Меня зовут Лон…Я вам нравлюсь ?» - Дерек Шэрон

Спустя несколько недель, у меня снова появился шанс улизнуть. В этот раз я не совершила ошибку и не пошла в полицию.

Поскольку у меня не было денег, не было семьи, крыши над головой, я стала попрошайничать на улице. Мне было всего 13 лет и я попрошайничала на улицах и узнавала, что можно заработать куда больше денег от туристов, чем работая. Я тогда спала на улицах и повстречалась с одной женщиной, которая нашла мне работу няньки у одного высокопоставленного полицейского, она также владела баром на Патпонге — крупнейшем районе красных фонарей в Бангкоке. Я стала помогать ей в баре когда была свободна. Потом хозяин поставил перед выбором — либо работать в баре либо быть нянькой для его детей. Уборка и мытье полов в баре приносили мне больше денег, чем работа няньки. Так что я выбрала работу в баре. Я приехала в Бангкок только с одной целью: зарабатывать деньги и улучшить положение моей семьи.

Работая в ГоГо баре, убирая и вытирая за секс-туристами, я зарабатывала 1500 бат (60 $) в месяц плюс доля в чаевых 1000 бат (40 $) за свои 28 рабочих дней в месяц. Это было куда больше чем я когда либо получала в Убоне. Я стала посылать домой по 1000 бат и более ежемесячно. Ведь это была та причина, по которой я приехала в Бангкок. Тайцы, как и многие другие азиаты, не думают о себе как о личности, отдельном человеке, поскольку являются членами семьи. Принадлежность к ней является нашей «индивидуальностью» или наоборот ее отсутствием. Мы являемся не просто членами семьи; мы являемся по отношению друг к другу частями одного целого. Мы можем быть «личностями» только в качестве семьи. Мы не существуем по отдельности; мы как бы существуем в симбиозе.

Это не заняло у меня много времени, чтобы сообразить, что «настоящие» деньги в баре делаются через перепих с туристами. Я продала свою мнимую девственность за 1200 $ — это отняло час моего времени. Это же заняло бы у меня два года долгого и болезненного труда мытья полов и я все равно прозябала бы в нищете, чтобы заработать такую же сумму.

В возрасте 14 лет я была еще очень маленькой; я не могла работать как танцовщица ГоГо в клубе, так как я выглядела слишком молодой. Поэтому это создавало для меня проблему, как встречаться с потенциальными клиентами для секса. Для большинства танцовщиц ГоГо, их работа — всего лишь предлог чтобы встречаться с мужчинами. Они получали по 150 $ в месяц за танец, но 500 $ и более, иногда намного больше, за то, что уходили с клиентами. Чтобы помочь мне встречаться с клиентами, мои подруги давали мой телефон клиентам, которым требовались только очень молоденькие девочки. В это время мне исполнилось 15 лет, я уже достаточно выросла, чтобы можно было работать танцовщицей. В очень короткое время, я достаточно подросла, чтобы одевать бикини, и я стала одной из топ-танцовщиц в клубах Патпонга. С этого момента я получила возможность встречаться с мужчинами на мое усмотрение. Я стала предпринимателем, хотя все равно являясь проституткой. Все деньги, которые я зарабатывала своим трудом, попадали ко мне в руки.

Другие работницы Патпонга.

Швабра была с меня ростом.

Патпонг, самый популярный «район красных фонарей» в Бангкоке, трудно аккуратно описать непосвященным. Это два очень длинных квартала, «Патпонг 1» длиной в 200 метров; «Патпонг 2» длиной в 100 метров. Каждый ограничен с обоих сторон барами на открытом воздухе, стрип-клубами ГоГо, дискотеками и клубами с секс-шоу. В этих двух кварталах «секс-торговли», находятся примерно 10 000 молодых женщин желающих встретиться с мужчиной на час, на вечер — или как некоторые надеются, навсегда. «Каждую неделю одна девочка с Патпонга выходит замуж за иностранца» (B.Trink, Bangkok Post).

Клубы ГоГо и бары различаются между собой размерами, в одних работают не более 10 девочек, в других более 100. В каждом ГоГо клубе также работают другие служащие. Так я начинала свою жизнь. Многие девочки, как и я, работают уборщицами, барменами, официантками или девочками-зазывалами: мы ПОКА не ходит с мужчинами за деньги. Мы довольствуемся зарплатой в 60 $ в месяц плюс 40 $ чаевых. Мы не являемся частью «Чудесной азиатской экономики».

Для некоторых из нас, рабочий день начинается в 2 часа дня и заканчивается в полночь. Другие девочки приходят в 7 вечера и работают до 3 ночи. Мы приходим в клуб и начинаем убирать следы оставшиеся с прошедшей ночи. Мы тратим час или два, чтобы отдраить пролитое пиво, блевотину оставшиеся после ночи. Затем приходит время для уборки постелей в комнатах для быстрого секса и чистки туалетов. После этого мы шли в бар и передвигали сотни бутылок с пивом, резали ананасы и лимоны, мыли посуду и выполняли другую грязную работу которую нужно было выполнить.

Я мыла и чистила всю ночь напролет, как и утром и продолжала работу днем. Клиенты напивались, проливали пиво и блевали везде и всюду. Моей работой была уборка за ними. Я не возражала против уборки обычной грязи, но эта работа была отвратительной — от нее меня сильно тошнило. А танцовщицы зарабатывали много денег, иногда в 20 раз больше чем зарабатывала я. И им не нужно было ничего чистить. Я знала, что я тоже хочу быть танцовщицей.

Азиатские семейные ценности.

Азиатские «семейные ценности» в провинциальном Таиланде довольно лицемерны, когда касаются женщин. Мы не представляем большой ценности, чтобы давать нам образование, в то же время от нас ожидают, что мы будем основными «добытчиками» — ответственными за основные потребности и достаток наших семей. Если мы зарабатывали хорошие деньги, не важно каким путем, то мы избегали клейма позора, которым была проституция. Хотя наши заработки восполняли все перенесенное унижение, эмоциональные страдания заставляли нас истекать кровью. Я никогда не встречала девушку, полностью оправившуюся от своего прошлого во время работы в индустрии «секс-услуг».

Я была еще подростком, из глухой провинциальной деревушки, и я не могла поверить своим глазам. Привлекательные и сексуальные девушки в бикини и без, соблазнительно танцующие на сцене, и поступающие так, как я никогда прежде не видела — даже по телевизору. Никто в Убоне так не одевался и тем более, не раздевался, как это делали они. (Никто в Убоне никогда не надевал купальные костюмы на реке. Вместо этого мы одевали короткие джинсы и рубашки, чтобы купаться). Никто в Убоне не скользил по шесту и медленно ласкал им свое обнаженное тело. Я не понимала, как эти девушки могли снимать свои одежды перед всеми этими мужчинами и танцевать в такой провоцирующей манере. Я была шокирована! Я не могла поверить что даже девочки из моей деревни, моей провинции — мои Исарнские «сестры» могли поступать таким запретным путем. Но, они так поступали, кружась вокруг шеста, исполняя возбуждающие танцы и зарабатывая много денег. Девочки из ГоГо работали примерно 7 часов каждый день с одним выходным каждую неделю. Они танцевали примерно 15–20 минут каждый час, остальное время они тратили на разговоры с клиентами, пытаясь заставить их «забрать» их домой. Это была работа для меня!

Таилнад неодинаков с Севера на Юг и с Востока на Запад. Весь Северо-Восточный регион (Исарн) и Север Таиланда поставляет 85 % девочек, работающих в индустрии секс-туризма. Есть девочки, работающие в барах и стрип-клубах, которые прибывают из Бангкока, центральных, южных и северных областей Таиланда, но по большей части, основным языком в барах является диалект Исарна, на котором говорят девочки из Северо-Востока. Даже те девочки, которые не говорят на диалекте Исарна, потому что он не родной, учат его, чтобы понимать о чем говорят остальные девочки.

Одной из моих проблем, как девушки, прибывшей из Исарна (то же самое происходило с другими девочками из Северо-Востока) было то, что люди здесь разговаривали на центральном (бангкокском) диалекте тайского языка. Это не был мой родной диалект. Все что мне оставалось, это перемещаться из одного места в другое, я изучала бангкокский диалект в школе, но без обширной практики дома он забылся, так что мои способности к коммуникации были ограничены. Но внутри баров, почти все девочки говорили на диалекте Исарна, так что я чувствовала себя как дома.

Зарплата в 2500 бат (100 $) в месяц и чаевые, которые я получала — были неплохим стартом, но моя семья все равно оставалось нищей. Мой отец умер когда я была маленькой и у меня было две младшие сестры, которых мне хотелось поддержать. Я хотела, чтобы они могли ходить в школу и хотела улучшить их жизнь. Мне нужно было зарабатывать больше денег.

Моя первая поездка в бар Термае.

Притон с англоговорящими курящими проститутками и мне было 14.

Я была еще слишком юна, чтобы работать в барах на открытом воздухе и клубах ГоГо как барная девочка или танцовщица. Вместо этого, я начала ходить в бар Термае, как индивидуалка, чтобы заполучить себе клиентов. Иногда, я сидела дома и ждала звонков от тех многих мужчин, с которыми я уже встречалась.