Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт - Витезлав Незвал

Когда всё Анечкино лицо было обрызгано чем-то ароматным, напоминающим запах розы, Кукла подула в лицо Анечке каким-то порошком, тоже превосходно и редкостно пахнувшим, а затем накапала ей в глаза что-то сильно блестевшее и прохладное.

Затем Кукла на ходулях стала уменьшаться, словно бы исчезать куда-то в пол, пока не уменьшилась до того, что и в самом деле исчезла.

Когда Кукла исчезла, стул, на котором сидела Анечка-Невеличка, стал опускаться, и спинка его тоже стала опускаться. Спинка опускалась и опускалась, стул опускался и опускался, и Анечка-Невеличка в конце концов почувствовала, что коснулась ногами пола.

Анечка встала, желая узнать, как дела у Соломенного Губерта, и увидела, что тот сильно изменился. Глаза его, прежде озорные, стали неподвижными и глядели в одном направлении. Лицо тоже стало неподвижно, как лицо Куклы на высоких ходулях. Это был и не был Соломенный Губерт.

— Вы разве не Соломенный Губерт? — спросила Анечка.

— То есть как не Соломенный Губерт? А вы, кстати, кто такая?

— А вы разве не знаете?

— По-моему, вы — кукла, похожая на Анечку-Невеличку.

— Я — кукла? — сказала Анечка, и ей захотелось плакать.

— Конечно, кукла!

— Я — Анечка-Невеличка. Это вы — кукла!

— Я — кукла? — возмутился Соломенный Губерт. — Никому бы не советовал так думать!

— Хоть вы и говорите, как Соломенный Губерт: «Никому бы не советовал!», всё-таки вы — кукла!

— Это вы — кукла!

— Нет, вы!

— То, что вы — кукла, ясно! Я это вижу, — сказал Соломенный Губерт. — Но раз вы говорите, что я — кукла, значит, наверное, так оно и есть.

Так оно и было. Поглядев в зеркало, оба убедились, что стали куклами.

— Вам тоже брызгали в лицо чем-то ароматным, напоминающим запах розы? — спросила Анечка.

— Тоже.

— И тоже подули в лицо нежным порошком?

— Подули. А потом накапали в глаза что-то блестящее.

— И мне, — сказала Анечка.

В этот момент раздался громкий-громкий звонок, а над дверями появилась табличка с надписью:

ЗАНИМАТЕЛЬНЫЙ ПОЕЗД. САДИТЕСЬ!

Едва появилась табличка, Соломенный Губерт предложил побыстрее вернуться к рельсам и сесть в Занимательный Поезд. Однако на рельсах никакого поезда неоказалось. Были там только две большие-большие картонные коробки, лежавшие на плоских четырёхколёсных тележках, и на коробках было написано:

ЗАНИМАТЕЛЬНЫЙ ПОЕЗД

Немного подумав, Соломенный Губерт сказал, что придётся войти в коробки.

— А вам приходилось входить в коробки? — спросила Анечка.

— Ни разу!

— Тогда лучше бы не входить. Если произойдёт крушение, нам из них не выбраться.

— Крушения не произойдёт, потому что работает светофор.

— Значит, садимся? — спросила Анечка.

— Конечно! Я уже в коробке! — сказал Соломенный Губерт, и Анечка-Невеличка тоже забралась в коробку.

Едва они расположились в Занимательном Поезде, коробки захлопнулись — одна над Соломенным Губертом, а другая над Анечкой, — и Занимательный Поезд тронулся, поехав неведомо куда. Соломенный Губерт не знал — просто даже не предполагал, — куда едет Поезд, и Анечка тоже не знала — просто даже не предполагала, — куда Поезд едет.

Куда ехал Занимательный Поезд? Куда же он всё-таки ехал?

Глава двадцать третья, в которой Анечка-Невеличка и Соломенный Губерт выходят не на той станции

ПОЕЗД БЕЗО ВСЯКОГО СОМНЕНИЯ ехал в туннеле, потому что вокруг было темно. Наконец, когда стало светлее, он сделал первую остановку, и крышки коробок поднялись. Соломенный Губерт прислушался, будут ли объявлять название станции и будут ли, как обычно, кричать: «Горячие сосиски!», «Ситро!», «Пиво!» Но ни названия станции, ни «горячие сосиски», ни «ситро», ни «пиво» не выкрикивали. Станция, безо всякого сомнения, была какой-то необычной. Соломенный Губерт встал, намереваясь узнать, куда они приехали, и тотчас же выпрыгнул из коробки — такое странное, чрезвычайно поразившее его зрелище он увидел. Выпрыгивая, он не забыл крикнуть Анечке-Невеличке, чтобы и она тоже выпрыгнула, и Анечка тоже выпрыгнула. Едва она выпрыгнула, Поезд тронулся и отъехал. Долго осматривались они и долго удивлялись. Чему они удивлялись? Чему же они удивлялись?

Удивлялись они тому, что вблизи не было ни вокзала, ни города, ни деревни. Всюду, куда ни глянь, торчали скалы, пустынные и выжженные, а под скалами что-то странно шумело.

— Мы, безо всякого сомнения, вышли не на той станции, — сказала Анечка.

— А какая, по-вашему, т а?

— Не знаю! — сказала Анечка-Невеличка.

— В этот момент хлопнул выстрел, потом другой и третий.

— Повезло нам! — воскликнул Соломенный Губерт.

— Почему повезло?

— Поглядите, что происходит!

— А что происходит? — спросила Анечка.

— В Занимательный Поезд стреляют!

И правда, в Занимательный Поезд стреляли. Анечка не знала, откуда в него стреляли, но стреляли в него. Занимательный Поезд стал прыгать на рельсах. Пока он прыгал, раздался ещё один громкий, очень громкий выстрел, и Занимательный Поезд опрокинулся.

— Действительно, нам повезло, когда мы вышли не на той станции! — сказала Анечка.

— До чёртиков повезло! — пробормотал Соломенный Губерт.

— Пожалуйста, не говорите «до чёртиков».

— Почему это?

— Потому что с нами случится что-нибудь плохое!

— С нами случилось самое плохое, что могло случиться! — заметил Соломенный Губерт и пригнулся.

Анечка тоже пригнулась. Она хотела спросить, что же плохого с ними случилось, но вдруг заметила, что к рельсам подбежала толпа маленьких чёрных человечков и, бросившись на коробку, в которой приехал Соломенный Губерт, разорвала её в клочья.

— Дикари! — прошептал Соломенный Губерт и сжал кулаки.

— Что же делать? — спросила Анечка.

— Выждать время! — хладнокровно ответил Соломенный Губерт.

И они стали выжидать время. Пока они выжидали время, Анечка разглядывала Негритят. Те были полуголые, причём кое-кто держал длинные копья, а кое-кто — маленькие ружья. Остальные кое-кто были не вооружены и разрывали коробку в клочья голыми руками.

Покончив с коробкой, Негритята взялись за руки и стали прыгать и припевать:

Победа! Победа!Без боя! Без боя!Ведь рукиИ ногиУ нас с тобойС собою!Ура-а-а!!!

Попев и попрыгав, они уселись на землю, подняли вверх маленькие трубы и заиграли то, что пели. Играли они так красиво, что Анечка тоже едва не запрыгала.

— Наверно, они не злые, раз так красиво играют! — сказала она Соломенному Губерту.

— Это мы посмотрим.

— Когда?

— Когда они нападут на наш след.

— Вы думаете, они будут нападать на наш след?

— Ясно! На коробку же напали!

— А мне неясно. Раз они так красиво играют, я бы сама с удовольствием напала на их след!

— Ну и нападайте! — обиженно сказал Соломенный Губерт.

— А вы?

— А я пойду искать удобные пещеры в скалах и коренья, которыми нам предстоит питаться.

— А вы питались когда-нибудь кореньями?

— Никогда!

— А я питалась.

— Что же это были за коренья?

— Такие оранжевые. Называются морковки.

— Морковки — коренья? Вот почему я их не люблю.

— Морковки — хорошие коренья. Тут таких хороших кореньев, как морковки, наверно, и нету.

— Тогда не буду искать коренья! Лучше умереть с голоду, чем есть морковь!

— Я не дам вам умереть с голоду.

— Как вы это сможете сделать?

— Пойду под окошки к Негритятам и попрошу еды.

— Похоже, они вам нравятся, эти дикари! — раздражённо сказал Соломенный Губерт.

— Нравятся.

— Ну что ж, значит, конец.

— Почему?

— Раз они вам нравятся и вы к ним пойдете, они вас зажарят!

— Я не верю в это.

— Вы не верите, потому что они вам нравятся.

— Раз они мне нравятся, я тоже, может быть, им понравлюсь, и они меня не зажарят.

— Значит, идёте?! — крикнул Соломенный Губерт и улёгся на скале.

— Иду, раз вы хмуритесь, — сказала Анечка и пошла.

Глава двадцать четвертая, в которой Анечка-Невеличка идет к Негритятам

АНЕЧКА-НЕВЕЛИЧКА НЕСКОЛЬКО раз оборачивалась и махала рукой, но Соломенный Губерт был хмур и не глядел в её сторону.

Она шла сперва по пустынным и выжженным скалам, потом спустилась в долину, потом снова пошла по скалам и, наконец, снова спустилась в долину. Тут она увидела большую хижину, возле которой суетилось множество маленьких чёрных человечков, странно при этом подпрыгивавших. Среди них были и те, которые играли и понравились Анечке. Играть они не переставали и не переставали ей нравиться.