Взмах крыльев - Эдриан Феникс

— Э в Новом Орлеане, — сказала она, наконец.

— Совпадение, — ответил Гиффорд.

— Я так не думаю, — возразила Джоанна, — и мне это ни капельки не нравится.

Она отвернулась от окна, от снега и воспоминаний.

Гиффорд сел в мягкое кожаное кресло напротив стола Джоанны из вишневого дерева и нахмурился, посмотрев на увесистую папку на своих коленях. Он залез во внутренний карман пиджака и вытащил тонкую коричневую сигариллу.

Гиффорд покачал головой, не отрывая взгляда от папки.

— Невозможно, чтобы он знал об С или Плохом Семени. — Щелкнув зажигалкой, он поднес пламя к сигарилле.

Джоанна слышала, как табак сгорал и иссыхал. Сладкий вишнево-ванильный аромат вился в воздухе.

— Интересно. — Она подошла к столу.

На его поверхности были разбросаны несколько папок и дисков с пометками: «СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО» и «ИССЛЕДОВАНИЕ — ТОЛЬКО ДЛЯ СПЕЦ-СЛУЖБЫ».

— Последняя жертва встретилась с С. — Джоанна присела на край стола и пристально посмотрела на Гиффорда. — И ее зарезали во внутреннем дворе рядом с клубом.

Он посмотрел вверх, взгляд серых глаз был задумчивым.

— Опять совпадение.

— И снова я так не думаю. Э выжег знак С на груди жертвы.

Потянувшись, Джоанна выдернула сигариллу из пальцев Гиффорда. Поднесла к губам. Затянулась.

В его глазах появилась заинтересованность.

— Может, Э любитель музыки, — сказал он, — черт, может, он фанат «Inferno». У каждого серийного убийцы есть любимые группы.

Джоанна выпустила струйку ароматного дыма, наслаждаясь запахом табака и ванили. Она покачала головой.

— Нет. Он оставил сообщение. — Она протянула сигариллу Гиффорду, он забрал ее, на мгновение его пальцы коснулись ее, теплых и гладких. — Меня пугает до чертиков сама мысль, что у него может быть личная заинтересованность в ком-то.

— Оставил сообщение? — спросил Гиффорд и снова мельком посмотрел на папку на коленях. Пролистав пару страниц, он нахмурился. — Кому?

— Я не знаю, — тихо ответила Джоанна. — Может, С.

— Если это так, мы не должны волноваться, — сказал Гиффорд. Листы зашелестели. — С ведь не знает всего этого дерьма?

— Не после того как его память разорвали на части. Нет. — Поднявшись, Джоанна задела колени Гиффорда и вернулась к окну.

Снег продолжал падать. Приближающееся зимнее утро окрасило темно-серое небо в светло-серое. Плотная белая тишина, похожая на ту, что окружала ее сердце, опускалась на мир за окном.

Звук перелистываемых страниц прекратился.

— Заблокировали и разделили на части, — произнес Гиффорд, — согласно истории.

Джоанна слышала, как палец Гиффорда скользил от строчки к строчке в отчете.

— Я была там, Дэн, с начала и до конца, — сказала она. — Разорвали — более точное описание.

Образы проскользнули сквозь ее защиту, молчаливую белую баррикаду.

Худой двенадцатилетний мальчик в забрызганной кровью смирительной рубашке, подвешен вверх ногами к потолку, цепи крепились к его лодыжкам. Длинные черные волосы каскадом струились вниз, не касаясь его лица, кроме нескольких пропитанных кровью и потом завитков прилипших ко лбу и бледным щекам. Он висит неподвижно, борьба, ярость и горечь покинули его, как кровь, вытекшая из трупа.

Наказание закончилось, но никто не хочет опустить его вниз — кровь на стенах и искореженные тела на цементном полу заставляют их держаться на безопасном расстоянии за стальной дверью.

Джоанна заходит одна и сама вкалывает шприц с транквилизатором в шею мальчика. Она снимает цепи с крюка мясника и опускает мальчика на пол. Одурманенный и погруженный в сновидения, красивый ребенок-вампир, потерявшийся в безумии полового созревания.

Подняв его на руки, она относит его к другой клетке. Она дрожит, волшебство и таинство импульсами проходят по ее венам, сверкая в ее памяти, как и на Рождество. Душа мальчика для нее словно рождественский календарь; и с каждой новой частью, которую она обнаруживает, с новым витком или спусковым механизмом, появляется замечательный сюрприз.

Джоанна провела пальцами по коротко стриженым волосам, смотря на свое слабое отражение в окне. Привлекательная, около тридцати, блондинка с голубыми скандинавскими глазами, высокая и подтянутая. Полная противоположность рère de sang[16] во внешности. Но она и Ронин разделяли тягу к знаниям. В этом они были очень похожи.

Усталость накатывала на нее. Ей нужна была кровь, затем Сон. Она давно использовала весь лимит таблеток. И могла только откладывать Сон как можно дольше.

— То, что сделали с памятью С, не проблема, — ответила она, повернувшись к Гиффорду. — Волна убийств Э по всей стране и участие Бюро в этом деле — вот проблема. Я не знаю как, но Э привел их более или менее прямо к С.

— Ты хочешь остановить Э?

Джоанна покачала головой.

— Я хочу продолжить изучать его прогресс. Но меня нервирует то, что Бюро так близко.

— Понятно, — сказал Гиффорд.

Он наклонился вперед. Его взгляд задержался на Джоанне.

— И что ты хочешь сделать?

* * *

Люсьен сидел в темной гостиной, выпрямив спину, закрыв глаза, так он охранял тех, кто Спал в комнате наверху. Глубоким сном. За исключением одного. Одурманенные сном мысли Данте коснулись разума Люсьена. Он почувствовал борьбу Данте, который хотел оставаться в сознании, настороже. Проклятая женщина и ее чертов ордер на обыск. Люсьен вцепился в подлокотники кресла. Он сделал глубокий вдох и разжал пальцы. Успокоившись.

Он знал, насколько сложным и упрямым может быть Данте — дитя часто проверяло его железное терпение — и Уоллес просто среагировала на нежелание сотрудничать.

Но... почему Уоллес захотела обыскать внутренний двор? Что она надеется найти? И что из всего этого имеет отношение к Данте?

Люсьен открыл глаза и уставился в кромешный мрак. Тени обволакивали диван, книжные полки и напольные светильники, поглощая цвета. Снаружи чирикали птицы, оживившись с рассветом.

На какой-то момент Люсьен захотел подняться в небо и почувствовать теплые лучи на своем лице, спеть небесную песнь в золотом восходе солнца и услышать в ответ арию Падшего.

Но его небесная песнь не должна быть воспета. Дитя, которое он защищал, нужно было скрывать от Падших. Люсьен коснулся кулона, висящего на шее. Провел по краям буквы «Х», металл был гладким и теплым.

Руна Соглашения, дарованная ему Данте четыре года назад, — теплый и неожиданный знак их дружбы. Пальцы Люсьена сжались вокруг кулона. Грубые края впились в плоть. Он склонил голову и прикрыл глаза. Вспомнил неистовую и тяжелую Песнь Создателя, услышанную в ответ пять лет назад... вспомнил приземление на пристань рядом с Миссисипи.