Том 1. Стихотворения. Рассказы - Иван Бунин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
1905
Тонет солнце, рдяным углем тонет…
Тонет солнце, рдяным углем тонетЗа пустыней сизой. Дремлет, клонитГоловы баранта. Близок час:
Мы проводим солнце, обувь скинемИ свершим под звездным, темным, синимМилосердным небом свой намаз.
Пастухи пустыни, что мы знаем!Мы, как сказки детства, вспоминаемМинареты наших отчих стран.
Разверни же, Вечный, над пустынейНа вечерней тверди темно-синейКнигу звезд небесных — наш Коран!
И, склонив колени, мы закроемОчи в сладком страхе, и омоемЛица холодеющим песком,
И возвысим голос, и с мольбоюВ прахе разольемся пред тобою,Как волна на берегу морском.
1915
Ра-Озирис, владыка дня и света…
Pa-Озирис, владыка дня и света,Хвала тебе! Я, бог пустыни, Сет,Горжусь врагом: ты, побеждая Сета,В его стране царил пять тысяч лет.
Ты славен был, твоя ладья воспетаБыла стократ. Но за ладьей воследШел бог пустынь, бог древнего завета —И вот, о Ра, плоды твоих побед:
Безносый сфинкс среди полей Гизеха,Ленивый Нил да глыбы пирамид,Руины Фив, где гулко бродит эхо,Да письмена в куски разбитых плит.
Да обелиск в блестящей политуре,Да пыль песков на пламенной лазури.
1905
Тэмджид
Он не спит, не дремлет.
Коран.В тихом старом городе Скутари,Каждый раз, как только надлежитБыть средние ночи, — раздаетсяГрустный и задумчивый Тэмджид.
На средине между ранним утромИ вечерним сумраком встаютДервиши Джелвети и на башнеДревний гимн, святой Тэмджид поют.
Спят сады и спят гробницы в полночь,Спит Скутари. Все, что спит, молчит.Но под звездным небом с темной башниНе для спящих этот гимн звучит:
Есть глаза, чей скорбный взгляд с тревогой,С тайной мукой в сумрак устремлен,Есть уста, что страстно и напрасноПризывают благодатный сон.
Тяжела, темна стезя земная.Но зачтется в небе каждый вздох:Спите, спите! Он не спит, не дремлет,Он вас помнит, милосердый бог.
<1905>
С острогой
Костер трещит. В фелюке свет и жар.В воде стоят и серебрятся щуки,Белеет дно… Бери трезубец в рукиИ не спеши. Удар! Еще удар!
Но поздно. Страсть — как сладостный кошмар.Но сил уж нет, противны кровь и муки…Гаси, гаси — вали с борта фелюкиКостер в Лиман… И чад, и дым, и пар!
Теперь легко, прохладно. ВыступаютТуманные созвездья в полутьме.Волна качает, рыбы засыпают…И вверх лицом ложусь я на корме.
Плыть — до зари, но в море путь не скучен.Я задремлю под ровный стук уключин.
<1905>
Призраки
Нет, мертвые не умерли для нас! Есть старое шотландское преданье,Что тени их, незримые для глаз, В полночный час к нам ходят на свиданье,
Что пыльных арф, висящих на стенах, Таинственно касаются их рукиИ пробуждают в дремлющих струнах Печальные и сладостные звуки.
Мы сказками предания зовем, Мы глухи днем, мы дня не понимаем;Но в сумраке мы сказками живем И тишине доверчиво внимаем.
Мы в призраки не верим; но и нас Томит любовь, томит тоска разлуки…Я им внимал, я слышал их не раз, Те грустные и сладостные звуки!
<1903–1905>
Неугасимая лампада
Она молчит, она теперь спокойна.Но радость не вернется к ней: в тот день,Когда его могилу закидалиСырой землей, простилась с вею радость.
Она молчит, — ее душа теперьПуста, как намогильная часовня,Где над немой гробницей день и ночьГорит неугасимая лампада.
<1903–1905>
Вершина
Леса, скалистые теснины —И целый день, в конце теснин,Громада снеговой вершиныИз-за лесных глядит вершин.
Селений нет, ущелья дики,Леса синеют и молчат,И серых скал нагие пикиНа скатах из лесов торчат.
Но целый день, — куда ни кинуВдоль по горам смущенный взор, —Лишь эту белую вершинуПовсюду вижу из-за гор.
Она полнеба заступила,За облака ушла венцом —И все смирилось, все застылоПред этим льдистым мертвецом.
<1903–1905>
Тропами потаенными
Тропами потаенными, глухими,В лесные чащи сумерки идут.Засыпанные листьями сухими,Леса молчат — осенней ночи ждут.
Вот крикнул сыч в пустынном буераке…Вот темный лист свалился, чуть шурша…Ночь близится: уж реет в полумракеЕе немая, скорбная душа.
<1903–1905>
В открытом море
В открытом море — только небо, Вода да ветер. ТяжелоИдет волна, и низко кренит Фелюка серое крыло.
В открытом море ветер гонит То свет, то тень — и в облакаСквозит лазурь… А ты забыта, Ты бесконечно далека!
Но волны, пенясь и качаясь, Идут, бегут навстречу мнеИ кто-то синими глазами Глядит в мелькающей волне.
И что-то вольное, живое, Как эта синяя вода,Опять, опять напоминает То, что забыто навсегда!
<1903–1905>
Сквозь ветви
Осень листья темной краской метит:Не уйти им от своей судьбы!Но светло и нежно небо светитСквозь нагие черные дубы,
Что-то неземное обещает,К тишине уводит от забот —И опять, опять душа прощаетПромелькнувший, обманувший год!
<1903–1905>
Судра
Жизнь впереди, до старости далеко,Но вот и я уж думаю о ней…О, как нам будет в мире одиноко!Как грустно на закате дней!
Умершие оставили одежды —Их носит бедный Судра. Так и мнеОставит жизнь не радость и надежды,А только скорбь о старине.
Мы проживем, быть может, не напрасно;Но тем больнее будет до концаС улыбкою печальной и безгласнойВлачить одежды мертвеца!
<1903–1905>
Океаниды
В полдневный зной, когда на щебень,На валуны прибрежных скал,Кипя, встает за гребнем гребень,Крутясь, идет за валом вал, —
Когда изгиб прибоя блещетЗеркально-вогнутой грядойИ в нем сияет и трепещетОт гребня отблеск золотой, —
Как весел ты, о буйный хохотЗвенящий смех Океанид,Под этот влажный шум и грохотЛетящих в пене на гранит!
Как звучно море под скаламиДробит на солнце зеркалаИ в пене, вместе с зеркалами,Клубит их белые тела!
<1903–1905>
Черный камень Каабы
Он драгоценной яшмой был когда-то,Он был неизреченной белизны —Как цвет садов блаженного Джинната,Как горный снег в дни солнца и весны.
Дух Гавриил для старца АвраамаЕго нашел среди песков и скал,И гении хранили двери храма,Где он жемчужной грудою сверкал.
Но шли века — со всех концов вселеннойК нему неслись молитвы, я рекойТекли во храм, далекий и священный,Сердца, обремененные тоской…
Аллах! Аллах! Померк твой дар бесценный —Померк от слез и горести людской!
<1903–1906>
