Дом под саваном - Сьюзан Ховач

Я молчала.

— По-моему, нет нужды читать молитву чаще одного раза в день, — сказал Аксель со своего места. — Моя жена привыкла читать молитву только за обедом.

— Это правильно, — согласилась Эстер, сидевшая справа от Акселя. — Времена меняются. Сейчас только нонконформисты читают молитву перед каждой едой… Мэри, дорогая, постарайся выпрямиться! Что будет с твоей фигурой, если ты не перестанешь сутулиться?

— Вряд ли она станет еще хуже, подумала я и пожалела бедную девочку, которая, покраснев, расправила плечи. Я отметила, что Эстер, помимо медового голоса, обладает безжалостным язычком.

Ужин начался. Мы поглощали ростбиф, когда дверь открылась и в комнату вошел Нед. Я впервые увидела его при ярком освещении. Меня поразила грязная и поношенная одежда, которая была на нем. Он явно не потрудился умыться и переодеться перед едой.

— Извините за опоздание, — сказал он. — Я занимался лошадьми.

Возникла пауза. Аксель положил нож и откинулся на спинку стула.

— Чья это обязанность — заниматься лошадьми?

Нед замер, положив руку на спинку своего стула.

— Ну?

— Грумов.

— Я нанял тебя грумом?

— Нет.

— Тогда впредь не опаздывай к столу и не занимайся лошадьми во время ужина.

Нед молчал. Я заметила, что его уши стали пунцовыми.

— К сожалению, я не могу пустить тебя за стол в таком виде. Ты похож на работника. Иди есть на кухню. Если ты еще раз проявишь подобным образом неуважение к окружающим, я прикажу тебя высечь.

В комнате воцарилась тишина.

— Ты меня понял?

Все молчали.

— Отвечай мне!

— Да, — сказал Нед, — проклятый иностранец.

Он ушел, хлопнув дверью; из холла донесся топот, Нед удалился в сторону кухни.

В столовой воцарилась гнетущая тишина. Лакеи замерли, точно статуи, не способные видеть и слышать; на лице Эстер застыл испуг; глаза Мэри стали круглыми, как блюдца. Вир, сидевший справа от меня, не двигался; Элис разглядывала несуществующее пятно на скатерти.

Аксель пожал плечами.

— Еда приготовлена отлично, — заметил он. — Не стоит ждать, когда она остынет.

Он подался вперед, чтобы продолжить ужин.

— Джордж, — огорченно произнесла Эстер. — Я чувствую, что должна извиниться за него.

— Нет, — твердо сказал Аксель. — В этом нет необходимости. Я не приму извинения, исходящие не из его уст. Ты не можешь нести ответственность за его выходки.

— Он с каждым днем становится все более диким, — сказала Эстер. — Не знаю, что с ним делать.

— Он пытается стать вторым Родриком, — заметил Вир, — он перегнул палку, подражая брату, а в результате получилась искаженная пародия.

— Но он совсем не похож на Родрика! — возмутилась Эстер. — Совсем не похож!

— Да, — впервые заговорила Мэри. — Родрик был другим.

— Родрик обладал обаянием, остроумием… — Эстер замолчала, повернувшись ко мне. — Произошла ужасная трагедия. Несомненно, Джордж сказал тебе о ней…

— Да, — произнесла я.

— Тебе не следует волноваться, — сказал Вир матери.

— Я не волнуюсь, но сейчас, когда мы все собрались за этим столом, я постоянно вижу призрак Родрика…

— Послушай, Эстер, — неожиданно произнес Аксель, — тебе не станет лучше, если ты будешь постоянно думать о Родрике. Нам всем в некоторой степени недостает его, равно как и папы. Несомненно, ты переживаешь их отсутствие сильнее, чем мы, но не следует постоянно думать о потере. Ты должна это понимать.

— Хотел бы я знать, — сказал Вир, — просто из любопытства — кто из нас действительно скучает по папе.

Его голос прозвучал вежливо, корректно. Все посмотрели на Вира. Он отрезал кусок мяса, взял его вилкой и невозмутимо съел.

— Конечно, — столь же вежливо произнес Аксель, — нам известно, что ты не очень-то любил их обоих.

— То же самое можно сказать о тебе, — заметил Вир. — Мы знаем, как ты относился к Родрику. Твое молчание во время следствия красноречиво говорило о том, что ты считаешь его убийцей.

— Ты придерживаешься другого мнения?

— Нет, — голубые глаза Вира округлились. — Кто, кроме Родрика, мог это сделать?

Зазвенело стекло. Элис резко встала, ее платье было залито вином из опрокинутого бокала.

— Господи, что я наделала…

Один из лакеев устремился к Элис с бесполезной салфеткой. Эстер сказала:

— О, Элис, твое новое платье!

— Я такая неловкая, — сказала Элис. — Пожалуйста, извините меня…

Мужчины встали, когда она вышла из-за стола, потом снова сели.

— Какая жалость, — рассеянно промолвила Эстер. — Пятно не отойдет.

Она неожиданно повернулась ко мне.

— Дорогая, расскажите нам о себе. Джордж так мало сообщил в письме.

Я заговорила, непринужденно отвечая на ее вопросы, но моя голова была занята мыслями о чувствах, раскрывшихся ранее в общей беседе. Мне не удавалось сосредоточиться. Я обрадовалась, когда ужин закончился. Мы с Мэри вернулись в гостиную, Вир и Аксель остались со своим портвейном в столовой. Эстер, извинившись, пошла узнать, удалось ли Элис смыть пятно. Я оказалась наедине с Мэри.

Мы не знали, о чем говорить. Хотя нас разделяли всего три года, они казались пропастью. После пятиминутной напряженной беседы я ухватилась за тему, которая пришла мне в голову.

— Если тебе это не тяжело, — осторожно произнесла я, — пожалуйста, расскажи мне немного о Родрике.

Моя просьба показалась мне слишком смелой, и я, обманув Мэри, добавила:

— Аксель назвал его незаурядной личностью.

Я не представляла, какой эффект произведут мои слова. Девушка перестала нервничать, ее лицо ожило.

— Джордж прав, — сказала она, — Родрик был удивительным человеком.

Я собралась расслабиться, найдя тему для беседы, но не успела это сделать. В манерах Мэри появилось нечто неожиданное; я попыталась понять причину этого, и мои нервы напряглись.

— Мистер Брэндсон — мой опекун — очень хотел, чтобы я и Родрик…

Она покраснела, замолчала.

— Конечно, я была еще слишком молода для серьезного разговора об этом, но предполагалось, что мы с Родриком…

Она снова смущенно оборвала себя.

Я посмотрела на нее.

— Мистер Брэндсон хотел, чтобы вы в будущем поженились?

— О, да… да, он этого хотел, надеялся…

Она нервно потеребила пальцами платье.

— Сейчас я сирота, тебе это, конечно, известно, но мой отец был баронетом и владел поместьем в Хэмпшире… Это был бы брак равных.

Ее глаза слегка затуманились.

— Понимаю, — сказала я, стараясь скрыть свое изумление.

— Родрик был таким благородным, добрым, честным. Я любила своего опекуна, но порой мне казалось, что он несправедлив к Родрику.