Королева Аттолии - Меган Уэйлин Тернер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Волшебник был готов столкнуться с апатией, но не ожидал подобной неосведомленности.
– Летом Саунис объявит войну Эддису, – ответил он.
Эвгенидес выпучил глаза.
– Может, ты к тому же не знаешь, что твоя страна с осени воюет с Аттолией?
– Не может быть, – решительно ответил Эвгенидес. – С какой стати нам воевать с Аттолией?
Волшебник указал пальцем на правую руку Эвгенидеса.
– Глупости! – Эвгенидес вскочил с кровати, достал из шкафа халат и набросил на плечи. – Если вы вздумали так шутить, я вас убью, – прорычал он.
– Тебя вернули в Эддис, подразумевая, что воды Арактуса снова потекут. Ты это знал? – спокойно спросил волшебник.
Эвгенидес вздохнул, отодвинул стул от письменного стола и сел напротив волшебника.
– Да, – ответил он и стал ждать продолжения.
– Твоя королева согласилась открыть ворота шлюза выше по течению Арактуса. В то же время она приказала конфисковать первые же десять караванов, идущих через ущелье. Аттолия заявила протест. Эддис назвала это репарацией. Аттолия сочла это объявлением войны и потребовала вернуть груз караванов. Эддис предложила судебное разбирательство в Совете десяти стран, но Аттолия отказалась. Послала ультиматум: либо Эддис возвращает караваны, либо начинается война.
Эвгенидес терпеливо слушал.
Волшебник откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди.
– Твоя королева ответила всего двумя словами: «Значит, война». Приказала запереть аттолийского посла и его свиту в их покоях и открыть главные затворы Гамиатесского водохранилища. Поток воды Арактуса обрушился на неподготовленную оросительную систему Аттолии и уничтожил ее почти полностью. Эддис послала диверсионный отряд. Он пошел от подножия горы по полям на дальнем берегу Сеперкии и предал огню двадцать пять процентов выращенного в Аттолии урожая. Все, кто был в отряде, погибли. – Волшебник внимательно посмотрел на Эвгенидеса. – Это для тебя новость?
– Продолжайте.
Волшебник продолжил:
– К тому времени, как Саунис узнал об атаке, и прежде чем Аттолия успела выйти на рынок и поднять цены, Эддис скупила почти все излишки зерна в окрестностях. Сверившись с записями, я обнаружил, что она сделала это даже раньше, чем Аттолия объявила ультиматум. Ты и правда всего этого не знал? – Волшебник не мог в это поверить.
Эвгенидес снова вскочил, стал расхаживать, качая головой. Волшебнику он напомнил медведя на цепи, хоть и очень мелкого.
– Совет министров Эддиса единодушно проголосовал за войну, – сообщил волшебник. – Воздержался только военный министр.
– Почему? – взвыл Эвгенидес, имея в виду поступок Совета, а не отца.
– Наверное, потому, что они к тебе хорошо относятся, – предположил волшебник.
– Что-то раньше за ними такого не водилось, – с горечью проговорил Эвгенидес.
Волшебник сказал:
– Если бы ты дал себе труд присмотреться, то заметил бы, что за год ты превратился в величайшего народного героя.
Эвгенидес упал на стул и закрыл лицо рукой. Волшебник обратил внимание, что сначала он поднял обе руки, но потом опустил покалеченную на колени.
– Не желаю этого знать, – простонал он.
– А еще я слышал, – продолжал волшебник, – что этой зимой ты почти не выходил из своей комнаты. Лежал с головой под одеялом? – Он встал, подошел к письменному столу Эвгенидеса, перебрал бумаги.
Эвгенидес вздохнул, откинул голову, не открывая глаз.
– Шли бы вы отсюда, – сказал он.
– Изучаешь биологическую классификацию? – Волшебник взял в руки одну из книг. – И, как вижу, человеческую анатомию, и «Геометрию» Эвклида. Или просто переписываешь текст? – Он посмотрел на листки, исписанные старательным почерком Эвгенидеса. На полу возле стола валялась целая груда. Он поднял их, перелистал. – Прошу меня простить, но, когда твоя страна ведет войну, это все не имеет никакого значения.
Эвгенидес вырвал листки из рук волшебника.
– Еще как имеет! Потому что я больше не могу сделать для своей страны ничего! Совсем ничего! – заорал он и швырнул бумаги на стол. – Потому что у меня только одна рука, да и та не правая! – Он схватил со стола чернильницу, швырнул ее о дверцу шкафа. Она разбилась вдребезги, забрызгав черными кляксами светлые доски и стену. Черные капли дождем брызнули на простыни.
В тишине после этой вспышки оба услышали, как вошла королева.
– Волшебник, – сказала она из дверей. – Я слышала, вы приехали.
Эвгенидес резко обернулся к ней:
– Ты начала войну от моего имени, ничего мне не сказав?
– Прошу меня извинить, – обратилась королева к волшебнику, словно не слышала. – Я проспала. Иначе приветствовала бы вас раньше.
– Мы ведем войну с Аттолией? – требовал ответа Эвгенидес.
– Да, – сказала королева.
– И с Саунисом? – спросил Эвгенидес.
– Почти, – ответила королева.
– И ты каждую неделю приходишь ко мне поболтать о погоде и ни разу не заикнулась о войне?
Эддис вздохнула:
– Сядь наконец и перестань вопить.
– Вопить перестану. Но не сяду. Вдруг придется опять бросаться чернильницами. Это Гален не разрешал тебе говорить о войне?
– Сначала – да, – призналась королева. – А потом ты, Эвгенидес, и сам не хотел ничего знать. Ты не слепой, ты не мог не замечать всего, что вокруг происходит, но ни разу не спросил.
Эвгенидес припомнил все, что видел и слышал, не проявив ни капли любопытства. Во двор то и дело въезжали верховые армейские гонцы, из-за обеденного стола одно за другим исчезали знакомые лица. Из библиотеки пропали все карты вместе с грузиками. Королева была так занята, что могла навещать его не чаще раза в неделю, а он ни разу не спросил почему.
– Кто… – Он запнулся на слове и начал еще раз: – Кто был в диверсионном отряде?
– Степсис. – Эвгенидес вздрогнул, и королева продолжила: – Хлорус, Сосиас. – Все они были родней ему и королеве. – Командовал Креон со своими солдатами.
– Гм… – Он с трудом подбирал слова. – Теперь понятно, почему за обедом не велись беседы. Что еще я пропустил, потому что не хотел слушать?
– Не так уж много. На зиму военные действия между нами и Аттолией были приостановлены. Как ты помнишь, зима наступила рано. Тебе об этом все уши прожужжали. Волшебник, – вежливо попросила королева, – прошу нас извинить.
Волшебник кивнул и вышел, не сказав ни слова. Королева села в освобожденное им кресло. Потерла лицо и сказала:
– Есть хочется. Со вчерашнего обеда маковой росинки во рту не было. Сегодня Ксанта простояла все утро посреди комнаты с завтраком на подносе, а я не взяла ни крошки. Потому что тревожилась за тебя, – упрекнула она. – Сидишь там в нетопленом храме и дуешься.
– Мне казалось, я хнычу, – уточнил он.
– Дуешься, хнычешь, жалобно скулишь.
– Ничего подобного, – сердито упрямился Эвгенидес.
– Да, – признала она. – Не скулишь. Но ты ушел в себя и всю зиму тонул в пучине отчаяния, и никто тебя не упрекает. Нам оставалось только ждать и надеяться, что ты восстановишься. Потом ты заявил, что хочешь уехать из Эддиса и поступить в университет на Полуострове. Эвгенидес, ты нужен мне здесь.
– Какая тебе польза от однорукого бывшего королевского вора?
– Ты не бывший королевский вор, ты мой вор. Пока я еще королева.
– Ты понимаешь, о чем я.
– Этот титул дается на всю жизнь. Ты бы остался королевским вором, даже если бы был прикован к постели, сам знаешь.
– Ну хорошо. Для чего тебе нужен никчемный однорукий вор?
– Я не хочу, чтобы ты был никчемным.
– Без двух рук я не могу ничего украсть, – с горечью произнес Эвгенидес. – Потому она меня и искалечила.
Он называл королеву Аттолии не иначе как «она». Имя Аттолии редко слетало с его губ, словно Эвгенидесу был неприятен его вкус.
– Существует многое, чего не может украсть даже человек с двумя руками, – сказала Эддис.
– И что?
– Если их невозможно украсть двумя руками, то уж одной – тем более. Укради мне мир, Эвгенидес. Укради немного времени.
Она откинулась на спинку кресла.
– Саунис поставил Аттолию на грань хаотичной гражданской войны. Ей блестяще удается удерживать трон очень долгое время, этого никто не может отрицать. Народ поддерживает ее, а бароны ненавидят, на первый взгляд – потому, что она занимает престол по полному праву и не хочет брать никого из них в короли. Но на самом деле им не нравится, каких успехов она достигла в централизации власти. Она не дает
