Америка несбывшихся чудес - Андрей Кофман

Итак, в начале XVI в. путешествие за океан воспринималось совсем иначе, чем теперь. Это было преодоление предела, шаг в иной, запредельный мир, расположенный на «обратной» стороне Земли, где, по мнению античных ученых, обитали антиподы — существа, противоположные человеку. Это был мир, ломающий все европейские нормы и установления. Там, за «пределом», могло происходить все, что угодно. Вот откуда стойкая уверенность европейца, что в Новом Свете он встретит те чудеса, о которых так много слышал рассказов и преданий и читал в средневековых книгах.

Но Америка не ограничится воплощением старого стереотипного набора «индийских чудес». Новый Свет являет новую реальность, — природную, географическую, социальную, историческую, о которой у европейца не было представлений, реальность, подчас превосходящую фантазии рыцарских романов; и потому первопроходцы континента нередко испытывают настоящий психологический шок при встречи с неведомым. В дневниках и посланиях Колумба громче всего звучат два лейтмотива — восторг и изумление: «И как день от ночи отличались эти деревья от растущих в нашей стороне; иными были плоды, травы, камни и все прочее»; «Воистину чудесно все сущее в этой стороне, и чудесны великие народы острова Эспаньола…»; «…никто не сможет поверить подобному, пока сам не увидит всего»[10]. Изумление нередко рождало своего рода немоту, когда пишущий о Новом Свете в безнадежности оставлял усилия передать увиденное и прибегал к фигуре умолчания. А когда немота преодолевалась, хронист начинал в мельчайших подробностях описывать реалии Нового Света, как бы каталогизируя их, и чувствовал себя при этом Адамом, дающим название вещам.

Уже в силу своего второго названия — Новый Свет — Америка должна была расширить и обновить представления о чуде. При обыденном употреблении слова свежесть его смысла быстро теряется. Но попробуем отрешиться от привычного и восстановить изначальную мощную смысловую энергию, заключенную в словосочетании Mundus Novus, Новый Мир, Новый Свет. Это поистине революционное понятие разрушает весь прежний образ мира, сложившийся на протяжении тысячелетий предшествующей европейской истории, что ясно осознавали многие деятели XVI в. Так, хронист Лопес де Гомара[11] утверждал: «Самое большое событие после возникновения мира, исключая его создание и смерть сына его создателя, — это открытие Индий, и их так и зовут Новым Светом». А назвали их так, рассуждает хронист, поскольку Америка столь же огромна, как и Старый Свет, при том, что все в нем — природа, животный мир, люди — все совсем иное.

Пространство человеческого бытия, ойкумена, взрывоподобно расширяется, удваивается, что получает зрительное воплощение на первой карте мира с двумя полушариями. Эту новую географическую проекцию предложил Мартин Вальдземюллер в своей «Космографии» 1507 г. Соответственно расширяются и представления о границах возможного. Явление двух огромных материков на карте Земли, неизвестных всеведущим и многомудрым ученым древности, само по себе воспринималось как чудо. Новый Свет в понимании европейца был изначально чудесен и таил в себе неизмеримые возможности. В высшей степени характерны слова хрониста Фернандеса де Овьедо:[12] «Тайны сего великого мира наших Индий беспредельны и, приоткрываясь, всегда будут являть новые вещи ныне живущим и тем, кто вослед за нами приидет созерцать и познавать творения Господа, для коего нет ничего невозможного».

Пусть эту главу завершат строки великого немецкого поэта Генриха Гейне, писавшего об эпохе открытия Америки:

Вера в чудо! Где ты ныне,Голубой цветок, когда-тоРасцветавший так роскошноВ сердце юном человека!Вера в чудо! Что за время!Ты само чудесным было,Ты чудес рождало столько,Что не видели в них чуда.Прозой будничной казаласьФантастическая небыль,Пред которою померклиСумасбродства всех поэтов,Бредни рыцарских романов,Притчи, сказки и легендыКротких набожных монахов,Ставших жертвами костра.Как-то раз лазурным утромВ океане, весь цветущий,Как морское чудо, выросНебывалый новый мир.[13]

Глава вторая.

НА ПУТИ К ЗЕМНОМУ РАЮ

РАССКАЗ О ТОМ, КАК ОСТРОВ ПРЕВРАТИЛСЯ В АРХИПЕЛАГ

Чудеса поджидали моряков еще на пути в Новый Свет. Неизведанное море Мрака изобиловало островами, и хотя они еще не были открыты или, скажем так, оставались не вполне открытыми, они уже давно стали известны космографам, да и не только ученым мужам, и были отражены на картах. А первыми на пути через море-океан (именно так испанцы называли Атлантику) должны были встретиться знаменитые острова под названием Антилия и остров Семи Городов. Эти острова поначалу существовали раздельно друг от друга, но очень быстро слились, превратившись в остров Антилия Семи Городов.

Откуда взялось название «Антилия», точно сказать затруднительно. По-видимому, оно происходит от двух слов: греческого «анти», что значит «напротив», и французского «Tie» — остров, то есть «остров напротив». Напротив чего? Если учесть, что до своего слияния острова Антилия и Семи Городов располагались рядом, то, получается, «напротив острова». Но можно понять и так, что напротив Европы, ведь он находился в центре моря-океана, где-то посередине между западной оконечностью Европы и восточными берегами Азии. Вначале картографы помещали Антилию неподалеку от западного берега Африки, затем — к западу от Азорских островов, но поскольку он не обнаружился ни там, ни там, его стали относить все дальше и дальше от берегов Старого Света.

Обычно этот остров изображали в виде ромба с семью глубокими бухтами — в соответствии с семью городами. Откуда взялись на острове семь городов, сказать трудно, Однако вполне очевидно, что остров с городами лучше, чем без них, поскольку город мыслился средоточием богатства; и соответственно остров с семью городами куда привлекательнее, чем, скажем, с двумя или с тремя. Почему тогда не двадцать семь городов? Наверное, потому, что семь в фольклоре многих народов — магическое число, обладающее особой притягательной силой. Еще в XII в. арабский географ Идриси упомянул об острове Сахелия в Атлантическом океане, на котором было семь городов. Не исключено, что этот остров мог послужить прообразом Антилии.

Впервые остров Антилия появился на карте Батисты Беккарио 1426 г. На его же карте 1435 г. остров указан как «недавно найденный». На карте Андреа Бьянко 1436 г. этот остров получил свое полное имя — Антилия Семи Городов. Между 1426 и 1487 гг. появилось не менее двадцати карт Атлантического океана с обозначением Антилии. Наконец, вместе с именем остров обретает и свою историю — весьма, надо признать, правдоподобную.

На глобусе 1492 г. немецкого картографа Мартина Бехайма далеко к западу от Канарских островов обозначен большой остров, а порись под сто изображением гласит: «В 734 г. от Рождества Христова, после того как всю Испанию уже завоевали африканские язычники, на вышеописанном острове Антилия, названном Семь Городов, поселились архиепископ из Порту в Португалии с шестью епископами и другие христиане, мужчины и женщины, кои бежали из Испании на корабле вместе со своим скотом и скарбом. Примерно в 1414 г там побывал последний корабль из Испании».

По всей Европе ходили слухи об экспедициях, которые были сбиты с курса ураганом и пристали к острову Семи Городов, где люди все еще говорили на португальском языке и спрашивали у вновь прибывших, по-прежнему ли мавры правят землею их предков. Так что в XV в. существование Антилии ни у кого не вызывало сомнений. Стремление отыскать богатый остров с семью городами побуждало к плаваниям по неизведанному морю-океану.

Особо ретиво за поиски острова взялись португальцы. Видно, возжаждалм встречи с соотечественниками. В 1419 г. экспедиция, отправленная для исследования атлантического побережья Африки, была отброшена бурей далеко на запад и случайно обнаружила лесистый островок. Принц Энрике Мореплаватель чрезвычайно заинтересовался находкой и на следующий год специально отправил в тот район экспедицию с предписанием исследовать море к западу от островка. Наверное, он предполагал, что дальше может лежать Антилия или какой-либо иной из мифических островов моря-океана, обозначенных картографами. И действительно, в пятидесяти километрах от островка был найден сравнительно большой остров (семьсот квадратных километров), тоже покрытый лесом. Так и подмывало объявить эту землю Антилией, но, увы, на ней не было не то что городов, но даже босоногих дикарей. И принц назвал тот остров Мадейрой (португальское «мадейра» — «дерево», «лес»). Впрочем, и это название вскоре устарело, поскольку новоявленные хозяева по неосторожности спалили дотла весь лес, и стал остров голеньким, как новорожденный.