Столичный доктор. Том IV - Алексей Викторович Вязовский

Я услышал, как поперхнулся и закашлялся директор.

— Ну зачем же так нелюбезно, Евгений Александрович... Нам после такого гнутый полушки не заплатят!

— Это была шутка, Федор Ильич! Разъединяюсь.

Я положил трубку, посмотрел на письмо. Черт, испортил лист этими виселицами! Хотя...

Ничего, не обидится французик. Я за спасение природы, из-за такой ерунды заново начинать не буду. Продолжим: «Выполняя волю моего императора, приношу извинения за досадный инцидент, который случился между нами 18 мая сего года».

Добавить еще что-то? Так с меня только это требовали. Подписаться надо. «Русский дворянин, доктор медицины, профессор Евгений Баталов».

И кому это неймется? Телефон для того, чтобы я мог звонить в нужный момент, а не для всяких личностей, которым делать нечего.

— «Русский медик», Баталов, — буркнул я в трубку.

— Как хорошо, что я вас застал! Евгений Александрович, это Данилкин. Адриан, из клиники факультетской хирургии. Вы мне еще практику на Арбате передавали.

— Помню. Чем могу быть полезен? — я промокнул письмо пресс-маше, убрал в конверт.

— Профессор Бобров порекомендовал вам телефонировать и проконсультироваться. Я сегодня дежурю, а вечером намечается операция. Больного еще не привезли, но есть подозрение на газовую гангрену. Какую тактику вы бы порекомендовали?

Я тяжело вздохнул. Он что, на лекции совсем не ходил? Учебники читать религия запрещает? Зачем его Бобров у себя держит?

— Просто же, Адриан. Высокая гильотинная ампутация. Культя ущербная, но ее и формировать не надо, если газовая гангрена. Для аэрации тканей. Понимаете, о чем я?

Пока описывал всю процедуру — меня опять понесло рисовать. Уже на конверте.

— Да, Евгений Александрович!

— Культю сформируют при реампутации, она неизбежна после такой операции. Очень надеюсь, ее будет производить кто-то более опытный.

Подпустил шпильку, да. И сразу почувствовал себя виноватым. Взаимные консультации среди врачей — обычное дело. А я уже забронзовел. Ну как же... Директор самого «Русского медика». Оборот по прошлому месяцу уже больше миллиона рублей! Одних только роялти за лекарства на семьсот тысяч получаем... И это без клиник сифилиса — там я веду отдельный учет. Еще считай на полмиллиона к концу мая выйдем.

Попрощался с Адрианом, посмотрел на конверт. Ха, ай да Пушкин, ай да сукин сын! Гильотина получилась весьма высокохудожественно. Сейчас подрисуем корзину с отрубленными головами... Красота! Осталось только отправить. Стоп... А как зовут графчика?

Я снова позвонил Шувалову в приемную на Тверскую. Он уже всё знал, только посочувствовал, добавив, что при таком раскладе для моей чести урона никакого нет, а все гвардейское сообщество меня еще больше зауважало, готово со мной выпить жженки и прочих спиртосодержащих жидкостей.

— Павел Павлович, я как раз из-за этого поручения Его величества и звоню. А как хоть зовут графа?

— Гюстав Луи Ланн.

— Вот спасибо, буду обязан.

Повесил трубку и написал на конверте «Гюставу...». Что-то слишком размашисто, всё не влезет, и я решил сократить: «Ланну». Титул точно не уместится. Да там разберутся, можно подумать, у них этих Ланнов целая рота сидит.

Ну вот, осталось вызвать мальчика-посыльного и отправить письмо.

***

Вечером я карантин снял. Разрешил выход на улицу сотрудникам. Узникам лаборатории — еще нет. Неделю пока не отсидят, и три раза все помещения не отгенералят, и нос высунуть не разрешу. Девица Талль папиросок просила. Сейчас, только штиблеты парадные надену, сам лично побегу! Потерпит, уши не отпадут. А чтения у них двоих тоже должно хватить, скучно не будет. Одним из условий выхода на волю я объявил знание наизусть тех самых «Партикулярных правил». Одна попытка в сутки. Я их научу «Русский медик» любить.

Так, теперь бы восстановить работу всего. Бригады пока дня два еще с подстанций поездят, потерпят немного неудобства. Должикова в приемную, а то устроили тут проходной двор. Моровского — в кабинет, пусть общается с посетителями, а то за что он зарплату главного врача получает? Меня — в квартиру. После таких переживаний срочно нужен покой и комфорт. Теплая ванна, накрахмаленные простыни, бокал коньяка, обязательно хорошего, а не того шмурдяка, который у Моровского в шкафчике хранился... Кузьма, конечно, не вовремя поехал на родину. Но ничего, переживу. Помощники его так и не образовались из-за всех этих бесконечных переездов. Надо уже укореняться где-нибудь, солидности набираться. А то как в песне — нынче здесь, завтра там.

Блин, не успел. Вот еще минута — и сотрудники с честными глазами отвечали бы всем, что я срочно улетел на Марс, но обещал вернуться. Но от семейки Талль не спрячешься. Приперлась дражайшая Елена Константиновна. А похорошела вдова на мои денежки! Если при знакомстве она походила на растерянную жертву кораблекрушения, то сейчас слегка наела щеки и бока, во взгляде появились уверенность в завтрашнем дне, и что ей должны все без исключения окружающие. Платье явно не из магазина готовой одежды, брошь с чем-то сильно блестящим и весьма крупным.

Я попытался изобразить радушие и гостеприимство. А именно — предложил присесть и подождать, когда нагреется самовар. Но дамочка сразу решила взять быка за... Стоп, никаких рогов у меня нет, я холост! Короче, соучредительница «Русского медика» завела обычную шарманку: она влачит нищенское существование, я виноват во всем, включая жару и пыль, и даже не побеспокоился насчет приглашений дражайшей Елены Константиновны на коронационные мероприятия, хотя ей точно известно, что возможность такую имел...

Я вяло отнекивался, параллельно разбирая корреспонденцию. Не то чтобы это мне сильно надо было, но должен же чем-то занять себя, лишь бы не вслушиваться в эти стенания. Я даже толком не мог понять, а зачем она пришла? Денег больше оговоренных сумм она не получит, приглашения я добывать ей не стану. И тут вдова сумела меня удивить. Потому что появилось что-то новое. Оказалось, она разыскивает свою дочь, и я точно должен знать, где та пропадает. Такое я пропустить не мог. Сообщил, что уже более полугода в Москве отсутствовал. Был в Берлине, Франкфурте, Вольфсгартене, Вюрцбурге, Бреслау и Варшаве. Но ни в одном из этих городов девицу Талль не встречал.

— Это всё ваши штучки, Евгений Александрович, — пошла на новый круг Елена Константиновна. — Много воли ей дали! Квартиру предоставили, фотоаппараты покупали!

— А вы на это смотрели, не в силах помешать? Я вас что, в темнице держал? Виктория Августовна — взрослая девица, а я ей не отец и не опекун.

— Это из-за вас она сошлась с этим ничтожеством!

Ну вот, не я сказал,