Романы в стенограмме - Эрвин Штритматтер

— Самое главное — иметь буксирный трос, — говорит Корни, и говорит он это вслух.

Буксирный трос на месте и лом тоже. Корни — отличный работник, запасливый, умеющий предусмотреть любую неожиданность. Ломом, точно большой швейной иглой, просовывает он трос под валун. Пытается сделать петлю, но упрямый стальной трос никак не хочет сгибаться. Тогда Корни вступает с ним в разговор:

— Ну, пожалуйста, согнись, что тебе стоит, ты же видишь, валун над нами издевается.

Он подбрасывает трос в воздух и заставляет его скрутиться в петлю, затем крепит к трактору обвязанный тросом валун.

Перед тем как сесть за руль, он еще раз проверяет трос, просит помолчать незримого собеседника, глубоко, как циркач перед опасным трюком, вздыхает и трогает с места. Прежде чем приняться за тяжелую работу, тракторы всегда издают отчаянный шум. Сказать про только что заведенный трактор, что он лает, будет недостаточно сильно. Нет, это ни с чем не сравнимый грохот, впрочем, его можно сравнить с грохотом другого человеческого детища — самолета на взлетной полосе.

Валун сдвигается с места, насколько позволяет вынутая земля, затем следует толчок и… полная неподвижность. Снисходительной усмешки на губах Корни как не бывало.

Дело ясное — тут недостает наклонной плоскости, по которой можно легче вытащить валун из ямы. И Корни с помощью лопаты создает эту самую наклонную плоскость. Он старается, чтобы скат был ровным и не слишком крутым, но делает он все это потихоньку, словно бы тайком от своего противника — камня.

Камень лежит, потом делает вдох, чтобы стать еще тяжелее перед новым натиском.

В небе, метрах в ста над головой Корни, над трактором и над камнем, точно арбитры, парят жаворонки.

Камень делает выдох, а Корни опять трогает с места.

Ошеломленный противник упорствует, но Корни прибавляет газу, и враг начинает скользить вверх по наклонной плоскости, приходит в движение впервые со времен ледникового периода. Однако трактор взялся за дело слишком круто и самоуверенно, его колеса вязнут в незаметном под стерней песке, буксуют, и обломки стеблей разлетаются в разные стороны.

Корни не принял в расчет существование богини камня — гравитации, и ему приходится вновь слезать с трактора.

— Спокойствие, прежде всего спокойствие, — говорит он невидимому собеседнику и через поле по лущеной и нелущеной стерне идет в лес. Он до того вспотел, что комары облепляют его еще на опушке. Они нападают на него и в неуемной жажде крови вонзают свои хоботки в насквозь пропотевший ремень с золочеными обойными гвоздиками.

Корни набирает целую охапку толстенных веток и лесенкой складывает их под левое заднее колесо трактора. Затем он еще три раза сходил в лес, и у каждого колеса появилась своя лесенка.

Валун лежит на наклонной плоскости и щурится на солнце, которого не видал несколько тысячелетий.

И вот уже жуки взбираются на валун, спеша сообщить ему, что он вытащен на свет божий и лежит у них поперек дороги.

Корни все еще не помышляет, во сколько трудодней обойдется ему валун, не думает он и о том, что в этот вечер не успеет прочитать ни строчки. Мысли его впервые за весь день текут по одному определенному руслу. Он не думает ни о чем, кроме валуна и тех усилий, которые должен приложить, чтобы одолеть его. Корни вместе с клейкой слюной выплевывает все сомнения и — удивительное дело — совсем не чувствует жажды. И снова он садится за руль. Под колесами трещат ветки. Трактор по лесенкам выбирается из рыхлого песка на более твердую почву. Ха-ха! Валун двигается как миленький! Корни набирает скорость, чтобы сорвать замыслы коварной богини — гравитации. На губах его снова играет снисходительная усмешка.

Он описывает большую дугу и направляет трактор к обочине дороги. Борец на ковре прижимает противника то так, то эдак, чтобы на деле доказать ему свое превосходство. Корни насвистывает мелодию несуществующей песенки. Два жаворонка дерутся высоко над трактором, снижаются в яростной схватке и, расцепившись, снова взмывают в поднебесье. Бортовая пушка самолета поливает огнем аэростат — его тащит за собою другой самолет. Желтыми бархатистыми цветочками одуванчик борется за продление своего рода.

Валун лежит в придорожной канаве, а рядом несут почетный караул два голых вишневых деревца. Корни скатывает трос и обходит вокруг валуна.

— Памятник! — бормочет он про себя, теперь ему уже не нужен собеседник.

Он возвращается на поле боя, забрасывает землею окоп, и все же на поле остается впадина, зловещая впадина. Валун оставил ее в отместку. Осенью во впадине скопится дождевая вода, и все посаженное тут вымерзнет.

Корни решает завтра привезти сюда побольше матери-земли и засыпать впадину. Скомканной рубашкой вытирает он уже высыхающий пот на груди и на спине, потом надевает рубашку и снова принимается за работу, а мысли его уже опять вьются над ковбойской шляпой: только ты один и мог такое выкинуть! В газете же он читал, что говорить о себе одном нежелательно, во всяком случае в литературе. А почему, собственно? Он думает о рычаге, о наклонной плоскости, о быке, слоне и лошади, с помощью которых человек, с тех пор как он существует, пытается приумножить свои силы. А в наше время он приумножает их с помощью машин, и конца этому не видно.

Теперь Корни уже снова думает о деде, о том, какую бы мину он состроил, скажи ему внук: твое «чертово огнище», дед, валяется в придорожной канаве.

Солнце заходит. Жаворонки спустились на землю. Только самолеты, урча, проносятся в воздухе, красными и зелеными огоньками подмигивая полю, где в борозды ложится свет тракторных фар. Книга в комнатушке тракториста ощущает вложенную в нее закладку — клочок оберточной бумаги — как некое инородное тело.

Отныне машины частенько останавливаются на обочине возле валуна Вернера Корни, а девушки даже взбираются на него, чтобы почувствовать дыхание доисторических времен.

«Редкостная находка. В наших широтах обнаружен валун эпохи второго ледникового периода», — сообщают краеведы в районной газете, и это сообщение перепечатывает центральная газета под рубрикой «Новости со всего света».

Но для нас с вами значение имеет лишь заголовок «Редкостная находка».

Из книги «3/4 ИЗ СТА МАЛЕНЬКИХ ИСТОРИЙ»

Перевод Н. Ман и Е. Вильмонт

Пони моей мечты

В окружном городе меня взволновали афиши: на них были изображены фыркающие львы, тигры с поднятой лапой и пегие лошади. Заезжий цирк расположился у городских ворот.

До нашей деревни было пятнадцать километров, и ждать вечернего представления мы с дедом не могли, но решили во что бы то ни стало увидеть лошадей.

Мы поехали к цирку, распрягли нашего старого конягу, привязали его к липе и отправились в зверинец.

У самого входа стоял верблюд. Горбы — это бочки с припасами, пояснил дед. На них натянута пышная шкура, чтобы вода в пустыне не расплескалась. О трех длинношерстых козах дед сказал, что они родом из стран с вечной зимой. Дело в том, что его знание чужеземного животного мира было почерпнуто из Зораусского сельского календаря, который хранился у него в столе.

Цирковые афиши обещали, что козы исполнят танец на проволоке, а свинья будет стрелять из пугача. Пятнистая свинья пришлась деду не по вкусу. «Пятнистое сало — радости мало».

Подольше мы задержались возле хвостатой обезьяны. Она смотрелась в маленькое зеркальце и кисточкой водила по щекам.

— Умная тварь, — сказал дед, — бриться собралась.

Но тут обезьяна схватила кисточку зубами, щетина разлетелась в разные стороны. Дед был разочарован.

Мы прошли в конюшню, поглазели на коней, что возят цирковые фургоны, а на представлениях выезжали шестерней, и вдруг заметили пони. Они стояли за побеленной загородкой. «Самые маленькие лошади на свете», — гласила деревянная дощечка.

Дед так и впился в них глазами. Заглянул в пасть маленькой кобылки. Я перемахнул через решетку. Рыжий жеребец со светлой гривой грозно двинулся на меня. Дед схватил меня за воротник и вытащил из ограды, прежде чем сторож заметил мой недозволенный поступок. Я заорал с испугу, сторож подоспел и выставил нас вон. Дед своим клетчатым носовым платком утер мне слезы.

— Не реви, мы такую лошадку купим!

Я умолк. Дед представлялся мне могущественнейшим человеком на земле.

Директор цирка сидел на лесенке жилого фургона и ел вишни из кулька. Дед изложил ему свое дело. Директор ухмыльнулся.

— Пони? Да они тебе не по карману.

Дед расстегнул куртку и продемонстрировал директору свою позолоченную цепочку для часов. Тот заглянул в кулек с вишнями. Дед вытащил часы и нажал кнопочку на их корпусе. Послышался тоненький голосок часовой музыки: «Так вот мы живем, день живем за днем…» Текст сочинил дед. Директора цирка и музыка не пропяла. Он привык к трубному гласу. Дед положил часы обратно в карман. Он задешево купил их на аукционе, где с молотка распродавалось наследство. Часы продолжали тренькать в жилетном кармане деда. На цепочке болтался еще маленький компас. Дед показал его директору.