Человек со стороны - Алан Алтьери

— Были найдены обширные следы крови группы А плюс, — продолжал Гало, — как внутри квартиры, в которой прятался Апра, так и на крыше дома. А также на ступенях трех лестничных маршей со стороны внутреннего двора.

— И что из этого?

— А то, что мы знаем: группы крови Скалия и Бонески соответственно Б плюс и О плюс. — Гало сделал паузу. — Андреа, в твоем отчете нет ни малейшего объяснения этим следам крови.

Каларно остался невозмутим. Это была кровь человека, которого не существовало в природе. Как и сущности по имени Группа Бета, 4-го Дивизиона.

— То, что мы имеем в руках, комиссар Каларно, — снова подал голос Ловати, — это два отчета по одному и тому же эпизоду, один со стороны полиции, другой со стороны защиты, которые противоречат друг другу.

Секунд двадцать в кабинете висела тишина, нарушаемая только завыванием горячего ветра в коридорах Дворца Правосудия.

— Вы можете что-нибудь сказать по поводу такого противоречия, комиссар? — прервал паузу Ловати.

— Нет.

— Но вы отдаете себе отчет, что ситуация не нормальная?

— Нет, не отдаю.

— Идем дальше, Андреа, — опять вступил Гало. — Я лично разговаривал с профессором Марисом, заведующим независимой лабораторией. Человек вне подозрений, уважаемый ученый, доцент нашего университета. И сейчас защита Апра разрабатывает целую серию громоздких теорий того, как на самом деле развивались события на седьмом этаже. И я могу гарантировать…

Каларно взорвался:

— Да насрать мне на все теории университетских доцентов и кучи грязных адвокатишек!

— Комиссар! — Ловати не поверил своим ушам: произнести такое здесь, в этом святом месте!

— Где мы находимся? — не мог остановиться Каларно. — Какого хрена мы здесь делаем?

— Комиссар! — Казалось, у Ловати вывалятся глаза. — Я требую, чтобы вы успокоились!

Каларно, замолчал, сжав зубы. Черная ярость вернулась. Сродни той, которую ему с трудом удалось обуздать на лестничной клетке, залитой кровью, засыпанный обломками кирпича и штукатурки. Находясь в шаге от того, чтобы всадить пулю в лоб Кармине Апра.

— Я прошу вас, комиссар, осознать всю серьезность ситуации с точки зрения юридической процедуры и сотрудничать с нами в полной мере. — Ловати строго посмотрел на Каларно.

— Я уже сотрудничаю с вами в полной мере, — ответил Каларно. — Убийца Карло Варци схвачен. Неопровержимые доказательства его вины переданы в прокуратуру. Оружие преступления, баллистические экспертизы, отпечатки пальцев, свидетельские показания — весь пирог на столе. Судебный процесс начат. — Каларно посмотрел на Ловати. — Через сорок восемь часов вы будете председательствовать на нем, господин судья. Какие еще правильные юридические процедуры мы здесь с вами придумываем?

Лавати потянулся к нему.

— Послушай меня, Андреа. Ты отличный полицейский…

— Давайте без этого. Ближе к делу.

— Мы все время говорим о деле! У нас проблема. Очень серьезная проблема: противоречие двух отчетов. Эти необъясненные следы крови указывают на то, что кто-то еще, мы не знаем кто, был ранен, а может, и убит во время перестрелки. И если это так… — Голос Ловати взлетел на пару октав, почти до визга. — Если это так, то речь идет о сокрытии улик, Каларно! Может быть, даже о сокрытии трупа!

— Андреа, — произнес Гало умиротворяющим тоном, — постарайся представить себе, что может повлечь за собой этот факт, если его озвучит в зале заседаний защита Апра?

— Никто этому не поверит. Нет свидетельств. Нет доказательств. Нет абсолютно ничего.

— Ты так думаешь? Вчера я в течение четырех часов разговаривал в моем офисе с адвокатом Апра. Четыре проклятых часа, Андреа! Ты знаешь, кто адвокат у Апра?

— Уверен, в моей памяти этого имени нет. Я блюю не больше одного раза в день.

— Это Марчелло Сантамария! — Гало округлил глаза. — Личный адвокат Франческо Деллакроче. Дона Франческо Деллакроче. Кто это такой, надеюсь, тебе объяснять не надо?

— Не надо. Больше того, Пьетро, я уверен, что именно Деллакроче послал Апра убить Карло Варци и его ребят.

— Это надо еще доказать, Андреа. До-ка-зать. Ты меня понял? На хорошо организованном судебном процессе, перед судьями, перед присяжными… В любом случае, сказать, что Сантамария — большая сволочь, это бледный эвфемизм.

— Я прищемлю хвост этому Сантамария!

— Ошибаешься, это не твоя обязанность, — повысил голос Гало. — Это должны сделать судья Ловати, я как обвинитель и присяжные в зале заседания… Но, уверен, Сантамария обязательно воспользуется моментом, чтобы засветить факт противоречия отчетов перед прессой и телевидением.

— В жопу всю итальянскую прессу и телевидение! Это Карло Варци мы закопали в землю три недели назад! Твоего друга и коллегу Карло Варци! Моего друга Карло Варци… Мы взяли убийцу. Мы имеем все доказательства, чтобы засадить его за решетку. А ты чем занимаешься? Ты озабочен только тем, что может подумать общественное мнение, если этот мафиозный крючковорот раздует историю, сочиненную мудаком-профессором! Ты на чьей стороне, господин судья Пьетро Гало?

— Хватит! Все! — Ловати ударил кулаком по столу. Некоторое время оба судьи смотрели на Каларно, как укротители на внезапно взбесившегося тигра. Впрочем это было близко к истине.

Ловати встал и принялся медленно ходить вокруг стола. Его голос был едва слышен на фоне завывавшего ветра.

— Комиссар Каларно, я тоже читал отчет профессора Мариса.

— Получили удовольствие?

— Уймись, Андреа. И помяни мое слово, если все рухнет, на ногах не устоит никто. По мнению адвоката Сантамария, в операции по задержанию Апра принимала участие специальная команда министерства внутренних дел. Прекрасно подготовленная, на уровне армейского спецназа. И один из членов этой команды был ранен или убит во время перестрелки. Этим он объясняет наличие неизвестных следов крови. Это, разумеется, только теория. У нас нет подтверждения существования такой команды.

Ловати повернулся к Каларно и уставился ему в глаза.

— Вам что-нибудь известно о существовании подобной команды, комиссар Каларно?

Каларно выдержал взгляд судьи.

— Нет.

— То есть вы не знаете. А если бы знали, мне бы не сказали, я прав?

— Не сказал что?

Шея Ловати пошла красными пятнами.

— Комиссар Каларно, вам известно, что как прокуратура республики, так и МВД, должны не только быть в курсе, но также и санкционировать применение любых средств, повторяю, любых, средств, которые выходят за рамки инструкций, принятых для работы полиции, не так ли?

— Да, я знаю.

— И вам известно также, что любое из подобных средств, включая использование специальных команд, если они принимали участие в операции против Апра, должны быть упомянуты в вашем отчете?

— Разумеется, известно.

— Вы упомянули о подобном средстве в своем отчете?

— Нет.

— У вас есть объяснение по поводу противоречия двух отчетов по одному и тому же эпизоду?

— Никаких объяснений.

— Комиссар Каларно, может, вы написали не всю правду в своем отчете? В отчете, адресованном прокуратуре и МВД, отчете, который является основой судебного процесса по делу Кармине Апра?

Каларно, не отвечая, спокойно смотрел на Ловати. Это был конец. И он это знал. Его распяли. Прибили гвоздями к кресту.

— Знаете, что случится в зале суда, комиссар? — Ловати сел на стул. — Сантамария разнесет ваш отчет в пух и прах. И если не удастся разнести в клочья вас, примется за ваших людей, одного за другим, пока кто-то из них не проговорится.

— И судья Ловати будет вынужден признать недействительной всю судебную процедуру, Андреа. — Гало опустил голову. — Этим все и закончится.

Каларно сидел, слушая завывание ветра. Варци, четверо его телохранителей, этот несчастный парень из «беты». Все потеряно. Из-за ничего. Никакой надежды.

— Андреа…

— Что еще?

— Нам самим хотелось бы знать, кому принадлежит эта кровь. Или то, что произошло там на самом деле.

— И тогда, к чему был весь этот диалектический онанизм?

— Онанизм? Это реальность, Андреа. Реальность, которую ты создал своими руками, нравится тебе это или нет. — Гало заерзал на стуле. — Мы вынуждены были пойти на договоренности с Сантамария и Апра.

— Что вы имеете в виду?

Гало и Ловати переглянулись. Затем Ловати поднял глаза к потолку.

— Апра раскаивается.

Каларно захохотал. Его дед по материнской линии, старый солдат, участник Первой мировой войны — из полного батальона домой вернулось только шесть человек — и все же этот старый сумасшедший никогда не терял способности смеяться, и в первую очередь, над самим собой. В самой страшной трагедии всегда просматривается самый комичный фарс. Так он всегда говорил. И был прав.

— Ну конечно же, раскаивается, — перестал смеяться Каларно. — Ох, как же он раскаивается, несчастный мерзавец, придавленный виной. Мое сердце кровью обливается от одной только мысли о том, как он страдает в своем раскаянии.