Спроси у реки - Юрий Кунов

Карельский с какой-то печальной задумчивостью посмотрел на майора.

– Проходи, пожалуйста. Я сейчас закончу.

– Ну, какие впечатления у тебя, Александр Петрович, от беседы с Квасовым остались? Будем под него копать? – спросил Посохин, усаживаясь на один из предназначенных для посетителей стульев.

– Впечатления двойственные, – продолжая возиться с цветами, ответил Карельский. – Ясно, что никаких горьких переживаний по поводу смерти жены он не испытывает, но и особой радости с его стороны я не почувствовал. Какой-то он никакой. Можно сказать, ни рыба ни мясо. Но подобные типы иногда такое отчебучивают, что рецидивисту в голову не придет. Было в моей практике несколько таких аморфных парней. Один, помню, жену с балкона сбросил, а дело представил так, будто она сама упала, когда белье вешала. А впечатление у нас после опроса соседей складывалось такое, что он и мухи не обидит.

– Ну, и что мне делать?

Следователь поставил леечку на подоконник и до конца раскрыл на окне металлические жалюзи.

– Эко тебя наша утопленница зацепила, – сказал он, садясь за стол и доставая из ящика упаковку с салфетками. – Хорошо. Пошерсти окружение этой Квасовой, если тебе так хочется. Проверь быстренько все, что Зинаида Смазнева сказала. Время у нас пока есть. Только не плети Нестерову, что это я тебя подбил на столь глубокие изыскания. Сам выкручивайся, если он спросит, почему ты с этой бабой все еще возишься. А то он мне потом проходу не даст. Мозг выносить он умеет.

Вытерев руки, Карельский бросил использованную салфетку в корзину для бумаг.

– Ладно. – Посохин вздохнул. – Но, в принципе, ты не возражаешь, если я кое-кого более тщательно прощупаю?

– Я пока не против твоей инициативы, Павел Петрович. Мне тоже эти порезы на руках у Квасовой не нравятся. Может, ты и прав, и бизнесменшу нашу подтолкнули под коленочки. Такое вполне возможно. Но с Николаем Квасовым, по-моему, ты несколько перебарщиваешь. Вешать на него убийство?.. Даже не знаю! Честно тебе говорю.

– Александр Петрович, а на кого? Я более подходящего субъекта пока не вижу. Реального субъекта. С явным мотивом.

– Доказать трудно будет. Ты действительно настолько уверен, что найдешь свидетелей или парочку весомых улик?

– Приложу максимум усилий.

– Чтобы упечь Квасова за решетку?

– Зачем утрировать? На моем счету ни одной загубленной души нет. Заявляю ответственно.

– Знаю. Извини. Но не надо все свои усилия направлять исключительно в сторону семьи Квасовых. Бери шире.

– Александр Петрович, признаюсь: стопроцентной уверенности, что это убийство дело рук Николая Квасова, у меня нет. Но, ты же не будешь отрицать, что была у Квасова возможность жену разок другой в речку окунуть? И к тому же с нами он не до конца откровенен. Я же вижу.

– А их дочь Юлия сейчас тебе всю семейную подноготную как на духу выложила?

– Нет, конечно. Но у нее возможности утопить собственную маму не было. Силенки не те.

– Согласен. Лично, может, и не было. А, если кто-то из ее окружения?

– Проверим. Пошлю Жарких в Воронеж.

– Проверка тогда может сильно затянуться. Не исключаешь такой возможности? И твое руководство и мое будут очень недовольны.

– Может и затянуться. Но зачем думать о плохом?

– Не о плохом, а о возможном. Я перед допросом Квасова разговаривал с нашим прокурором. Он настроен на несчастный случай.

– Константин Михайлович креативом никогда не отличался. Всегда только прямо, исключительно по рельсам… И как можно быстрее. Александр Петрович, все возможные бяки я беру на себя.

– Только не надо, прошу прощения, косить под героя телесериала. Ни дать ни взять одинокий рейнджер. Может, еще на лошадь пересядешь? Твоя задача – подготовить мне плацдарм для атаки. Дашь что-нибудь стоящее – за мной не заржавеет.

– Я понимаю, что зацепок пока маловато. Срочно нужна конкретика. Постараюсь что-нибудь нарыть. Рябинникову будешь вызывать?

– Пусть молодая мама едет домой. Займись в первую очередь местными. Кофе со мной выпьешь? А то я еще не завтракал. Есть бутерброды с сыром и колбасой. Ты как?

– От кофия не откажусь. Наливайте, ваше высокоблагородие.

Глава 14

Посохин свернул на обочину и остановил свой «Рено» возле слегка покосившегося забора Ивана Дронова. Подойдя к калитке, майор хотел постучать, но, передумал – вряд ли его услышат – и опустил ладонь на потемневшие от дождя и снега доски. Ржавые петли от толчка взвизгнули. Полицейский шагнул на заросший травой двор, через который к дому вела широкая посыпанная песком дорожка.

«Дизайнерские изыски бедняков», – подумал Посохин с грустью.

– Какая сруля там еще приперлась?! – раздался откуда-то пьяный мужской голос.

– Иван, ты дома? – спросил майор, повысив голос, и, обшаривая глазами двор, двинулся по дорожке к крыльцу.

Из ворот видневшегося в глубине двора сарая вышел, слегка покачиваясь, широкоплечий блондин в темно-синих спортивных трусах и тельняшке без рукавов.

– Ты кто? – уставился крепыш на не спеша идущего к нему Посохина.

– Вань, совсем плохой стал? Не узнаешь?

– Что я, каждого бирючинского козла знать должен?

Посохин остановился примерно в полуметре от хозяина дома и невольно поморщился от густого водочного духа.

– Вань, я же к тебе по делу, а ты сразу грубить. Ты что, с гор спустился?

– Ах, ты, фуфлон!

Правое плечо Дронова пошло назад. Посохин поставил левой рукой блок и, схватив противника за запястье и шею, сделал подшаг. Резкий поворот корпуса и одновременно выдох. Бросок через бедро получился у майора почти идеально.

– Вань, перестань дурить! – отступив для страховки почти на метр от лежащего на спине противника, произнес Посохин. Он не сомневался, что просто так бывший десантник не сдастся. Тем более давно небитый.

– Ну, падла! – заорал Дронов, переворачиваясь на живот. Он рывком приподнялся на четвереньки, но броситься на майора не успел.

Посохин выверенным ударом ноги в голову снова опрокинул его на землю.

– Это тебе не мальчишек на дискотеке гонять. Извини, сам напросился.

– А-а-а…

– Неприятно, я понимаю.

Майор, наклонившись над распластавшимся на спине Дроновым, поочередно приподнял ему большим пальцем веки.

– Легкий нокаут, гражданин. Ничего страшного. Полежите немного. Скоро отпустит.

Посохин подошел к крыльцу и, подобрав валявшуюся на траве брезентовую рукавицу, протер край верхней ступеньки.

– Подождем, – сказал майор, присаживаясь и доставая из нагрудного кармана рубашки телефон. Чтобы вызвать Жарких, ему нужно было нажать на кнопку с цифрой три.

– Да, Павел Петрович! – раздалось из трубки почти мгновенно.

– Жарких, подъезжай к дому семнадцать по улице 20-летия Октября. Тут одного буйного пацана надо забрать. Он весь водярой провонял и я не хочу его в своей тачке везти. Жена опять ругаться будет, что в салоне негламурно пахнет… Да, сейчас. И в темпе.

Посохин спрятал телефон в карман.

– Ты меня слышишь, Дронов?! Ау!

– Слышу…

– Я начальник уголовного розыска майор Посохин. Хотел тебя кое о чем спросить.

– Щас…

– Ты резко не вставай, дорогой. И не вздумай еще разок на меня прыгнуть. Закрою на пятнадцать суток или отмотыжу по-настоящему. На выбор.

Дронов, кряхтя, сел.

– А чего сразу не сказал?

– Потому что. Жалуются на тебя люди, гражданин Дронов. Говорят, позоришь десантные войска: грубишь, дерешься больно. Хотел проверить. Участковый сказал, что еще год назад до мордобоя у тебя дело никогда не доходило. Распоясался ты в последнее время что-то. Давненько, наверное, по харизме не получал. А, Иван?

Дронов медленно поднялся на ноги и проковылял к крыльцу.

– Дай закурить, – попросил он, садясь рядом с Посохиным. – Нервы ни к черту стали.

От Дронова несло не только водкой, но и дешевым табаком. Майор поморщился.

– Не курю я, Иван. Сейчас Жарких подъедет – у него есть.

– Вы что, меня забираете?

– Надо, Ваня, надо! Помнишь «Приключения Шурика»? Таких борзых, как ты, только поркой и можно вразумить.

– У нас теперь свободная страна.

– Только для дорогих шлюх, авторитетных бизнесменов и бессовестных чиновников. Включая, разумеется, и их семьи. Таким как ты, Иван, простым и буйным, надо сваливать в Сомали. Вот где свободы море.

– А куда бы ты свалил? В Бангладеш?

– Вижу, у нас завязался душевный разговор. Отвечаю: мне, Ваня, везде плохо будет.

– Почему это?

– Потому что я честный и добрый. К тому же любовь к многострадальной Родине у меня сильнее, чем ненависть к нынешним порядкам. Хотя и прежние мне не особо нравились. О, слышишь, Жарких подскочил!

У дома остановился автомобиль. Хлопнула дверца, скрипучая калитка распахнулась, и во двор, сжимая дубинку, ввалился старший лейтенант Жарких. Было видно, что он жаждет крови.