Сталинские премии. Две стороны одной медали - Владимир Свиньин

2. КИАЧЕЛИ Леону Михайловичу – за роман «Гвади Бигва», опубликованный на грузинском языке в 1938 г. и на русском языке в 1939 г.

3. НОВИКОВУ-ПРИБОЮ Алексею Силычу – за роман «Цусима», опубликованный в 1935 году (часть II).

Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей

1. АСЕЕВУ Николаю Николаевичу – за поэму «Маяковский начинается», опубликованную в 1940 году.

2. КУПАЛЕ Ивану Домениковичу – за сборник стихов «От сердца», опубликованный в 1940 году.

3. ТЫЧИНЕ Павлу Григорьевичу – члену Академии Наук УССР, за сборник стихов «Чувство единой семьи», опубликованный в 1938 году.

Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей

1. ДЖАМБУЛУ ДЖАБАЕВУ – народному поэту Казахской ССР, за общеизвестные поэтические произведения.

2. ЛЕБЕДЕВУ-КУМАЧУ Василию Ивановичу – за тексты к общеизвестным песням.

3. ЛЕОНИДЗЕ Георгию Николаевичу – за поэму «Детство вождя», опубликованную в 1939 году.

4. МИХАЛКОВУ Сергею Владимировичу – за стихи для детей.

5. ТВАРДОВСКОМУ Александру Трифоновичу – за поэму «Страна Муравия» опубликованную в 1936 году.

Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей

1. ТРЕНЕВУ Константину Андреевичу – за пьесу «Любовь Яровая», поставленную в новой редакции в 1937 году.

2. КОРНЕЙЧУКУ Александру Евдокимовичу – за пьесы «Платон Кречет» и «Богдан Хмельницкий», поставленные в 1936 и 1939 гг.

3. ПОГОДИНУ Николаю Федоровичу – за пьесу «Человек с ружьем», поставленную в 1937 году.

Премии ВТОРОЙ степени в размере 50.000 рублей

1. ВУРГУН Самеду – за пьесу «Вагиф», поставленную в 1939 году.

2. КРАПИВЕ Кондрату Кондратьевичу – за пьесу «Кто смеется последним», поставленную в 1939 году.

3. СОЛОВЬЕВУ Владимиру Александровичу – за пьесу «Фельдмаршал Кутузов», поставленную в 1940 году.

Премии ПЕРВОЙ степени в размере 100.000 рублей ГРАБАРЮ Игорю Эммануиловичу – заслуженному деятелю искусств, профессору, за книгу «Репин», опубликованную в 1937 году.

ПРИМЕЧАНИЕ:

В частичное изменение Постановления Совнаркома Союза ССР от 20 декабря 1940 года «Об изменениях порядка присуждения Сталинских премий по науке, изобретениям, литературе и искусству» Совет Народных Комиссаров Союза ССР в настоящем Постановлении предусмотрел дополнительно Сталинские премии за выдающиеся работы в количестве:

в области ОПЕРНОГО ИСКУССТВА

одна премия ПЕРВОЙ степени,

одна премия ВТОРОЙ степени;

в области КИНЕМАТОГРАФИИ

семь премий ПЕРВОЙ степени,

десять премий ВТОРОЙ степени;

в области ЛИТЕРАТУРЫ

по прозе – три премии ВТОРОЙ степени,

по поэзии – пять премий ВТОРОЙ степени,

по драматургии – три премии ВТОРОЙ степени.

В Совнаркоме СССР. «Об установлении звания “Лауреат Сталинской премии”»

Совет Народных Комиссаров объявил благодарность всем членам Комитетов по Сталинским премиям и Председателям этих Комитетов – академику Баху А. Н. и народному артисту СССР Немирович-Данченко В. И. за большую работу по предварительному рассмотрению представленных на соискание премии имени Сталина работ в области науки, изобретательства, литературы и искусства.

Совет Народных Комиссаров СССР постановил присвоить деятелям науки, искусства, литературы и изобретателям, получившим Сталинские премии, звание «Лауреат Сталинской премии».

Свидетельства и мнения

Откуда пошли сталинские премии

с разрешения Льва Кандинова[9] от его имени рассказывает Раиса Сильвер

В шестьдесят пятом году я жил в Душанбе, столице Таджикистана, и работал помощником председателя Совета министров республики Абдулахада Кахарова. Был я молод, энергичен и многое успевал – и в Совмине работать, и переводами с таджикского на русский заниматься (в основном по ночам), и в служебные командировки ездить. Однажды мой начальник, Абдулахад Кахаров, внимательно посмотрел на меня и сказал:

– Лев Пинхасович, хватит работать, бери путевку и уезжай в отпуск. Мне не нравится твой вид. Куришь как паровоз, побледнел, осунулся. Чтобы я тебя в понедельник здесь не видел!

В следующий понедельник я улетел отдыхать в подмосковный правительственный пансионат Лесные Дали. Пансионат расположен в одном из красивейших уголков Подмосковья. Кружевные березовые рощи, пронизанный солнцем сосновый бор, заросшие травой нехоженые тропы, алые ягоды малины на склонах темных оврагов, стрекотание кузнечиков в усеянной ромашками траве. Целыми днями я пропадал в окрестных рощах и лесах, даже к обеду опаздывал. Мой сосед по пансионату Якуб Атабаев (он был постоянным представителем Таджикистана в Москве) шутливо говорил:

– Лев, признайтесь, не иначе как вы решили оставить работу в Совмине и устроиться в этих местах на должность лесника. А что семья, согласна?

Мне очень нравилось собирать грибы, хотя какой из меня грибник? Я ведь родился в Баку, учился, работал и жил в Душанбе. Другое дело – хлопок, или, скажем, виноград. Отменным грибником был наш сосед по пансионату, невысокий крепыш лет семидесяти, коренастый, в панамке на наголо обритой голове. Каждое утро он уходил в лес и возвращался к обеду с корзинкой, полной отличных белых грибов.

– Да где же вы такие грибы находите, это же чудо просто, один в один, – восхищался я.

– А я слово знаю, – шутил он. – Как скажу, так они и вылезают из укрытия.

– Вы знаете, кто это? – спросил меня Атабаев, когда мой собеседник отошел от нас на приличное расстояние.

– Кто?

– Поскребышев. Заведующий секретариатом Сталина.

После этого мы, как старые знакомые, раскланивались с Поскребышевым, перекидывались парой слов о погоде, грибах, красотах Подмосковья, а через несколько дней Атабаев подошел ко мне и сказал:

– Лев, сегодня вечером никуда не уходите. Я получил с оказией чудесную дыню из Душанбе. Посидим, пообщаемся. Да, кстати, Поскребышев тоже придет.

Вечер, проведенный в обществе Поскребышева, я вряд ли когда-нибудь забуду. И не только потому, что на нем как бы лежал особый отпечаток личности его многолетнего повелителя (Поскребышев работал со Сталиным с середины 30‑х и до 52‑го, то есть вплоть до своего ареста, жену же его арестовали в 1949‑м, в том же году что и жену Молотова). Мне он был интересен как человек. До самой смерти Поскребышева никому, насколько мне известно, так и не удалось его разговорить.

Сначала мы говорили о местных красотах, потом перешли на новости из нашей республики. Я сказал Атабаеву, что нашего поэта Мумина Каноата вроде бы выдвинули на государственную премию за его поэму «Голоса Сталинграда». Атабаев был очень обрадован, как-никак наш поэт, а никакой другой. И, разумеется, мы снова выпили. Теперь уже за присуждение премии хорошему поэту. И тут Поскребышев, который до сих пор, как бы это точнее выразиться, дружелюбно молчал, вдруг сказал:

– А вы знаете откуда пошли сталинские премии?

– Что значит откуда, – не совсем понял я, – Сталин решил их присуждать, вот и…

– Да нет, все было совсем не так, – сказал Поскребышев. – Все было вот как…

В тридцатые годы чем дальше, тем больше, культ Сталина разрастался до невероятных размеров. Любое слово вождя, где бы оно ни было произнесено, немедленно подлежало публикации. И каждый раз – будь то его выступление на съезде, статья в газете или изданные миллионными тиражами книги, в приемную Сталина привозились аккуратно запечатанные пачки новеньких банкнот – очередной гонорар.

Все деньги, которые поступали на имя Сталина, Поскребышев складывал в огромный металлический шкаф, который стоял в приемной. Однажды, это было в начале 1939 года, после того, как из издательства в очередной раз привезли новую порцию денег, Поскребышев стал укладывать их в шкаф и уронил несколько пачек на пол. Он опустился на колени, принялся их подбирать, и в это время в комнату вошел Сталин. Он молча посмотрел на пачки денег в банковской упаковке, лежащие на полу, на испуганное лицо Поскребышева и буркнул:

– Зайди!

По словам Поскребышева, он был очень напуган, хотя вины за собой никакой не видел.

– Что это за деньги? – спросил его Сталин, когда он вошел в кабинет.

– Это то, что вам платят издательства за выступления, публикации.

– Это что же, я один столько получаю?

– Да.

– А почему ты мне не докладывал об этом?