Мать и мама - Сергей Набоков

– Ну? Я ничего не понимаю, – Марина Ивановна встала от волнения, – вы хотите сказать, что Вася может помочь вылечиться Элеоноре Арсентьевне.

– Это, конечно, процесс длительный, но шанс вылечить нашу дорогую Элеонору Арсентьевну очень высокий.

– Ой! – Марина Ивановна плюхнулась на кровать так, будто скинула с плеч пудовый мешок, – и стоило скрывать? Радоваться нужно, Элеонора Арсентьевна, а вы хотели скрыть! Да разве я буду против? Вы Васю моего плохо знаете! Он никогда не останется в стороне, если кому-то нужна помощь! Вы просто его плохо знаете. Он с детства такой, никогда не останется в стороне. Он и донором был долгие годы, кровь сдавал! – с неким облегчением спешила рассказать Марина Ивановна, – Алексей Сергеевич, вы уверены, что Вася подходит?

– Да! – уверенно заявил Алексей Сергеевич, – мы проверили несколько раз. Ради такого случая, Элеонора Арсентьевна, разрешаю Вам сегодня яичницу с беконом, это дело надо отметить хорошим вкусным завтраком! А Вас, Марина Ивановна, попрошу поговорить с вашей соседкой, почему она так отказывается от помощи вашего сына. Убедите её согласиться!

Алексей Сергеевич вышел из палаты, оставив старушек смотреть друг на друга.

– Преступление века случилось! – немного сипя от переживания вдруг сказала Элеонора Арсентьевна.

– Какое? – Марина Ивановна, не понимая о чём идёт речь, приняла тему, как повод снять напряжение.

– Спешила всё. Всё старалась неделю протолкнуть, ждала выходные, осень, зиму протолкнуть, рвала листочки у календаря, не понимая, что я в урну не листочек от календаря выбрасываю, а свою жизнь. Молодость моя, в той урне осталась – вот эта кража века! Молодость мою украли, да так ловко, что я даже не заметила! Из-под носа увели! – Элеонора Арсентьевна полезла в тумбочку за альбомом, – вот только и остались фотокарточки, которым даже я не верю уже.

– Что поделать! Так устроена жизнь.

– Вот, поглядите, как устроена моя жизнь! – Элеонора Арсентьевна протянула открытый альбом Марине Ивановне.

– Никак не разберу, – Марина Ивановна пыталась вглядеться в фотографию, – не пойму с кем это Василёк, кто эта девушка? От куда эта фото у вас? Да где же мои очки? – Марина Ивановна рукой пыталась найти очки на ощупь, не отрывая глаз от карточки. –Что же это? – молящим голосом спросила Марина Ивановна, наконец рассмотрев фото через очки.

– Красивая девушка, правда!? Эта девушка – я! А рядом со мной мой Лёва, отец Василия. Как две капельки воды. Когда я вышла из ванны и увидела Василия, меня удар чуть и не хватил. Я подумала, что Лёва передо мной стоит. Потом то я поняла, что это …

– Ваш сын, – добавила Марина Ивановна.

– Да. Наш с Лёвой сын. Тут и без анализов видно всё. Анализ только подтвердил очевидное. Марина Ивановна, прошу вас, – Элеонора Арсентьевна вцепилась в руку Марины Ивановны, – ничего не говорите Васеньке, Лёша скажет ему, что кровь не подошла, я заставлю его! Только вы ничего не говорите! Не надо ему знать! Вы его мама только вы! –Элеонора Арсентьевна сползла на колени перед Мариной Ивановной.

– Нет, – Марина Ивановна обняла Алю, – я не могу. Вася должен знать. Он всю жизнь ждал встречу со своей мамой, он хотел эту встречу. Не просите! – слёзы Марины Ивановны потекли в волнистые волосы Элеоноры Арсентьевны.

Марина Ивановна плакала о счастья, что её любимый и единственный сынок – смысл всей её жизни, нашёл свою родную маму. Он ни разу в жизни не дал повода Марине Ивановне думать, что его любовь менее сильна, чем любовь родного сына, напротив, его любовь к новой маме была в разы сильнее. Настрадавшись в детстве, его маленькое сердечко еще тогда научилось генерировать любовь в несколько раз больше, обычного детского сердца, знающего тепло родной мамы. Но Марина Ивановна понимала, что на этой непрочитанной страничке жизни, так и осталась закладка, оставленная маленьким мальчиком.

Элеонора Арсентьевна не хотела тревожить чувства Василия. Если он прожил без неё всю жизнь, то сейчас тем более не время для появления в его жизни, так думала Элеонора Арсентьевна. Но больше всего её было стыдно, стыдно посмотреть сыну в глаза – объяснить своё предательство. Ей хотелось провалиться под землю, но она не разверзалась.

В палату вошёл Василий. Он застал Элеонору Арсентьевну одну. Её глаза были наполнены тоской и сожалением. На кровати сидела согнувшаяся под тяжестью своей главной ошибки в жизни старушка, которая ничего не имела общего с той женщиной, приходившей в детский дом. Василий много раз представлял их встречу, он никогда не переставал желать встречи с мамой в своих мечтах. Он проходил через разные периоды своего переживания, но никогда не было в его чувствах ненависти к своей маме. Его глаза наполнялись слезами, и, словно, маленький ребёнок, он бросился к ней.

– Здравствуй, мама! – Василий уткнулся лицом в колени Элеоноры Арсентьевны.

– Здравствуй, сынок! – Элеонора Арсентьевна проглотила ком, закинув голову кверху. Нестерпимо больно жгло душу чувство упущенной возможности воспитывать свою кровь. Прижимать к своей груди того, кто кого выносила под своим сердцем.

– Я помню вас. Вы мне так делали в детстве, – Василий имел виду её руку. Элеонора Арсентьевна обнимала малыша, запуская руку в волосы, поглаживая кончиками пальцев головушку.

– Ты был совсем крохой.

– Я вас подсознательно помню. А ещё вы мне во сне часто снитесь, вот такой, как в альбоме, – Василий глядел на фотографию Элеоноры Арсентьевны в открытом альбоме.

– Прости меня, сынок! Прости, если можешь. Хотя бы чуть-чуть прости, – Элеонора Арсентьевна смотрела на свои старые руки, в волосах своего ребёнка, – я помню, только руки мои были совсем другие.

– Мне не за что вас прощать! Я не держу ни зла, ни обиды на вас. И меня не интересует почему вы так сделали. Мне важно только одно – что я снова встретил вас! – Василий сел рядом с мамой и обнял её обеими руками.

– Спасибо, сынок!

– Теперь всё будет хорошо! Только вот с операцией нельзя медлить.

– Не будет никакой операции, сыночек! Не будет!

– Нет! Как же так!?

– Не спасай эту старуху! Я не стою ни одной твоей клеточки, самой маленькой, ни одного твоего волоска – самого коротенького! Разреши мне искупить свою вину перед собой! Не будет мне уже ни детских утренников, ни линейки на первое сентября, даже двойки не будет. Не готовить мне тебе завтрак перед школой, ни встречать после института, не сидеть на твоей свадьбе, ни мамой называться – мать я! Биологическая мать – не больше! Это счастье, что я тебя встретила!

– Извините, я не вовремя! – Марина Ивановна появилась в дверях, – процедура закончилась. Я там