Открытые сны Раскаяние - Мира Львова

— Эх, Лида-Лида.

Он со стоном встал и поплелся на кухню.

— Лидочка, прости меня, пожалуйста. Я не хотел тебя обидеть. Если честно, то очень испугался, что ты ушла навсегда. А я без тебя не могу.

Лида исподлобья посмотрела на виноватого профессора и счастливо улыбнулась.

— Обед сейчас принесу.

Павел Федорович улыбнулся в ответ и вернулся в кабинет.

— И зачем я это сделал, старый дурак! — хлопнул он рукой по столу. В сотый раз он винил себя за необдуманный поступок, за который теперь расплачивался. Несколько лет назад к пришла за помощью девушка. На первый взгляд она была просто сильным эмпатом: чувствовала эмоции других людей и глубоко сопереживала. Но эта особенность мешала ей жить и истощала нервную систему.

— Я не могу спокойно выйти из дома. Радостных и счастливых людей гораздо меньше, чем страдающих и обиженных. Домой прихожу вся в слезах. Мне советовали не обращать внимания и не вглядываться в лица, но дело не в этом. Я всем телом чувствую эмоции мимо проходящего человека, даже если не вижу его.

Исследования показали, что ритмы ее мозга отличаются от ритмов мозга обычного человека. Она однозначно обладала сверхспособностью. Прибор, созданный на основе электроэнцефалографа, считал эти ритмы, расшифровал и сохранил. Профессор признался девушке, что не сможет избавить ее от повышенной эмпатии, и выплатил большую компенсацию за возможность исследовать ее мозг.

Вместе со своей командой Павел Федорович сконструировал передатчик, который воздействовал на мозг человека изученными ритмами. Мозг запоминал и мог воспроизводить полученные данные. Профессор сам выступил в роли подопытного. Ему надели на голову силиконовый колпак со множеством мельчайших датчиков и подключили к прибору. Сначала он ничего не почувствовал и успел огорчиться, думая, что прибор неисправен. Мысли о том, что невозможно научить мозг излучать другие ритмы, не было. Он свято верил в непогрешимость своей теории. Через полчаса, когда он уже хотел стянуть колпак с головы, послышалось слабое жужжание. Павел Федорович ошарашенными глазами замахал рукой, чтобы сотрудники не смели выключать прибор. Через пять минут жужжание сменилось пульсацией, а затем чувством распирания. Профессор даже потрогал голову, потому что было ощущение, что череп расширился. Конечно, с черепом было все в порядке. Прошло ровно три минуты, и все ощущения пропали. Он подождал еще немного и снял колпак.

— Павел Федорович, как вы? — осторожно спросил старший научный сотрудник Семен и дотронулся до его плеча. Профессор медленно открыл глаза и прислушался к себе.

— Пока не знаю, — хрипло ответил он и вдруг почувствовал облегчение, а губы непроизвольно расползлись в улыбке. Он повернул голову и увидел Лиду, стоящую в коридоре, за стеклянной стеной. Она улыбалась. В то же время он почувствовал, как сердце начало биться быстрее и появилось беспокойство.

— Дайте руку, давление померяю. А то вы какой-то бледный, — сказал Семен и потянулся к тонометру, лежащему на столе.

— Со мной всё хорошо, — уверил профессор, но все же вытянул руку. Тонометр показал, что давление в норме. Семен выдохнул и кивнул. Беспокойство, которое ощущал Павел Федорович, пропало.

— Сработало, — изумленно прошептал он, схватил Семена за руку и повторил. — Сработало.

— Что? Что вы чувствуете?

— Ты беспокоился обо мне?

— Конечно, — с жаром сказал Семен. — Я вообще то сразу был против того, чтобы вы надевали колпак.

— Я почувствовал твое беспокойство, — прошептал профессор и указал на Лиду. — И ее радость, когда открыл глаза. Знаю, Лидочка тоже волновалась.

Семен расплылся в улыбке и схватил профессора за плечи.

— Значит, передатчик работает?

— Да, Сёма, работает.

Из приятного воспоминания выдернул телефонный звонок. Марш Верди звучал где-то под грудой макулатуры. Павел Федорович, чертыхаясь, разгребал завал на столе, когда в кабинет зашла Лида с подносом. Она ахнула и присоединилась к поискам.

— Алло! Алло! — прокричал Павел Федорович в трубку.

— Я не глухой, — послышался голос Ивана, — С вами все хорошо?

— Прости, да, хорошо, — профессор опустился в кресло и выдохнул. — Новости?

— Мои ребята подготовили доклад. Вам прочитать или отправить?

— Отправляй, — Павел Федорович сбросил звонок и кивнул Лиде. — Иди, принимай факс. Сейчас Ванюша позвонит.

Константин кивнул Ярославе и сказал:

— Жалею о том, что не успел попросить прощения у отца. Мы серьезно поссорились и не общались. А умер он так внезапно, что я не успел извиниться, хотя очень хотел. Я тогда в армии служил.

— Расскажите об этом, — тихо сказала Ярослава и встала рядом.

— Я не хотел идти в армию. У меня тогда девчонка появилась, и у нас все только начиналось. Я боялся, что если уйду, то она быстро найдет мне замену, — он горько усмехнулся. — Тогда — это казалось концом света. Я просил отца «отмазать» меня от армии. Заплатить какому-нибудь врачу или в военкомате договориться. А он даже слышать об этом не хотел. В армию я ушел, но на проводах столько наговорил, что даже вспоминать не хочу.

Разноцветный вихрь закружился и так же внезапно пропал. Они очутились на узкой дороге, с двух сторон прижатой чередой низких гаражей.

— Я помню это место, — Константин показал на красные ворота. — Вот здесь папин гараж.

Внутри послышался стук.

— Он, что, в гараже? — испуганно спросил он. — Живой?

Ярослава подошла к воротам и открыла небольшую дверь справа.

— Конечно. Не бойтесь, заходите.

Константин опасливо заглянул внутрь. В полутьме кто-то возился и кряхтел.

— Я не могу, — отпрянул он.

— Вы должны, — с нажимом сказал она и подтолкнула к двери. — Мы не можем задерживаться. У нас мало времени.

Константин кивнул, шумно выдохнул и зашел в гараж. Ярослава остановилась в дверях.

— А, сынок, — из-под машины вылез мужчина в грязном комбинезоне и с гаечным ключом в руке. — Как покатался?

— На чем? — тихо спросил Константин, всматриваясь в его лицо.

— На велосипеде. На чем же еще? Маловат ты для машины. Года через два-три дам порулить. Вон, в термосе чай. Попей и помоги мне. Хочу рулевое перебрать, а то стучит.

Константин кивнул и прошмыгнул мимо отца