Чья-то сестра - Дерек Марлоу

— А снимал ее кто?

— Он был… спать он с ней не хотел. Понимаете? Хотел просто смотреть. Может, не мог. Не знаю. Черт, дерьмовое дело. Выйдем?

— Почему бы и нет? У меня машина. Могу тебя подбросить.

Открыв дверь, Брэкетт ждал, пока Билли возьмет свою сумку.

Парень казался хрупким и очень юным.

— Мистер, вы меня не надуваете?

— Нет, я ездил на опознание. Она погибла.

— Может, и к лучшему, а? Жизнь у нее была… Последнее время мне казалось, она вообще уже себя не помнит. Живет, как во сне…

— Двинули, Билли.

Они прошли через зал. Брэкетт заметил, что за ними наблюдает Дикси. На улице Билли остановился и прислонился к стене, глубоко вдыхая ночной воздух.

— А знаете, — сказал он, — я ведь к ней сегодня собирался. Субботний вечер, большой сбор…

— Билли, кто же снимал ее? — Брэкетт вытянул у него из рук снимок.

— Коп!

Ответ прозвучал напористо и ошеломляюще.

— Да ты что? Коп?!

— Ага.

— Не верится что-то. Да и не признался бы он. Даже если и вправду коп.

— А чего признавать, мистер? Я копа за миллион миль чую. И ни одной промашки.

— А со мной?

— Исключение подтверждает правило. Вроде так говорится.

— Так ты утверждаешь, что снимал коп?

— Правильно. С головы до пят — коп. Ничего явного, но у меня на них нюх, понимаете? Как на ринге. Стоит гонгу ударить, и ты уже все знаешь о противнике, если мозгов хватает. Все. Про копов я выучился, еще когда вот таким был. Знаю, кто на стороне закона, а кто — нет. Знаю, и все тут. Понимаете?

— Хорошо. Значит, коп.

— Да я присягнуть могу!

— Какой он из себя?

— Вот этого не скажу… Темно было, да и видел я его недолго. Ему вроде лет сорок пять. Хотя нет, малость постарше. Не разглядел толком.

— Говорил что-нибудь?

— При мне почти ничего. Велел убираться. «Потеряйся, Крошка». Только и сказал.

— А как зовут, не знаешь?

— Ох, ну конечно! — расхохотался Билли. — Имя у него есть. Подумаешь! Назваться можно хоть Мэри Поппинс! Сказал — Хэл Иордан.

— Эл?

— Эл, Хэл. Какая, к черту, разница!

— Хэл Иордан, — повторил Брэкетт. — Имечко — с ходу не выдумаешь.

— Может, опять кинозвезда какая? Вроде Джин Харлоу?

— Все может быть.

Когда они зашагали к центру, начал накрапывать дождь (необычный дождь района Залива, падающий тяжело, точно притягиваемый к земле силой тяготения). Паренек, похоже, начал нервничать — без конца тревожно поглядывал через плечо, но в этот ранний вечерний час улица была абсолютно пуста.

— Билли, — Брэкетт старался шагать с парнем в ногу, — а ты больше не встречал этого Хэла Иордана?

— Нет. Только тогда. Даже не знал, что его так зовут. Джин мне потом сказала.

— А слышал о нем?

— Само собой. Поговорите с любым наркоманом: о нем слышали все. Он для них — мистер Пророк. Понимаете, о чем я?

— Наркотиками их снабжает?

— Ага. Но его никто никогда не видел.

— Девушка видела. И ты видел.

— Черт! — Билли точно споткнулся и тут же глянул через плечо. — Думаете, я не соображаю?

— Боишься?

— Нет… Да… Вроде и говорить неловко, но мне как-то спокойнее, что я работаю в тюремном загоне. Все время копы крутятся… Да. — Он смущенно отвернулся. — Я боюсь.

— Билли, он белый или черный?

— Иордан-то? Белый.

— Уверен?

— На сто процентов.

— Ладно, пойдем в машину. Дождь идет.

— Нет, спасибо. Добегу. Мне тут всего два квартала.

— Билли! Еще минутку! Когда ты последний раз видел Джин? Девушку свою?

— Вчера вечером.

— Вчера? Где же?

— У «Джими». В Норт-Бич.

— Эй, погоди!

— Послушайте, не люблю я улиц! Нервничаю всегда. В другой раз.

— Да минуту всего!

Брэкетт ступил в темный подъезд магазина. Пахло мочой и вином. Билли помялся, вздохнул и прижался в угол ниши.

— Вы что, хотите до Иордана добраться?

— Пока нет. Но при случае попробую.

— И думать забудьте.

— Билли. — Брэкетт пропустил мимо ушей его совет. — Когда она была у «Джими»?

— Не помню.

— Поздно или рано?

— Поздно. Ага, точно поздно.

— Очень поздно?

— Да. Часов около четырех утра.

— Ты с ней говорил?

— Нет. Она заскочила на минутку. Как бешеная была.

— И ушла?

— Да.

— Одна?

— Нет. С одним типом. Он вроде посредника. Курьер.

— У Иордана?

— Ага. Верно.

— Значит, ушла с ним?

— Да. Заскочила в уборную и тут же смоталась. Минут через десять.

— А курьер этот? Раньше ты его видел?

— А как же. Тысячу раз.

— А его как зовут? Не знаешь?

— Вы очень любопытны.

— Да, все так считают. Так как же?

— Джо. Джо Большой Город.

— Странное имя. А фамилия у него есть? У тебя — Кент. А у него?

— Конечно. У всех есть.

— Уж не Лумис ли?

— Точно. — Билли уставился на него. — Точно, Лумис. Послушайте, откуда вы знаете?

— Сложил два и два, и все дела, — ответил Брэкетт. — Но ты точно заметил, что она ушла с Лумисом? Лет сорок, носит костюм, при галстуке, аккуратная стрижка, золотые запонки…

— Ну вылитый Лумис. Вечно в Саусалито отирается.

— А кто еще видел, что они уходят вместе?

— Там с вами не станут разговаривать.

— Назови хотя бы. А я просто взгляну.

— Ладно. Есть там один ямаец. Зовут Муррей. Большой, черный. Он там всегда. Только, чур, меня не впутывать.

— Хорошо, спасибо.

Паренек шагнул из темноты и быстро осмотрелся.

— Если еще что узнаешь, — окликнул Брэкетт, — Дикси знает, где меня найти.

Обернувшись, Билли усмехнулся и ушел. Брэкетт стоял, пытаясь выстроить события дня и последнего часа. Если верить Билли, он вторгся в расследование смерти Лумиса, по вкусу это Симмонсу, Йохансену и всей их братии или нет. В его планы это не входило, но, честно говоря, он не жалел, что так все обернулось. Потому что с самого начала знал, что заинтересовался не Мэри Малевски, неизвестной девушкой, а Джозефом Лумисом.

«Бьюик» высвечивался уличным фонарем. Брэкетт неожиданно почувствовал прилив бодрости и энергии, готовность работать ночь напролет. Он сел в машину и, потянувшись к переключателю скоростей, наткнулся на что-то холодное. Что-то качнулось и медленно скатилось на пол.

Нагнувшись, он поднял снимок, и внутри у него похолодело. Он понял, что задевает его не только Лумис, но и человек по имени Хэл Иордан. Живой Иордан. До того живой, что даже чересчур. Не просто убийца, а вдобавок коп. Значит, Брэкетта можно извинить за то, что у него разгулялись нервы.

Когда Брэкетт добрался домой, было девять часов вечера. Либерман запирал кулинарию на ночь, он читал сообщения про уличные преступления, смотрел все, что разыгрывалось актерами по телевидению, и не собирался рисковать.

— Никто не звонил, мистер Либерман? — осведомился Брэкетт.

— Я, мистер Брэкетт, все под пепельницу положил.

Двадцать пять лет знакомы, а все обращаются друг к другу, точно партнеры в водевиле.

— Значит, звонили?

— Да, мистер Брэкетт.

— Кто же?

— Женщина. Я все записал и положил под пепельницу.

Брэкетт поблагодарил его и пошел к себе. Комната, как всегда, была незаперта, на случай, если ему вдруг достанется (как кто-то однажды пошутил) «темпераментный клиент». Прикрыв дверь, Брэкетт включил настольную лампу и взглянул на клочок вощеной бумаги. На сей раз записано поразборчивее. Брэкетту звонили. Два раза, оба раза одна и та же женщина. Он прочитал язвительное послание, смял и бросил его в корзинку: миссис Маркстейн и ее пропавшая собака. Придется обеим потерпеть и пожить в разлуке.

Приняв душ, Брэкетт оделся в тот же костюм, положил остаток скудных сбережений в бумажник, налил виски и, присев за стол, проглядел записи о Лумисе. Перечитал все дважды, особенно внимательно разговор о морге, и подчеркнул слова «заднее сиденье». В тумане сплошной вроде бы невнятицы проступили четкие контуры. Конечно, беседа эта — лепет перепутанного человека. Но кое-какие определенные догадки уже напрашивались. Факты есть факты. То, что Лумис стоял на мосту, якобы намереваясь броситься в воду, всего лишь предположение Брэкетта. Он воображал, что это жутко умное дедуктивное заключение, а все оказалось не так: Лумис сам недвусмысленно сообщил ему, что сидел в «тойоте». И даже уточнил — не на переднем сиденье, а сзади. Но почему он так перепугался? Чему был свидетелем? Может ли прояснить что-нибудь его заявление в полицию? Вряд ли. Если Хэл Иордан — его хозяин — действительно служит в полиции, он же может все прочитать. А это значит, что Лумису грозил смертный приговор, и он даже подписать заявление не успел бы. Поэтому Лумис так бессвязно разговаривал с Брэкеттом.

Брэкетт записал выводы на чистом листке бумаги, добавил несколько вопросов, вероятные ответы и приписал пониже: «Хэл Иордан». Вот так: