Когда людоед очнется - Доминик Сильвен

Выставив шпагу-трость, Кармен ринулась в коридор.

— ТРЕВОГА! — завопила она.

Ингрид выскочила следом за «Вампиреллас» и увидела трех бугаев в черном и в масках. Они также были вооружены бейсбольными битами.

— Holy shit! А это еще кто?

— Громилы, — пояснила Альберта. — Ну уж теперь мы им покажем!

Громовой клич Кармен возымел действие: скульптор и трое рисовальщиков выбежали из своих мастерских, снарядившись, как для Большого турнира по бейсболу.

Высоко подпрыгнув, громила вдребезги разнес потолочный светильник. Потом второй. Третьим и последним занялся один из его приспешников. В ответ кто-то из рисовальщиков дал ему по почкам. Тот зарычал от боли, все сцепились в рукопашной, и разгорелся бой по всем правилам.

Послышались крики, лязганье железа, звон разбитого стекла. Какая-то женщина кричала, чтобы прекратили побоище.

— Это на первом этаже! — заорала Кармен. — Товарищи не слышали, как они пришли. Идем туда!

Ингрид бросилась следом. Вокруг нее кипела ожесточенная схватка, но силы оказались примерно равными. Ингрид заметила мертвенно-бледную Нору с металлическим ведром в руках. Она выплеснула содержимое на одного из громил. Поток алой краски залил закрытое маской лицо. Амбал продолжил драться, поскользнулся в луже краски и, выругавшись, растянулся на полу. Нора принялась лупить его ведром.

— А ведь только на этой неделе мы установили дверной код! — гаркнула Кармен. — Как эти сволочи сюда забрались?

На первом этаже царила разруха. Две женщины рыдали, прижавшись друг к другу. Мужчина выпускал пар, колотя по двери и вопя, что уничтожен его многомесячный труд. Пол был усеян обломками компьютеров, мольбертов, мебели. Вытянувшись рядом с разбитой скульптурой, молодой человек, морщась от боли, держался за ногу. Альберта бросилась ему на помощь.

— Вон они! — Кармен указала Ингрид на две фигуры, быстро скрывшиеся во тьме.

Девушки ринулись за ними по пятам, бегом спустились по лестнице и оказались в подземном помещении. Ингрид обнаружила просторный сводчатый подвал, загроможденный старыми станками. Рассеянный свет уличных фонарей проникал сквозь окошки, высвечивая контуры копра. Кармен указала на бегущую тень прямо перед собой. Она устремилась в погоню.

— Займись вторым! — крикнула она.

Легко сказать, подумала американка, пробираясь по подвалу, заваленному металлическими прутьями и ржавыми листами жести. Ингрид опрокинула ящик с винтами или с болтами, задела влажные от испарений трубы. Откуда-то издалека донесся голос Кармен, потом смолк и он. Она застыла и различила стук капель, очевидно, из протекавших канализационных труб.

Крик раздался слева. Ингрид отступила. Левую руку пронзила острая боль. Она взмахнула битой, почувствовала что-то твердое и услышала приглушенный стон. Пучок света плясал на сочащихся влагой стенах, отражался от жестяных листов. Ингрид обнаружила, что ее бита в крови. А лицо противника напоминает жуткую маску, с которой стекает что-то алое. Она подумала, что ранила его. Он поднял биту.

— БРОСЬ ЭТО ИЛИ Я СТРЕЛЯЮ! — крикнул кто-то, невидимый за светом карманного фонаря.

Громила замер в нерешительности. Прогремел выстрел, свет фонарика описал зигзаг, а биту разнесло в щепки. Он упал на колени, положив руки на затылок.

— Так-то лучше, — продолжал тот же голос.

Ингрид услышала характерный щелчок наручников. Она узнала Саша Дюгена. Его белая рубашка, на которой выделялась бежевая кобура, была в крови. Сперва Ингрид испугалась, но потом сообразила, кто пленник: тот самый, которого разукрасила Нора.

— А это что за гадость? — буркнул Дюген, потерев рубашку ладонью.

— Слава богу, простая краска, — отвечала Ингрид. — Нора немного перенервничала…

Дюген посмотрел на нее и, убирая пистолет в кобуру, обратился к громиле:

— Кодовый замок на входной двери не тронут. Так что давай рассказывай, как вы сюда пробрались, да поживее.

Парень вгляделся в лицо Дюгена и предпочел сказать правду:

— Через подземный вход.

— Показывай.

Ингрид пошла за ними. Они углубились в узкий проход, потом громила показал на потолок, откуда пробивался лучик света. Дюген ощупал стену и обнаружил веревочную лестницу.

— Говори.

— Забитый колодец. Он выходит в монастырский сад. Через него мы и прошли. Пришлось только разрезать решетку между общиной и садом.

— Кто тебе сказал?

— Никто.

— Ты все равно расколешься. Но уже перед дружками. Так что если не хочешь прослыть стукачом…

— Я заходил сюда осмотреться. Днем здесь проходной двор. Я назвался любителем искусства. Но не я один здесь околачивался. Был еще светловолосый толстяк, вернее, рыжий толстяк. Короче, рыжий блондин.

— Напряги извилины.

— Ну в общем, высокий и толстый.

— Толстый или накачанный?

— И то и другое, а одет как садовник, в резиновых сапогах. Я следил за ним. Какое-то время он разгребал завал, потом нашел проход и сам колодец. А после, уж не знаю зачем, он снова все завалил. Ну а я прикинул, какой мне от этого толк.

— Кто тебя нанял?

— Момо.

— Момо?

— Момо из квартала Сталинград. Но он только связной.

— А он, часом, не связан с неким Жильбером Марке?

— Колите меня перед кем хотите и сколько хотите, больше ничего не вытяните. Момо рассказал мне самую малость. Я навожу шухер, где мне скажут.

— Чудо что за философия, — заметил Дюген, подталкивая его к выходу.

Ингрид пошла за ними следом, держа в руках перепачканную краской биту. Выяснилось, что Норина алая краска поставила жирный крест на ее топике и башмаках.

И снова они оказались в коридоре на первом этаже. К ним бросились лейтенант Николе и два полицейских в форме:

— Шеф, вы ранены?

— Успокойся, это краска. Забирай-ка нашего горе-ниндзя и свяжись с ребятами из Девятнадцатого округа. Господа работают на некоего Момо из квартала Сталинград.

— Понял. А ее куда? — осведомился Николе, указывая на Ингрид.

— Ею займусь я, — отрезал Дюген.

— Я заберу у нее биту, а то мало ли что.

Ингрид позволила себя разоружить.

— Вы не пробовали разговаривать с людьми не так, словно их здесь нет? — поинтересовалась она.

— Иной раз лучше бы их и не было, — отвечал Дюген. — Но увы, они всегда тут как тут. И занимаются черт-те чем. Например, лупят бейсбольной битой недоделанных ниндзя. Кстати, откуда у вас эти шлемы и биты?

— Понятия не имею.

— А вот я знаю, — сказал Николе. — Один из здешних обитателей признался, что стянул их из раздевалки на стадионе Жоржа Карпантье.

— Как интересно. Для инсталляции?

— Для защиты от погромов. За десять дней это уже второе нападение.

— Законная самооборона, возведенная в ранг изящных искусств, — вздохнул Дюген. — Как изысканно.

Николе удалился, а за ним — двое полицейских в форме, конвоирующих задержанного. Чуть подальше громил и художников скопом забирали в кутузку.

— Итак, — произнес Дюген, поворачиваясь к Ингрид.

— Наверняка вы собираетесь спросить, что я здесь делаю.

— Еще как собираюсь.

— Я расспрашивала «Вампиреллас». Насчет Брэда.

— Вы намерены делать за меня мою работу. Угадал?

— Нет.

— Нет?

— Мне кажется, вы и сами с ней справитесь. Вы назвали подрядчика Марке. Я тоже думаю, что он нанял этих типов, чтобы сеять здесь терроризм.

Они уставились друг на друга. Глаза у него были такие темные, что радужка сливалась со зрачком.

— А вас-то кто вызвал? — заговорила она снова.

— Сестра Маргарита. Ей осточертела эта акция устрашения.

— Вообще-то я ее понимаю.

Тут появился Зигмунд и, виляя хвостом, лизнул Ингрид руку. Посмотрел на Дюгена и подошел поближе, чтобы тот его погладил. Майор почесал его за ухом. Ингрид вспомнился разговор с Альбертой и Кармен. «А в людях Лу разбиралась не хуже этого далматинца. Умела распознать порядочного человека».

— А он что тут делает?

— Это собака друга. Он оставляет его мне, когда занят.

— А вашему дружку известно, что вы выгуливаете его далматинца в таких злачных местах?

— Он мне не дружок, а большой друг.

— Ну и отлично.

— Сто восемнадцать AZD семьдесят пять.

— Простите?

— Это номер одной из машин, на которых приехали громилы. Так вам легче будет найти Ноно Сталинградского.

— Момо Сталинградского. Вы очень любезны.

— Пусть будет Момо. К вашим услугам. Ну а теперь чем мы займемся?

Он вытаращил глаза и открыл рот. Но вовремя спохватился:

— Чем мы теперь займемся?! Само собой, пойдем танцевать в кабак!

— Танцевать?

— Вы пойдете домой. И я не желаю, чтобы вы совали свой нос в мое расследование. Я ясно выразился?

— Пока с вашим носом не все в порядке, — сказала она, извлекая из кармана бумажный платок.