Стратегия Банкрофта - Роберт Ладлэм

– Речь идет о наследстве, – сказал адвокат. – Если можно так выразиться. Которое открылось в связи с кончиной мистера Банкрофта. И вы являетесь получателем.

– Он оставил мне деньги? – Витиеватые формулировки адвоката начинали действовать Андреа на нервы.

Линвилл ответил не сразу.

– Надеюсь, вы понимаете, что семейная собственность – это дело тонкое. – Снова помолчав, он пустился в пространные объяснения, словно сознавая, что его слова могут быть истолкованы превратно: – Ральф Банкрофт являлся членом попечительского совета фонда, и в связи с его кончиной открылась вакансия. Хартия фонда четко описывает требования к кандидатам на членство в попечительском совете и устанавливает минимальную квоту для представителей семейства Банкрофтов.

– Право, я не считаю себя одним из Банкрофтов.

– Вы ведь по образованию историк, не так ли? Перед тем как принять окончательное решение, вы захотите получить полную предысторию. Однако, боюсь, сроки у нас очень сжатые. Я хотел бы заглянуть к вам и лично представить вам всю информацию. Приношу свои извинения за то, что не оставляю вам времени подумать, но, как вы сами увидите, мы имеем дело с необычной ситуацией. Я мог бы заехать к вам домой в половине седьмого.

– Хорошо, – убитым голосом промолвила Андреа. – Буду вас ждать.

Хорейс Линвилл оказался тщедушным человечком с грушевидной головой, резкими чертами лица и неблагоприятным соотношением площади голого черепа к волосам. К скромному дому Андреа Банкрофт в городке Карлайл, штат Коннектикут, адвоката привез личный водитель, который остался ждать в машине. Андреа провела Линвилла в гостиную. От нее не укрылось, как тот с опаской оглядел обивку кресла, перед тем как в него сесть, словно проверяя, нет ли на ней кошачьей шерсти.

В его присутствии Андреа, как это ни странно, вдруг начала стесняться своего дома, арендованного на год, который находился в далеко не самом дорогом районе этого считающегося престижным городка. Карлайл отстоял от Манхэттена на одну-две остановки Северной линии метро дальше того, что можно было бы рассматривать удобным «спальным» районом, и все же кое-кто из его обитателей мотался каждый день на работу в Нью-Йорк. Андреа всегда гордилась своим местожительством, однако сейчас она думала о том, каким ее дом должен был показаться человеку из фонда Банкрофта. Он должен был показаться ему… маленьким.

– Как я уже говорила, мистер Линвилл, на самом деле я не считаю себя представителем семейства Банкрофтов. – Андреа уселась на диван у другой стороны кофейного столика.

– Это не имеет никакого значения. Согласно хартии и уставным документам фонда, вы являетесь стопроцентной Банкрофт. И кончина Ральфа Банкрофта – то же самое произошло бы в том случае, если бы любой из членов попечительского совета потерял возможность выполнять свои обязанности, – привела в действие строго определенную цепочку событий. Возложение ответственности сопровождается… компенсационной выплатой. Если хотите, это можно сравнить с вступлением в наследство. Вот так обстоят дела в фонде с самого его учреждения.

– Давайте отложим историю в сторону. Как вам известно, в настоящее время я занимаюсь финансами. И у нас принято выкладывать все четко и конкретно. О каком именно наследстве идет речь?

Адвокат медленно моргнул.

– Речь идет о двенадцати миллионах долларов. Это достаточно конкретно?

Его слова растаяли, словно кольца табачного дыма на ветру. Что он сказал?

– Я вас не совсем понимаю. – Андреа показалось, что ее язык стал липким.

– С вашего согласия, я завтра к концу банковского дня переведу на ваш счет эти двенадцать миллионов долларов. – Линвилл помолчал. – Так вам понятнее? – Достав из чемоданчика документы, он разложил их на столике.

Андреа Банкрофт почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. К горлу подступила тошнота.

– Что я должна сделать? – с трудом выдавила она.

– Стать членом попечительского совета одной из самых достойных благотворительных и филантропических организаций в мире. Фонда Банкрофта. – Хорейс Линвилл выдержал еще одну паузу. – Мало кто сочтет эти обязанности обременительными. Возможно, кто-то даже найдет их почетной привилегией.

– Я никак не могу прийти в себя, – наконец вымолвила Андреа. – Не знаю, что вам ответить.

– Надеюсь, вы не сочтете неуместным, если я осмелюсь вам подсказать, – сказал адвокат. – Ответьте «да».

Уилл Гаррисон провел рукой по серо-стальным волосам; в минуты спокойствия, такие как сейчас, его угловатое лицо с маленькими собачьими глазками могло показаться добрым. Правда, Белнэп знал, что это не так. Это знали все, кто хоть раз встречался с Гаррисоном. За этим стояла логика законов геологии: самый твердый камень рождается от длительного давления.

– Кастор, черт побери, что произошло в Риме?

– Вы имели возможность ознакомиться с моим отчетом, – ответил Белнэп.

– Не пудри мне мозги, – предупредил его шеф. Поднявшись с места, он развернул жалюзи, закрывая внутреннюю стеклянную перегородку, разделявшую его кабинет. Комната внешне напоминала каюту капитана корабля: ни одного свободного предмета, все надежно закреплено, убрано. Штормовая волна, содрогнувшая бы кабинет, не смогла бы ничего сдвинуть. – Мы угрохали бог знает сколько сил и средств в три различные операции, целью которых был Ансари. Директива была яснее ясного. Мы забираемся внутрь, смотрим, как все работает, после чего следим, куда уходят щупальца. – Демонстрация зубов цвета крепкого чая. – Но только для тебя этого оказалось недостаточно, не так ли? Тебе захотелось полного удовлетворения, и немедленно, а?

– Не понимаю, черт возьми, о чем это вы, – ответил Белнэп, непроизвольно поморщившись.

Дыхание причиняло боль: перекатившись через кирпичную ограду виллы, он сломал ребро. Растянутые связки левого голеностопа отзывались резкой болью при малейшей нагрузке. Но у него не было времени даже на то, чтобы просто заглянуть к врачу. Через считаные часы после бегства от людей Ансари Белнэп уже был в римском аэропорту и садился на первый регулярный рейс, вылетающий в аэропорт имени Даллеса, на который ему удалось достать билет. Добираться военно-транспортным самолетом с американских военно-воздушных баз в Ливорно или Виченце было бы гораздо дольше. Белнэп позволил себе потратить лишь несколько минут на то, чтобы почистить зубы и пригладить рукой волосы, после чего помчался прямиком в штаб-квартиру Отдела консульских операций на Ц-стрит.

– Наглости тебе не занимать, это точно. – Гаррисон вернулся в свое кресло. – Подумать только, посмел заявиться ко мне с озабоченным лицом.

– Я здесь не для того, чтобы попивать чай с пирожными, не так ли? – запальчиво ответил Белнэп. – Говорите по делу. – Хотя у них с Гаррисоном были более или менее нормальные рабочие взаимоотношения, им еще никогда не приходилось сталкиваться лично.

Кресло Гаррисона заскрипело под весом его откинувшегося назад тела.

– Правила – должно быть, они тебя чертовски раздражают. Ты у нас Гулливер, которого какие-то коротышки пытаются связать нитками, так?

– Черт побери, Уилл…

– На твой взгляд, наша контора должна год от года становиться все круче, – продолжал высокопоставленный офицер разведки. – Как тебе это видится, ты просто оказал услугу правосудию, правильно? Раз, два и порядок – как ты готовишь растворимый кофе.

Белнэп подался вперед. Он чувствовал исходящий от Гаррисона резкий ментоловый аромат крема после бритья.

– Я примчался сюда, потому что, как мне казалось, у меня есть кое-какие ответы. Насколько мне известно, случившееся вчера не значилось ни в чьих сценариях. Это позволяет предположить работу третьей силы. Быть может, вы знаете что-то такое, во что я не посвящен.

– А ты хорош, – заметил Гаррисон. – Можно было бы тебя «потрепать»[9] и выяснить, насколько именно ты хорош.

– Какого черта, Гаррисон? – Белнэп почувствовал, что у него леденеет кровь.

Едва скрыв напускной озабоченностью недобрую усмешку, Гаррисон продолжал:

– Ты не должен забывать о том, кто ты такой. Все мы помним об этом. Времена меняются. И поспевать за ними дьявольски непросто. Думаешь, я это не понимаю? В наши дни самого Джеймса Бонда отправили бы принудительно лечиться от алкоголизма, да еще, вероятно, заставили бы пройти курс избавления от пристрастия к сексу. Я варюсь в нашей кухне подольше тебя, так что я помню былые времена. Шпионское ремесло было сродни Дикому Западу. Теперь же оно превратилось в Запад Одомашненный. Раньше это было занятие для диких кошек из джунглей. Теперь балом заправляет Кот в сапогах, я прав?

– О чем это вы? – От внезапной смены предмета разговора у Белнэпа по спине поползли мурашки.

– Я просто хочу сказать, что мне понятно, откуда ты родом. После того, что случилось, многие потерялись бы. Даже те, у кого такое прошлое, как у тебя.