Веруча - Эдвин Табб

Веруча неожиданно для себя быстро произнесла:

— Он уже нанят.

— Неужели? — Шама приподняла бровь и засмеялась. — В каком качестве, позвольте узнать, моя дорогая?

Она умело била в незащищенное место. Но слово уже вылетело, и Веруча лихорадочно пыталась достойно выйти из щекотливой ситуации. Она была бесконечно благодарна Дюмаресту, который ни взглядом, ни словом не выдал своего удивления, вызванного ее скоропалительным заявлением. Господи, зачем она вообще заговорила? Что изменится, если Эрл станет любовником Шамы?

— В качестве моего поверенного. Мне бы хотелось, чтобы он привел в порядок дела на моих южных землях.

— И ты наверняка станешь щедро платить ему. — Шама многозначительно улыбнулась и подняла бокал. — За тебя, Веруча! Надеюсь, твой избранник тебя не разочарует!

Дюмарест ответил за Веручу, мягко, но решительно:

— Не сомневайтесь, сударыня. Я обещаю не разочаровать и оказаться на высоте.

Веруча постепенно успокаивалась. Эрл не только не заставил ее краснеть и сожалеть о вырвавшихся внезапно словах, но защитил и закрыл собой. Он, по сути, спас ее честь в этой нежданной ситуации.

В комнату тихо вошел дворецкий и протянул Селкасу записку. Веруча наблюдала, как Селкас пробежал ее глазами, кивнул слуге, отпуская, и, дождавшись, пока за ним закроется дверь, поднялся. Твердые интонации его голоса, ставшего сразу напряженным и строгим, заставили и ее напрячься:

— Веруча, нам необходимо отправиться во дворец. Срочно. Чозл очень плох…

Он казался очень маленьким на огромной кровати: поверженный гигант, опутанный сетью трубок, капельниц, проводов медицинской реанимационной аппаратуры. Рядом с кроватью, выстроившись вдоль невидимой черты, молча стояли медики. Гаман, убеленный сединами пожилой врач, на протяжении всей жизни следивший за здоровьем властителя, оторвал взгляд от листа с записями последних показаний приборов и взглянул на вошедших. В его усталых и умных глазах Веруча прочла грусть и бессилие изменить что-то.

— Он слишком плох, Веруча. Очень. Я сомневаюсь, протянет ли он эту ночь.

— Когда это случилось?

— Произошел рецидив его болезни, около двух часов назад. Даже обделенный умом человек не стал бы в его годы любоваться жестоким зрелищем игр на арене; я предупреждал его и не раз. Переживания и волнения привели к перегрузке и шоку. Это не страшно для человека средних лет и более или менее здорового, но ему этого оказалось достаточно.

Веруча подумала, что избыточный вес Чозла тоже внес свою горькую лепту в происшедшее — властитель был известным гурманом и любителем горячительных напитков.

— Я обследовал его после состязаний, — продолжал Гаман, — и все было в норме. Потом произошел удар. Я не ожидал этого и хочу докопаться до причины. Но это прискорбный факт, и с ним ничего нельзя сделать.

— Нет никакой надежды?

— Ни малейшей. Кровоизлияние в мозг. Чозл практически полностью парализован. Он был бы уже мертв, если бы мы не применяли аппарат. — Голос врача стал немного мягче. — Прости, Веруча, но такое случается. Рано или поздно все находит свой конец.

Это был не просто конец одной жизни. Веруча приблизилась и встала рядом с беспомощным монархом. Сейчас было трудно поверить, что когда-то он был высоким, стройным, все его сильное тело буквально исходило избытком энергии и задора. Она помнила, как он играл с ней в ее детские годы, подбрасывал в воздух и, смеясь, ловил могучими руками, играл с ней в догонялки, отдавая ей редкие свободные минуты, заменял ей отца, которого она не знала никогда.

Но это все было слишком, слишком давно; она тогда была маленькой девочкой. Позже их пути немного разошлись, но они всегда были рядом, на виду. Она взрослела, училась, росла, а монарх занимался важными государственными проблемами, осуществляя на практике свои странные теории и гипотезы… А теперь он умирал, и казалось, что заканчивается целая эпоха.

Она стояла возле кровати так, чтобы суметь увидеть малейшее движение умирающего, поймать взгляд его запавших и потускневших глаз. Казалось, он силится что-то сказать ей, объяснить, но из его груди вырывался только тихий стон. Подошла медсестра с аппаратом искусственного дыхания, стала укреплять маску на лице Чозла. Веруче было больно видеть беспомощным и одиноким того, кого она все эти годы считала могучим и сильным.

Селкас о чем-то тихо говорил с врачом. Закончив, он подошел к Веруче и взял ее за руку. Его голос был тих и мягок:

— Мы ничем не сможем помочь ему, Веруча. Ему лучше умереть. Он уже никогда не сможет ни говорить, ни двигаться. Гаман уверен в этом, хотя с помощью аппарата будет поддерживать жизнь Чозла до самой последней минуты.

— А Монтарг знает о случившемся?

— Ему сообщили, но он не потрудился приехать. Правда, меня скорее удивило бы обратное. Наверное, он готовится сейчас принимать поздравления, надеясь стать следующим Властителем Дредиа. Нам тоже надо торопиться; у нас слишком мало времени.

— Не волнуйся. — Увиденное тяжело подействовало на нее. — Ведь мы оба знаем, что произойдет дальше. Монтарга изберут, а мою кандидатуру отклонят.

— Сдаешься, Веруча? Отступаешь?

— Нет, — произнесла она, чуть помедлив и зябко поводя плечами, — надо попытаться, по крайней мере. Когда ты хочешь созвать срочную ассамблею Совета?

— Завтра после полудня. Чозл вряд ли проживет дольше, и нам нельзя откладывать заседание. — Он крепко пожал ее холодные пальцы. — Сейчас не время выказывать слабость, моя девочка.

— Еще один твой совет, Селкас?

— А разве первый был так уж плох?

— Нет, но почему ты так заботишься обо мне? Ты никогда раньше не проявлял интереса к моим делам.

— Мне слишком не нравится Монтарг. Полагаю, что он будет несчастьем нашего мира, если ему доверить власть, и это вполне объясняет мой интерес к тебе и твоим делам. Пришло время твердо встать на ту или другую сторону. Я выбираю твою.

Они вышли из дворца на свежий воздух. Селкас мягко сказал:

— Мне кажется, что тебе сейчас лучше поехать домой. Дюмарест ждет внизу, чтобы сопровождать тебя.

— Мне не нужна охрана. Я вполне справлюсь и сама.

— Очень может быть, но он нуждается в тебе. Ведь ты наняла его, помнишь?

Она уже почти забыла о своей глупой выходке. А теперь, похоже, пришло время расплаты.

— Хорошо, — сказала она, — он поедет со мной…

Веруча жила в небольшом доме на окраине города — уютном каменном строении, утопавшем в зелени сада. Дверь открылась, как только Веруча прикоснулась к ней; Дюмарест, опередив ее, вошел первым, а затем, слегка поклонившись, пригласил ее следовать за собой. Как только они оказались в холле, автоматически сработал внутренний свет, и Дюмарест остановился, осматриваясь. Деревянный пол был устлан красивыми мягкими коврами, свет горел неяркий, матовый, и везде — на столиках, вдоль стен, на полочках — стояли цветы. Дышалось легко и чувствовался вкус и привычки искусной хозяйки.

— Вы устали, наверное, — произнесла Веруча, когда Эрл помогал ей снять плащ. — О себе скажу только, что я на пределе. У меня был слишком трудный день.

Он не двинулся с места:

— У вас очень милый и уютный дом. Можно мне взглянуть? — И, не дожидаясь приглашения, стал осматривать помещения мягким шагом, переходя из одной комнаты в другую, замечая каждую мелочь.

Она некоторое время наблюдала за ним, а потом прошла к себе в кабинет. Эта комната была ее любимой. Стены здесь были отделаны теплым деревом, увешаны старинными картами; на многочисленных полках ровными рядами стояли книги…

Дюмарест присоединился к ней, когда она готовила им напитки, наливая золотистую жидкость в инкрустированные бокалы.

Протягивая ему бокал, она спросила:

— Прекрасно, вы удовлетворены?

— Осмотром?

— Тем, что никто не прячется в темноте, вынашивая планы убить меня?

— Если там кто-то и прячется, то я его не заметил. — Эрл отпил глоток бренди. — А вы полагаете, что мы не одни в доме?

— Нет, конечно.

— Позвольте спросить, откуда у вас эта уверенность?

— Дредиа — мир иного рода. И не осуждайте нас за арену. Это — воплощенный в жизнь чей-то плохой совет. Жители Дредиа очень добры и не склонны к насилию. Чозл пытался изменить их характеры и для этого ввел состязания на арене. Но вы сами уже достаточно видели здесь, слышали беседы на сегодняшнем приеме и наверняка составили собственное мнение. Нет, я не боюсь насилия. Да и вряд ли кто-то захочет свести со мной счеты.

Эрл был уверен в другом, так как знал достаточно, но разубеждать ее не стал, потому что жизнь охраняется не подходящими аргументами или словами. Вместо этого вслух он сказал:

— Считайте это просто моей привычкой. Я привык изучать обстановку, окружающую меня в данный момент. Я заметил, вы увлечены изучением старины?