Месс-Менд, или Янки в Петрограде - Мариэтта Шагинян

- Учитесь читать слова по губам! - сказал Мик; он уселся перед экраном и стал по нескольку раз накручивать каждую сценку, замедляя ее движение так, что люди на экране казались плавающими в воде. Каждый из них был знаком союзу Месс-Менд по фотографиям в газетах и наблюдениям из тайников "Патрицианы". Словно читая книгу по складам, Мик слово за словом передавал Тому и Ван-Гопу:

- Ждут приказаний... немец крепко выговаривает за что-то красавчику-виконту, а тот еле двигает губами в ответ. Англичанин с трубкой молчит. Русский князь мечется от одного к другому с расспросами - видите, глаза у него спрашивают, уши навострились, он ничего пока не знает. Англичанин говорит ему: "Тише!" Учитесь, ребята: на всех языках мира видно по губам, когда произносится слово "тише". Вот так: нижняя губа вперед и хоботком будто поднимает верхнюю...

Но что это? Ван-Гоп и Том вскрикнули. Мик прошептал про себя: "Чиче!"

На экране происходит странное замешательство. В разгаре спора снизу открылся люк, и оттуда медленно поднялась, как в балетной феерии, небольшая черная фигура. Хотя она и остается на экране, нашим зрителям почему-то не очень ясно ее видно, как будто она окутывает себя дымом.

- Черт, темно что-то, разобрать не могу, - пожаловался Том, изо всех сил протирая глаза.

Только один Тингсмастер неотступно смотрел на экран. Черная фигура вынула из портфеля бумагу и быстро прочитала ее вслух; на лицах остальных ясно выразились негодование, изумление, торжество. Потом черная фигура подняла руку, что-то сказала, и все наклонили в ответ головы... Теперь она раскрывает портфель, укладывает туда прочитанный лист; руки в черных перчатках быстро шевелятся... Что это? Пачки, прямо из банка, одна, другая... самых крупных долларовых билетов.

Глаза всех в комнате устремляются на пачки, а число пачек все увеличивается. Ладони протягиваются к ним. Черный человек раздает их коротким движением направо и налево. Мгновенье - он соскочил обратно в люк. Остальные идут к дверям... Темнота... Опять свет. И на этот раз Том с восторгом закричал:

- Гляди, гляди, это мы сами!

Пленки кончились. Тингсмастер вынул их и сложил в стенной несгораемый шкаф. Потом он задумчиво сказал Тому и Ван-Гопу:

- Надо узнать в точности, что замышляется. Идите, ребята, по трубам да подыщите себе смену. Нам важно установить наперво, останутся ли они дома или разъедутся после получки, а если разъедутся - то куда. Это сейчас главное ваше дело!

- А ты, Мик?

- Мне надо назад, на завод. У нас срочная вечерняя работа, братцы. Хозяин отделывает свою виллу, и тут тоже надо постараться, понимаете. Ведь главные-то совещанья у него!

С этими словами Тингсмастер простился, вошел в стену - и был таков. Мисс Тоттер мечтательно посмотрела ему вслед.

Том и Ван-Гоп со вздохом разбрелись по своим сторожевым будкам. Но напрасны были все их старания, напрасно потрачена целая долгая ночь - ни Гибгельд, ни Монморанси, ни английский лорд больше не разговаривали, и тайна их встречи осталась на этот раз нераскрытой. Выезжать из "Патрицианы" они тоже, по-видимому, не собирались.

Между тем Тингсмастер вышел на улицу, преспокойно обошел ее и с подъезда как ни в чем не бывало проник снова в "Патрициану". Он, заложив руки в карманы и посвистывая, идет в контору. Здесь он останавливается и мирно снимает шляпу.

Сетто-диарбекирец, подсчитывавший недельный дефицит, в изумлении поднял голову.

- Здорово, хозяин!

- Здравствуй, Микаэль. Чего тебе надо?

- Не будет ли какого ремонта?

- Господь, благослови вас, Микаэль, за такие слова, - вмешалась жена Сетто, разделявшая неукротимую страсть своего мужа к ремонту, - так вы нам в прошлое лето все чисто и недорого справили!

- А теперь еще лучше справлю.

- Никак нельзя, Микаэль, - грустно ответил Сетто, - наехало ко мне претендентов, чтоб им лопнуть... сперва расплатиться по счету, а потом лопнуть! Какой уж тут ремонт.

- Жаль, жаль, а я было хотел у вас все заново наверху переделать, особенно в комнате без номера.

- Этой-то комнаты, Микаэль, я по уговору не смею касаться. Ты ведь знаешь, гостиницу мне построил бывший президент, чтоб ему во второй раз ни на суше, ни на воде не повстречать второго такого дурака-армянина. Так вот, он и поставил условие: не трогать этой комнаты ни летом, ни зимой. Я и так согрешил: украсил ее, по твоему совету, зеркалами.

- Да кто вам дом-то построил, хозяин, - ведь не сам же экс-президент?

- Иностранного архитектора выписали, Микаэль. Да и рабочих набрали одной масти с архитектором.

- Вот оно как! Жаль, хозяин. Всего доброго.

И на этот раз Тингсмастер поспешил в Миддльтоун.

9. СТРАННОСТИ БАНКИРА ВЕСТИНГАУЗА

Если бы Феофану Ивановичу не помешали высказаться о банкире Вестингаузе, он сказал бы следующее:

"Вестингауз, хи-хи-хи, завел себе красотку... Да не простую, а можете себе представить - в маске! Да, вот именно, в маске. Женщина эфемерная, элегантная, с походкой сильфиды, а появляется не иначе как в маске. Я убежден, что она спекулирует на любопытстве. Будь я лет на пять, на шесть помоложе..."

Князь Феофан не врал. События, отмененные нью-йоркской прессой, таковы.

Неделю назад в театре "Конкордия", на опере "Сулейман", публика внезапно видит в одной из дорогих лож красиво сложенную женщину в маске. Как ни в чем не бывало эта женщина глядит на сцену парой глаз, сверкающих в миндальном разрезе шелковой маски, не смущается от устремленных на нее со всех сторон биноклей и лорнетов, кутает обнаженные плечи в роскошный мех, читает афишу - словом, ведет себя непринужденно. Нью-йоркцы поражены. Незнакомку никто не может узнать. Ходит слух о том, что это знатная иностранка, чье лицо обезображено оспой. Тогда любопытство сменяется состраданием, и на некоторое время инцидент забыт.

Через два дня на катанье возле Вашингтон-авеню женщина в маске появляется снова, на этот раз не одна. С ней в коляске сидит банкир Вестингауз, старый кутила, известный на всю Америку своими выездами и похождениями. Вестингауз - холостяк. У него нет родственниц. Ни одна приличная женщина не согласится проехать в его коляске. Вывод ясен: таинственная маска - дитя того мира, откуда вышли Виолетта и Манон Леско.

В Нью-Йорке нет того культа красоты, какой был характерен для Парижа времен Бальзака. Но женщина, сумевшая приковать к себе внимание своей странностью, удостаивается некоторого уважения. Таинственную маску пытались сфотографировать, поймать врасплох; влюбленные ей писали письма, посылали цветы и подарки - все напрасно. Она оказалась недоступной ни для кого. Банкир Вестингауз, с улыбкой принимавший поздравления друзей, пожимал плечами на все расспросы: