Лейли и Меджнун - Мухаммед Физули

Окончив повесть, снова начинали.

Но ей утеха не была нужна -

Всечасно ранила себя Луна.

И, горько плача от жестокой боли,

С подругами не забавлялась боле.

Им басма - украшение бровей,

Ее душа чернеет от скорбей.

Те родинкой себе украсят щеки -

Она оденет в синь[58] свой стан высокий.

Узор шелков - мечта их суеты,

Ее влечет узор одной мечты.

От хны их руки были, словно розы,

Но кровью руки ей одели слезы.

Игла и шелк бедняжку не влекли,

Но по ресницам реки слез текли.

Они о золотой парче мечтали,

Для ожерелий жемчуга низали, -

Она низала, с завистью в крови,

На нить мечтаний жемчуга любви.

Она сильней Меджнуна помешалась,

Когда "Меджнун!" кричали, откликалась.

Когда же уходили все, в ночи

Она, усевшись около свечи,

Ей поверяла все свои печали,

Все тайны мук, что душу омрачали.

Разговор Лейли со свечой[59] и просьба указать лекарство душе больной

Закрывшая глаза, тоски полна,

В оковах ноги, голова черна[60] -

Давай-ка станем верными друзьями,

Поделимся сердечными скорбями.

Скажи, свеча, какого горя гнет

Тебя, как слабую тростинку, гнет?

Зачем ты с головы до ног пылаешь

И дымом сердца облик свой скрываешь?

Своей основы существо открой!

Тебе огонь стал жизненной водой!

Откуда влага глаз, души пыланье,

И где источник твоего страданья?

За что всю ночь ты мучиться должна,

И влагой и огнем окружена?

Ты, гаснущая утром, - как бывает.

Что влага твой огонь лишь раздувает?

Ты мной, сожженной, не пренебрегай

И горя моего не отвергай.

С тобой я схожа верностью неложной,

И все же я тебя верней, возможно.

Ты ночью лишь охвачена огнем,

А я горю и по ночам и днем.

Тебя, свеча, порывы ветра губят,

Моя душа порывы страсти любит.

Ты можешь, проливая слез ручьи,

Всем людям тайны раскрывать свои.

В любви ты не закалена сурово,

Все, что на сердце, высказать готова.

А я - твердыня пустоши скорбей -

Таю, как флейта, страсть в груди своей.

Нет, дружбы с первым встречным не вожу я

Под страхом казни тайны не скажу я.

Тебе поверить я б могла беду,

Но твердости в тебе я не найду.

Рассказы краткие бедны и плохи,

Иных - боюсь: тебя расплавят вздохи.

Я другу раз открыла свой недуг,

Но спутником моим не стал мой друг.

Он вынести не мог такой печали, -

Мои страданья в степь его умчали.

С тобой об этом речь не поведу:

И ты меня покинешь на беду".

Но со свечой что говорить напрасно?

Она не даст совета - это ясно.

И обратилась к мотыльку Лейли:

"Услышь печаль, пойми тоску Лейли!" 

Лейли тайну свою мотыльку раскрывает и горе свое ему перед ним изливает

Гнезда любви крылатый обитатель,

И сладких вод любви ночной искатель!

Ты, верности любовной образец,

Влюбленный, ты - влюбленности венец

Полжизни дашь, чтоб увидать кумира,

За миг его любви отдашь два мира.

Прославленный за преданность свою,

В любви стремишься ты к небытию[61].

Давно известен ты во всей вселенной,

Пример любви ты самой совершенной.

Однако хоть страдалец ты, как я,

Едва ли столь могуча страсть твоя.

Ты - опьянен, в движенье неустанном,

Я скована томленьем постоянным.

Тебя хоть ночью друг спасет от мук,

А мне одна разлука только - друг.

Ты душу, как нисар, огню бросаешь,

Себя от муки этим ты спасаешь.

А я хочу душою горевать,

Сто душ имея, вечно тосковать.

Ты говоришь - душа тоской одета,

Но где же, покажи, тоски примета?

Взор полон ли горючею слезой?

Где вздох горячий, леденящий твой?

Где стойкость перед гнетом и страданьем,

Готовность к самым тяжким испытаньям?"

Да, в мотыльке нашла она изъян,

Бальзамом он не может быть для ран.

Осталось ожиданье и терпенье

И к облегченью мук своих стремленье.

До ночи, усыпляющей людей,

Был напоен слезами луг очей.

Когда же тьма окутывала зренье

И нисходил покой на все творенья,

Когда был друг и недруг усыплен

И только горемык не трогал сон, -

Тогда Лейли в пустыню выходила,

Рыданьем вдоволь душу отводила,

Бросала к небу вздох печальный свой

И тайны раскрывала пред луной.

Лейли с луною говорит и, подобно солнцу, страстным огнем горит

О ты, порою, как мой стан, кривая

Порою полная и налитая!

То явишься, как горький мой недуг,

То исчезаешь, словно ты - мой друг!

По переменам тем судить нетрудно -

Полна любви ты к солнцу безрассудной.

Ты от разлуки ныне так худа,

В тоске и горе бродишь ты всегда.

Когда знакома ты с любовной мукой,

Смотри, как я измучена разлукой.

На пламя страстных вздохов погляди,

От тяжких мук меня освободи.

Пройди, луна, все дальние просторы

И все пустыни осмотри и горы.

Где милый мой, надежд моих оплот,

Мой царь царей, спаситель от невзгод!

И расскажи, как мучусь я, больная,

Печальной правды вовсе не скрывая".

Всю ночь томилась до утра она,

Смятеньем до краев была полна...

Когда же утром пташка запевала,

То иначе бедняжка тосковала:

"Во мне закваски жизни больше нет,

К утру остался от нее лишь след.

Уже пропущен миг благоприятный,

Когда я все сказать могла бы внятно...

Сейчас проснутся недруги кругом,

Нельзя о горе рассказать моем.

Я звездочка в созвездье страстной муки,

Свеча, горящая в дворце разлуки.

Днем я в тюрьме, чуть ночь - свободна я,

Днем смерть моя, а ночью - жизнь моя.

Ночь для меня подобна дню отныне,

Любя, я дня не вижу благостыни".

Лейли свои жалобы утреннему ветру вручает и надеждой свое горе облегчает

Вот, к ветру обратись, с тоской в груди

Лейли сказала: "Ветер, погоди!

Султану - славословие от нищей,

Тайком от всех снеси в его жилище.

Узнай, кто исцелитель бед его,

С кем он, когда со мною нет его.

В ком он находит ныне утешенье,

И помнит ли меня он в отдаленье?

Ты так ему скажи: "О царь царей!

От нищей отвернись - и не жалей ...

Ведь ты меня прекрасной прежде видел,

В весенней радостной одежде видел, -

Теперь я - горя и беды раба,

Как осень я желта, худа, слаба.

Но коль меня твои не ищут взоры,

Что сделает лишенная опоры?

Да, я, как желтый лист, измождена.

Ты - юн, и свеж, и светел, как луна.

Но пусть я в прахе, пусть я в униженье.

Я на твое надеюсь снисхожденье.

Как прежде, милосердным пребывай,

Старинную приязнь не забывай".

Так, звездочке подобная бессонной,

Она всю ночь томилась потаенно;

Рыдала, в скорбную одевшись тень . . .

Когда же новый занимался день,

Она себя завесой укрывала,

Невыразимо мучилась, страдала.

Неизлечимой горести полна,

Так проводила день и ночь она.

Ту, что была нежней прекрасной розы,

Днем страх одолевал, а ночью - слезы.

Лейли весной в саду гуляет и от новых мучений себя избавляет

Весна, весь мир в живой одев наряд,

Всем чистым принесла своих услад.

Блестящим стало времени зерцало,

Земля небесным цветом замерцала.

Алхимик-ночь чудесным волшебством

И утро благовонным ветерком

Поникший стан фиалок распрямили

И розу жемчугом росы омыли.

Была омыта амброю земля,

Покрылись пылью мускусной поля.

Из туч катились вниз каменья града:

Им головы бутонов бить отрада.

Деревья раздавали тут и там

Из хлопка пластыри своим цветам[62].

А запах сладостный травы зеленой

Был нежной данью розе благовонной.