Тайный гонец - Геомар Куликов

— Эй ты, подь сюда!

Вошёл Ива в келарскую палату — важно на скамье развалился Амвросий.

Ива сообразил: келаря нет. Амвросий за главного. Поманил толстым, как огурец, пальцем, дал бумагу.

— Сбегай, отнеси брату казначею. Да чтоб единым духом обратно!

— Будет исполнено, — поклонился Ива.

И бегом к казначею.

Раз десять, как не более, посылал Амвросий Иву то в один, то в другой конец монастыря. Видел Ива: затаилась хитрость в поросячьих глазах Амвросия. Приметно доволен был, что льнёт к нему приёмыш иконописца Макария.

Верен оказался расчёт Игнатия. Когда собрался Амвросий ехать по деревням, сказал Иве:

— Поедешь со мной.

Богат монастырь. Подданных ему деревень не счесть.

Поехали, однако, только в две.

Ну и нагляделся Ива!

Куда ни приедет Амвросий, везде стоит бабий вой и плач. Одни мужики в пояс кланяются, другие смотрят волками.

Кажись, не было избы, в которую бы не заглянул келарев помощник. И отовсюду либо деньги брал, либо овцу со двора сводил, либо борова, а то и корову.

В Марьине велел Амвросий мужику, что правил лошадьми:

— Ко двору Кузьки Егорова теперь…

Не труслив Ива, а ёкнуло сердце: как оно обернётся?

Спрятался за телегу, чтобы Кузьма ненароком сразу не узнал.

— Будешь ли, государь, долг платить? — куражится Амвросий.

Хмур Кузьма. Отвечает:

— Подожди до урожая. Зерном отдам.

— Старую песню поёшь.

Пробует Кузьма уладить дело миром. Старается не сказать лишнего слова.

— Отдавать сейчас нечем. Сам не хуже меня знаешь.

— А брал?

— Ну, брал.

— Так и отдавай.

Из толпы мужиков, что во дворе собрались, крикнул кто-то:

— Велик больно у монастыря карман! Возьмёшь рубль, а отдавай два. Не по совести это!

Амвросий на говорившего глаза скосил: «Погоди, мол, придёт и твой черёд — припомню».

И людям в чёрном, монахам, что были при нём:

— Корову забирайте!

Поклонился смиренно Кузьма — у самого ходят на скулах желваки, кулаки налились каменной тяжестью.

— Помилосердствуй. Отдам ведь. Не оставляй ребятишек без молока.

Баба, должно, жена Кузьмы, завыла тонким голосом.

Повели корову.

Громче завыла баба.

Видать, крепкий был мужик Кузьма. Другой бы в беспамятстве кинулся на Амвросия. Этот — нет.

Широченной спиной повернулся Амвросий. Жалобно заскрипела под ним телега.

Тем временем Ива — к Кузьме:

— Наказывал иконописец Игнатий, чтоб ты сегодня же к нему пришёл…

Кузьма стоит, не слышит ничего.

Повторил Ива громче.

Кузьма и ухом не повёл. Беда затмила весь свет.

Что тут будешь делать? Телеги тронулись с места. Вот-вот окликнет Амвросий Иву. Была не была — решил Ива и ка-ак ущипнёт что было сил Кузьму за руку. Перемешалось всё разом: не поймёшь, где земля, где небо. От оплеухи Кузьмы полетел кувырком прямо в крапиву. Точно из кипятка, выскочил весь красный, в волдырях.

Амвросиевы глаза-щёлки округлились от недоумения:

— За что?

— Щипнул, поганец, прихвостень твой…

Затрясся жирным брюхом Амвросий:

— Ай да молодец! А за то, что ударил мальчишку… Подойди-ка, Ива, дай ему взашей как следует.

Стоит Кузьма, ноги расставил. Не человека — лошадь одним ударом положит наповал.

А Иве — хоть тресни! — надо передать Игнатьевы слова. Шагнул к Кузьме.

Видать, опомнился монастырский крестьянин Кузьма Егоров. Кругом здоровенные монахи стоят, их помощники из мужиков.

Подпустил Иву вплотную. Амвросий командует, издевается:

— Голову ниже. Не переломишься, чай.

Кузьма и вправду наклонился.

Иве того и надо.

Шёпотом в самое ухо:

— Игнатий велел сегодня же быть у него. По тайному делу. Понял?

И Кузьме — делать нечего — по шее.

Кузьма руки за спиной сцепил. Громко:

— Погоди, гадёныш, попадёшься — шкуру спущу…

А глаза потеплевшие говорят: «Понял, дурья твоя башка».

Амвросий и его помощники валятся от хохота.

Едва выговорил Амвросий:

— Дай ему ещё!

Ива солидно:

— Хватит для первого раза. В другой поболее получит!

От этих Ивиных слов чуть не лопнул со смеху Амвросий. Посмеялись и его помощники. Двинулись телеги назад в монастырь. Следом скотина всякая, отнятая у крестьян. С богатой добычей возвращался брат Амвросий. На обратном пути понял Ива, для чего понадобился Амвросию.

Начал келарев помощник, будто между прочим, выпытывать: велико ли Болотниково войско, кто ходит в начальниках, чего при Болотникове делал дед Макарий.

Смешно стало Иве. Уж больно нехитрой оказалась Амвросиева хитрость. Прикинулся дурачком не дурачком, а так — несмышлёнышем.

Войско Болотникова обругал: сброд, мол, один. В войске ему, Иве, не понравилось. Порядку никакого и харч худой. Не то что в монастыре. Вот бы где век жил! А что в мыслях у старика Макария, Ива не ведает.

Это Ива прибавил, чтобы подозрение от себя отвести: он, мол, за деда не в ответе.

Долго допытывался Амвросий о том о сём. Ива отвечал охотно. И всё приговаривал — к Амвросию льстился: шибко в монастыре хорошо. Кабы остаться…

Повеселел Амвросий. Однако перед самым монастырём задал вопрос, которого всё время ждал Ива.

— А Игнатий как? Видишься ли? Может, к нему в ученики хочешь?

Перекрестился Ива. Вытаращил испуганно глаза.

— Видать приходилось, а в ученики — избави бог! От Игнатьевых подмастерьев по сию пору не зажили синяки.

— Ко мне ближе держись, не пропадёшь! — важно запыхтел Амвросий.

Доволен остался разговором.

Ива и того больше: провёл-таки келарева помощника.

Глава 15. Настоятель приехал

Не знал Ива, что едва они выехали утром из монастыря по одной дороге, как по другой заклубилась пыль, и монах на дозорной башне закричал:

— Братия, настоятель!

Поднялась великая суматоха. По важным делам был в отъезде самый главный человек в монастыре — настоятель, отец Вонифатий. Ждали его через неделю. И вот поди ж ты!

Келарь Савва и монастырский казначей под руки проводили старца в его палату.

Неспокойно келарю. Стар и телом дряхл настоятель. В чём душа держится: сухонький, маленький, едва передвигает ноги. А глаз приметливый, зоркий. Разум ясный. Куда ни глянет — теперь и келарь Савва видит, — повсюду огрехи и неполадки, допущенные во время отъезда монастырского главы.

Лебезит келарь Савва перед настоятелем:

— Отдохни, батюшка.

— Скоро на вечный покой отойду. А пока жив, о монастыре, о братии подумать не грех. Докладывай.

Принялся келарь рассказывать про сенокос, хлеба, рыбную ловлю и другие хозяйственные дела.