького мальчишку.

– Я не брал.

Мужчина размахнулся, чтобы ударить его, но бортпроводники успели схватить его за руку. Мальчишка кричал и плакал, забившись в угол.

– Ненавижу тебя, ненавижу, когда ты пьешь.

Воронской обратился к Макару:

– Мак угомони этого ублюдка, только не переусердствуй.

Макар как – то безынициативно посмотрел на него, будто спал с открытыми глазами. Он встал, и какое – то время стоял в проходе, озираясь.

– Макаров, ты не слышал, что сказал Глеб Яковлевич?

Макар быстрым шагом направился в обратном направлении к кабине пилотов, вошел в туалет и заперся.

– Мак? – крикнул Воронской в след.

Помощник испуганно пожал плечами, будто он виноват в том, что Макар ушел и теперь ему самому нужно пойти и угомонить того сумасшедшего.

Бортпроводники упрашивали мужчину успокоиться, тот кричал на них в ответ. Никто из пассажиров не решался ему противостоять.

Когда он, наконец, успокоился, бортпроводник Вера с решительным выражением лица прошла к двери в кабину и подняла трубку терминала. Самолет снова тряхнуло, она едва устояла на ногах.

***

У Катарины ломило в боку. Когда она услышала крик Костоправова то рванула к нему, самолет тряхнуло и она приземлилась ребрами на подлокотник сидения.

Она не имела морального права показать, что чувствует боль, иначе, находясь в отчаянии, пассажирам будет не к кому обратиться.

После перенесенного стресса некоторые пассажиры вели себя странно: долговязый худосочный мужчина уже трижды вызывал ее и показывал все новые места, куда, по его мнению, уходит воздух. На ее уговоры, он реагировал все агрессивнее. Требовал встречи с пилотом. Вокруг батюшки собиралось все больше людей – это уже напоминало религиозное помешательство. А еще Катарину беспокоила пожилая семейная пара с восьмого ряда, они не отвечали на вопросы, не реагировали на щелчки пальцами перед глазами, будто превратились в дышащие манекены, ей даже пришлось самой застегнуть им ремни безопасности.

Катарина устала, ей хотелось запереться в кухне и посидеть в тишине. Никому из пассажиров она не могла должным образом помочь, ситуация выходила из – под контроля, а это ее работа – держать все на контроле. Ей нужна помощь, плечо, на которое можно положиться и таким человеком мог стать Миша, и должен был стать, если еще вчера клялся в любви. Вместо этого он просто сидел в кухне на полу, прятал лицо в колени и молчал. Катарина твердо решила, что больше его покрывать не будет и обязательно напишет жалобу руководству со всеми подробностями.

Когда закончиться этот сумасшедший полет?

Слава богу, Костоправова удалось успокоить. Катарина не справилась бы в одиночку, если не подоспевшая на подмогу Вера – надежда только на женщин. Сынишка Костоправова так сильно перепугался, что обмочился. Катарина предложила пересадить его до посадки, но Вера запретила, дабы не провоцировать отца лишний раз. В аэропорту его сразу же задержит полиция. Кроме того бутылку виски он в итоге нашел (она была спрятана под сидением) и разом выпил четверть. Сразу уснул.

Турбулентность усиливалась, а еще они давно должны были начать снижение, на такой высоте обычно топливо не выкатывают. Вера все еще стояла у терминала и звонила Миронову. Необходимо дождаться ее для получения дальнейших инструкций.

Катарина осталась стоять на переходе между экономом и бизнесом, чуть сместившись к шторке, так чтобы Карина Порше ее не заметила.

– Господи, что же это делается! – роптала женщина средних лет с десятого ряда и держалась за голову, после очередного толчка – Я больше не могу здесь находиться.

Катарина уже дважды подходила к ней и выслушивать одно и тоже уже не было сил. Впервые ей захотелось снять униформу, занять неприметное место и избавиться от тяжелой ноши ответственности за всех этих людей.

Неужели она всерьез допустила возможность сбежать? Впервые она произвольно отказывается от ответственности и почему? Страх? А что потом? Откажется от ответственности за жизнь дочери?

Из переднего туалета вышел мужчина, телохранитель депутата Воронского. Он остановился на первом ряду и внимательно смотрел на мужчину с густой черной бородой.

Телохранитель закрыл собой все обозрение – Катарина не могла рассмотреть повесила ли Вера трубку, или же вошла в кабину пилотов.

Внезапно телохранитель набросился на мужчину. Одним взмахом медвежьей руки он вонзил ему в горло нечто напоминающее нож.

Катарина застыла на месте, она не могла говорить и дышать.

Одной рукой телохранитель прижимал мужчину к креслу, а второй наносил удары в шею, как молотком забивают надоевший гвоздь. Кровь, как из водяного пистолета, короткими очередями брызгала на иллюминатор, на пиджак и рубашку, на лицо телохранителя.

Мимо Катарины в эконом с истерическим криком пронеслась Карина Порше, помощник депутата Воронского прополз на четвереньках.

– Макар! Ты что творишь? – депутат Воронской прижался к стене с иллюминатором, обхватил ее обеими руками, словно пытался слиться воедино.

Женщины в салоне рыдали и кричали, другие перебирались на несколько рядов назад в надежде, что там безопаснее.

Телохранитель наблюдал, как жертва задыхалась в собственной крови. На полу под ногами валялся раскрытый чемоданчик с позолоченным саксофоном.

Катарина боялась сделать даже вдох. Нож в руке телохранителя наспех сделан из куска разбитого туалетного зеркала, обернутого галстуком на месте рукоятки.

– Господи, ты что наделал? – Воронской не двигался с места.

Вера стояла за спиной убийцы. Она плакала, постукивала беззвучно костяшками по двери кабины пилотов. Ее единственное спасение внутри.

Если телохранитель повернется, Вере конец. Ей нужно дать немного времени.

– Я прошу вас, мужчина, успокойтесь, – Катарина ступила в бизнес – класс. Язык у нее дрожал и заплетался, как у пьяной.

– Его нужно было убрать, – сказал Макар.

– Ты что говоришь? – вмешался Воронской. – Ты же убил его.

Катарина махнула ему рукой, чтобы не вмешивался, и сделала еще шаг.

– Положите нож, пожалуйста. Или вы пораните кого – то еще.

Катарина молила бога, чтобы пилоты услышали стук Веры.

Замок двери щелкнул. Вера, стоя спиной, отворила дверь и сделала спасительный шаг внутрь. Когда она обернулась, мелькнуло что – то стальное, молниеносно, как взмах меча самурая.

Хруст.

Вера вывалилась обратно в коридор. Юрген вышел за ней и выдернул топор из лица, ставшим костяным месивом.

Катарина закричала, ноги подкосились, и она оказалось на коленях.

Макар и Юрген встретились взглядами. Юрген успел лишь занести топор над головой, Макар схватил его за шею и воткнул в стену туалета, следующим движением он вонзил нож Юргену между ребер. Второй пилот выронил топор, дрогнул, как земляной червь, и затих.

Воронской запрыгнул с ногами на сидение и в растерянности пятился, словно наверху его ждало спасение. Перекувырнувшись, он свалился за спинку вниз головой и потерял сознание.

***

Максимов сидел в своем кабинете в Управлении ФСБ на Лубянке. Стало тихо. В темноте усиливалось ощущение одиночества и покоя. Максимову хотелось прочувствовать это хоть на мгновение, избавиться от нависших и постоянно появляющихся проблем. Вот так, без света, без зрения.

Он позвонил Долгину, услышал приближающееся к двери улюлюканье его писклявого кнопочного телефона. Долгин вбежал в кабинет с двумя зажатыми папками к груди, как спортсмен марафонец пересекает финишную ленточку. И вид у него был как после пятидесяти километрового забега. И это учитывая то, что преодолел он от силы пять лестничных пролетов.

– Я же сказал к восьми пятнадцати сделать.

Часы перелистнули двадцать третью минуту девятого.

Долгин теперь пытался отдышаться еще и с виноватым видом.

– Системщики, – выдавил он из себя, будто ему на допросе только что палец выломали. – Накосячили.

Максимова раздражало даже не то, что он опаздывал на совещание, а что он вообще должен был на него идти. Он привык отчитываться перед непосредственным начальником – руководителем Следственного управления ФСБ Кругловым. А значит, основные решения по резонансным делам принимались только с его одобрения, лежали грузом на его плечах, он и должен идти сейчас на совещание. Максимову было бы занятие ждать, да заниматься организацией работы следственных групп и экспертов. Круглов же сейчас, именно в эту минуту лежал на операционном столе в одной из клиник Израиля, а холенный хирург с серьезным видом, стоимостью в каждую вложенную тысячу долларов, копошился у него в брюхе (так и назвал его Максимов – Брюхлов) в поиске грыжи, а может чего – нибудь еще посерьезнее, учитывая как Брюхлов чувствовал себя в последние месяцы. И лежать ему там без сознания как минимум пару часов, и приходить в себя потом не меньше. Максимов вынужден тащить на себе всю полноту ответственности за обе должности и отвечать, потом придется тоже вдвойне.