Аристократы - Брайан Фрил
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Казимир: Мне очень, очень жаль
Том: Спасибо.
Казимир: Это большая утрата.
Том: Да, это так.
Казимир: Когда он умер?
Том: Когда мне было всего три месяца.
Казимир: Боже правый.
Опять вышагивает.
Том: Еще несколько деталей. Возможно вы, Казимир, могли бы мне помочь?
Казимир: Да?
Том: Вы как-то сказали, что ваша мать играла на фортепиано. (Достает записную книжку) Где же это? Ах. Да. Вы говорили о Вальсе на ночь.
Казимир: Да, Ля бемоль мажор. Это мой любимый. Самый любимый.
Том: Вы уверены?
Казимир: В чем? В том, что Ля бемоль мажор?
Том: Нет… нет… В том, что ваша мать его играла.
Казимир останавливается.
Том: Потому что из того, что рассказывала мне Джуди, я понял, что ваша мать никогда не играла на фортепиано.
Казимир: Это Джуди вам сказала?
Том: Я понял, что…
Казимир: Вы, наверное, не так ее поняли, Том. О, да…. Мама была великолепной пианисткой. Такой же талантливой, как малышка Клер. И кроме того, она превосходно пела. Да-да… Ее любимой песней была «Крошка Элис». Отец просто ненавидел эту песню. Называл ее «эта дрянь». «Вульгарная и бессмысленная». Она никогда не пела ее, когда он был поблизости. Она знала много похожих песенок, со времен ее юности. Помнишь эту песню, Имон?
Имон: (Поет) «Помнишь ли ты..»
Казимир присоединяется.
«Крошку Элис, БенБолт?Шатенку Элис, БенБолт».
Казимир: Это она, она! Боже, не кощунственно ли петь сразу после похорон Отца, ммм? Ха-ха. Помню, когда она пела эту песню, она вдруг становилась молодой и очень красивой. Как будто песня возвращала ей что-то давно потерянное и увядшее в ней. О, да! Она была очень талантливой пианисткой.
Том: Наверняка я недопонял Джуди. Я перепроверю. Не суть важно… У меня был еще вопрос…
Он сверяется со своей записной книжкой. Колеблется и не спрашивает. Закрывает книжку и кладет в карман.
Том: Да, думаю это может подождать. Все. Больше вопросов нет.
Казимир: Все-таки, какой другой вопрос?
Том: Замечание по поводу мистера Йейтса.
Казимир: Что с ним?
Том: Вы как-то упомянули, что он сидел…
Казимир: Да-да. Он был просто великолепен, Йейтс, с такими леденящими глазами…Я так отчетливо его себе представляю…..
Том: Хорошо.
Казимир: А что за замечание?
Том: Это не имеет большого значения. Думаю, я просто немного напутал. Это не так важно.
Казимир: Что напутали?
Музыка останавливается. ТОМ достает опять свою записную книжку.
Том: Так, вы родились 1 Апреля 1939 года, да?
Казимир: А когда же еще? В день дурака!
Том: И Мистер Йейтс умер в том же году… Двумя месяцами раньше… Я проверял это дважды! (Отрывается от своих записей. КАЗИМИР смотрит пристально на него. Пауза) Я сам иногда ошибаюсь. Моя мать работала на телефонной компании «Белл», и пока я не перешел в старшие классы, я был уверен, что она работает на Мистера Белла, который являлся моим родным дядей. Это просто недоразумение… Вот и все. Я хочу сказать, что мистер Йейтс был очень близким другом вашего дома, часто навещал вас, и, конечно, было много разговоров о нем, и, естественно, через некоторое время вы могли прийти к мысли, что сами… Мне нужно написать кое-какие письма. Извините..
Уходит в кабинет… КАЗИМР нелепо улыбается ИМОНУ.
Казимир: Ха-ха… Я ему очень признателен, что он остался. Благородный поступок.(Снова начинает вышагивать). Отцу бы понравились сегодняшние похороны… Переполненная церковь, музыка, торжественная проповедь молодого священника, хотя Джуди говорит, он совсем не знал Отца. Потом вниз через деревню, в его деревню, Баллибег. Он считал ее своей. Знаешь: раньше она называлась Доннеллстаун? Да, много лет назад. Как тихо и просто все было в этот раз. Помнишь похороны Мамы? Сколько было перешептываний и сплетен. Мы до последнего момента не знали, позволят ли нам ее похоронить по Христианскому обычаю, из-за тех особых обстоятельств, помнишь? Но сегодня, сегодня это было почти… празднично, по сравнению с тем, да? Тогда все магазины были закрыты, все занавески задернуты, люди опускались на колени, когда мимо них проезжала похоронная повозка с гробом Мамы. Няне стало плохо, когда опускали гроб. Помнишь? Ведь так это было, правда, Имон?…(Пауза) О да, Отец остался бы доволен сегодняшними похоронами.
Имон: Казимир, есть вещи, которые Тому никогда не понять…
Начинает звучать та же соната.
Казимир: Да-да, верно… Да… Когда мне было девять, я обнаружил одну очень важную вещь. Даже не обнаружил, а открыл! Я сделал большое открытие, грандиозное открытие для девятилетнего человека. Я вдруг понял, что я отличаюсь от других мальчиков. «Отличаюсь» не означает, что я, понимаешь, я не имею в виду, о Боже, я не имею в виду, как сейчас выражаются, — «голубой», ну… гомосексуалист. Боже, Имон, я не это имел в виду. (Оглядывается). Я люблю женщин. Я очень люблю женщин. Ха-ха. Но я и не это хотел сказать, нет, нет… Я обнаружил, что по каким-то причинам люди считают меня ….. странным. Впервые я почувствовал это в пансионате по тому, как ко мне относились другие мальчики. Потом Отец, с присущей ему прямолинейностью и честностью, указал мне на это: «Если бы ты родился там…»- мы находились тогда в библиотеке и он указал вниз, на деревню. — «Если бы ты родился там, то стал бы деревенским посмешищем. К счастью для тебя, ты родился здесь и мы принимаем тебя таким, какой ты есть» Ха-ха. Так что в девять лет, я узнал: что я кажусь смешным для людей, что мне не дано той легкости в общении, которая есть у других, что… что я никогда в жизни не добьюсь успеха, что бы ни понималось под словом «успех» …
Имон: Казимир…
Казимир: Подожди, подожди, пожалуйста…Как ты понимаешь, это было очень важное и очень трудное для меня открытие. Но, с другой стороны, я понял, что, если мне не доступны широкие сферы общения, то я должен сосредоточиться на более узких. Действительно, я пришел к заключению, что если я буду взвешивать все, что я собираюсь сказать или сделать, то я смогу жить в этом узком, возможно очень ограниченном пространстве, не допуская, чтобы мне причинили большую боль. Я понял, что смогу испытать какое-то счастье и, возможно, даже подарить какое-то количество счастья другому. Это было мое большое открытие. Правда, здорово?!(Музыка) Без него Усадьба уже совсем не та… Она как будто не существует.(Начинает вышагивать). Надо как-нибудь поговорить, Имон.
Имон: Да.
Казимир: Мы ведь с тобой никогда не говорили по душам?
Имон: Пожалуй.
Казимир: Я бы хотел поговорить с тобой, потому что я знаю, ты понимаешь… (указывает жестом в сторону дома) как этот дом повлиял на всех нас.
Имон: Видишь ли…
Казимир: Нет-нет, я уверен. И ты расскажешь мне о своей работе, о Лондоне. А я расскажу тебе о своих детях и о Гамбурге. Пожалуйста, Имон!
Имон: Хорошо.
Казимир: Прекрасно. В следующий раз. Ну вот, видишь, у нас даже наметились темы для осуждения. Когда я приехал два дня назад и поднялся, чтобы увидеться с ним… разве прошло всего два дня … Я стоял, смотрел на него и мне вспомнились строчки: «Мой Отец умирает». Вот эти:
«Не очень скоро для тебяРассвет разгонит тьму,И тогда я начну с тобой вестиСбивчивый и долгий, долгий, долгий разговор,»
Что-то есть зловещее в этом «долгий, долгий, долгий», правда? Ха-ха…
Входят ДЖУДИ и ЭЛИС. КАЗИМИР снова начинает вышагивать. ДЖУДИ в темном платье, несет чемодан Элис. ЭЛИС одета в пальто, на плече ее дамская сумочка. Они оставляют свои вещи в кабинете.
Элис: Спасибо. Поставь здесь.
Джуди: Когда твой автобус?
Элис: У нас есть еще пятнадцать- двадцать минут.
Джуди: Скоро подъедет Вилли. Он отвезет тебя вниз, к автобусу.
Элис: Очень хорошо.
Они обе выходят на лужайку.
Элис: Кто хочет чаю?
Имон: Нет, спасибо.
Элис: Казимир?