Дети Брагги - Арина Воронова

Скагги едва-едва успел прикусить язык, как Горе-скальд огрызнулся:

- Молод еще, старших прерывать, - однако замолк.

Скагги не мог оторвать глаз от надвигающейся серой громадины, с отрочества его завораживали сказания и песни о древней крепости. Воины из южной страны с певучим именем Рома назвали свой лагерь Равен, а покорившей уже отстроенную каменную твердыню Рьявер Рьяный нарек ее Рьявенкрик, восславив удачу и имя свои в крике чаек. Сотни лет город-крепость несокрушимо стоял на высоком речном берегу, там, где встречается с морем полноводный Гаут-Эльв, стерег вольные земли от нашествия когда-то могущественных англов и ютов, потом - набегов морских конунгов.

Серый камень Рьявенкрика вырастал из самого берега в сотне саженей от устья реки, которую сторожил и которой правил, верой и правдой охраняя потомков ушедших на юг данов и ютов, селившихся возле отрогов гор и по кромкам болотистых пустошей. Англы накатили волной и отошли, так и не сломив Рьявенкрика, северными своими стенами смотрящего через пролив Скаггерак на изрезанное фьордами побережье Страны Свеев. Англы, продвигаясь на юг, обошли остров стороной, а из хаоса десятилетий восстал необычный народ стойких воинов и удачливых купцов, который научился хранить мир со странами, лежащими по обе стороны пролива. Англы смешались с ютами, ушли дальше, на юг и в Вандельские земли. Рьявенкрик помнил и нашествия данов, и свеев - серокаменный ключ к морским путям из Южных стран в Северные земли.

"Но Рьявенкрик выстоит, выстоит, должен выстоять",- горячо уговаривал себя Скагги, втайне страшась за судьбу города своих грез, - "не первый раз ему давать отпор захватчикам с моря".

Город вставал перед ними, рос, забирался в небо. Вот уже все четверо въезжают под первую арку ворот, вторую, вот уже их принял в свои объятия древний камень. Это было будто войти из ослепительного солнечного света в глухую землянку. По сторонам громоздятся, временами смыкаясь над кривыми узкими улочками, странные - не деревянные даже, а каменные! - дома. Крепостные стены, мостовые, жилища - все было из массивного серого камня, будто отвердела, приняв доступные разумению смертных очертания, страшная морская губка.

На какое-то мгновение Скагги охватила паника, ему показалось, что он погребен под этим камнем. Воплощенная греза оказывалась вовсе не радужной. Что, если ему никогда не придется вновь увидеть небо?

Лица Грима и Бранра тоже были угрюмы. Не так следует вступать в битву. Для боя нужен воздух, достаточно места, чтобы поднять добрый меч, погнать скакуна. Как сражаться здесь, внутри этих стен, в этих тесных извилистых закоулках?

Полный дурных предчувствий, Грим задрал голову, поглядеть на серое над крышами небо. Весь город был одет в серое, в цвет бесславной смерти - будто какой-то каменный труп. В голове звенело пророчество из сна, жаль, пожалуй, что зарекся выкладывать руны... "Ты идешь в опасность. Я не верю, что можно спасти Рьявенкрик, но пытаться..."

Теперь же, когда он ехал этими невероятно узкими проходами, Грима постепенно охватывала тяжелая тоска. Единственная надежда - не пропустить захватчиков за периметр стен. Если они прорвут оборону и проникнут на улицы и площади, город ждет кровавая бойня, подобной которой, пожалуй, еще не знал северный мир.

Как можно сражаться в этом каменном мешке? Ответ был очевиден, и от него мороз продирал по коже. Здесь не продержаться долго, а в конце... Да, Один, Вальгалла... Но отмщение? Если не остановить франков, отмщения, возможно, вообще не будет.

Позади снова тоскливо бормотал что-то Горе-скальд, усталые лошади едва тащились по погруженным в сгущающиеся сумерки улицам. Предстояло найти двор управлявшего городом совета законоговорителей-старейшин, у Рьявенкрика не было ни своего конунга, ни своих скальдов.

Если при свете дня Рьявенкрик выглядел устрашающе, то ночью он казался нагромождением черных скал. По узким улицам гулял ветер, и кромешную тьму нарушали лишь редкие отблески чадящих факелов да полоски света, выбивавшегося из-под дверей домов.

Мирные жители Рьявенкрика покидали свои жилища; череда усталых перепуганных людей с жалкими тележками или тюками скудного скарба за плечами.

- Сюда! Живее! Пошевеливайтесь, лентяи! - послышался с боковой улочки зычный хриплый голос, вслед за этим из тьмы возник сам кричавший. Это был дородный детина в одежде купца, однако с пояса у него рядом с кошелем свисал тяжелый нож, а из-за плеча выглядывала рукоять секиры. - Живей, живей!

За толстяком из проулка вывалились с полдюжины хмурых рабов, груженных какими-то тюками.

- Доброго тебе дня... - обратился было к толстяку Глам, но тот оборвал его:

- И кто ж тебе сказал, что он добрый?

Горе-скальд еще нашаривал дрожащей рукой меч, как рабы уже побросали мешки, а толстяк схватился за нож. Бранр выхватил секиру, но Грим, тронув коня, заставил толстяка и его носильщиков попятиться.

- Двор старейшин, - рявкнул он.

- Ах вот как, - удивился купец, потом вдруг скупо улыбнулся. - Что ж овцы из города, волки в город - это неплохо. Вы по делу какому или так поживиться? Тон его стал угрожающим.

- Не время для пустых пререканий, - это выехал вперед Бранр. - Я - гонец Круга Скальдов.

- Что ж, тогда нам по пути. А какой ты там гонец, это пусть старейшины разбирают.

С этими словами толстяк повернулся к своим рабам, которые под его грозным взглядом разом подхватили мешки, и небольшая процессия снова двинулась в путь.

Спустя четверть часа плутаний по полутемным каменным лабиринтам они вышли на круглую залитую светом костров и факелов площадь. Здесь царило лихорадочное оживление: из узких переулков группы рабов сносили к навесам у дальних домов похожие на тюки толстяка мешки, как пояснил им их провожатый, с провизией. Почерневшие от дыма молодцы в прожженных кожаных передниках подносили стрелы. Скандалили, требуя чего-то - не то секиры, не то права выхода из города купцы. Метались по всей площади чумазые мальчишки, вероятно, на побегушках. Откуда-то доносилось пьяное пение, брань и ржание лошадей.

У распахнутых ворот двора старейшин Грим легко спрыгнул с коня и, бросив поводья Скагги и не обращая ни малейшего внимания на протесты приведшего их толстяка, зашагал внутрь, Бранр поспешил за ним следом.

Невнятно выругавшись, Горе-скальд с трудом спешился, Скагги последовал его примеру и, подобрав поводья уже четырех лошадей, в растерянности оглянулся по сторонам. Ему не терпелось узнать, что Грим объявит старейшинам, да и посмотреть, как Бранр вновь будет умиротворять раскаленных гневом собеседников - ну почему бы Гриму хоть однажды не сдержать норов?

Налетел резкий ветер с моря, порыв его прорезал брешь в чадящем дыму факелов, и Скагги к облегчению своему увидел возле ворот коновязь. Не более нескольких минут ушло у него на то, чтобы привязать лошадей. Глам Хромая Секира, оправдывая свое прозвище хромотой, как мог величественно входил на двор старейшин.