Всего лишь миг - Карла Кэссиди

– Вы считаете, что не надо держать себя в руках, что следует давать себе волю? Прекрасно. Так я скажу, почему с вами трудно иметь дело. – Голос Клифа звучал хрипло, горячее дыханье опаляло лицо Эди; независимо от ее воли ее стала бить дрожь. – С вами трудно иметь дело, потому что у вас такая нежная кожа… а ваши волосы… я мог бы спрятаться в них. – Рука Клифа опустилась на затылок и зарылась в ее волосах. – А ваши губы… они просят, чтобы их поцеловали.

Эди с шумом перевела дыхание. Она чувствовала, что Клиф больше не держит ее, что она может отстраниться от него, может ускользнуть. Но у нее и в мыслях этого не было. Слова Клифа соткали вокруг нее паутину, опутали ее, пригвоздили к месту. Она знала, что ей следует бежать, и не могла. Знала, что сейчас он поцелует ее, и хотела этого.

Прикосновение ищущих губ Клифа было подобно взрыву. Эди окончательно потеряла разум. Губы ее приоткрылись, тело изогнулось в инстинктивном стремлении как можно теснее прильнуть к нему.

Клиф застонал и крепче припал к губам Эди; его язык коснулся края ее зубов, затем забрался глубже, исследуя все уголки ее рта.

Руки его запутались в волосах Эди, она откинулась назад, красиво изогнув шею.

У Эди голова пошла кругом, она была пьяна от Клифа, от его губ, его рук, сбита с толку своим мгновенным, неприкрытым откликом на них.

– Я хотел этого с той минуты, как вошел в вашу квартиру, – пробормотал, отрываясь наконец от ее губ, Клиф.

Эди не слышала его, она не могла прийти в себя от неистового поцелуя. Кровь гулко пульсировала в жилах, неровное дыхание с трудом вырывалось из груди.

Клиф отпрянул на миг и взглянул на нее – в темных глазах огонь.

– Значит, мне не следует держать себя в руках, надо давать себе волю? Что ж, послушаюсь вас. Знаете, почему мне трудно иметь с вами дело, Эди? Я вас хочу.

От жесткой откровенности его слов у Эди перехватило дыханье. Клиф теснее прижался к ней, чтобы у нее не оставалось сомнений в том, насколько он ее хочет, как он возбужден.

– Я хочу отнести вас в спальню и положить на кровать. И сорвать с вас одежду, и покрыть поцелуями ваше тело. – Глаза Клифа потемнели, он был похож на затравленного зверя. – Но не обманывайтесь. То, чего я хочу, не любовь. В лучшем случае это было бы всего лишь приятным эпизодом в моей жизни, кратковременным, недолговечным, несмотря на пылкость моих чувств. – Его глаза чуть потеплели. – А что-то мне говорит, что вы не из тех женщин, которые довольствуются этим. – Клиф глубоко вздохнул и продолжал: – Теперь вы знаете, что мне от вас надо и почему я считаю, что с вами трудно иметь дело. – Внезапно он выпустил ее из своих объятий, уронив руки вдоль тела, и устало перевел дыханье. – Ложитесь в постель, Эди. Если нам повезет, через неделю я покину этот дом, уйду из вашей жизни. – Он отвернулся от нее и снова сел у окна… такой ранимый, такой одинокий.

Клиф хочет ее. Мысль об этом опьяняла и страшила Эди. Укрывшись в спальне, она села на кровать и коснулась пальцем губ, которые какие-то секунды назад он так жадно целовал. Клиф заставил ее чувствовать то, что она чувствовать не хотела. Он заставил ее вспомнить, что ради бабушки она давно уже забывает о себе. Он – Казанова, испытанными приемами сбивающий ее с истинного пути, дьявол, соблазняющий ее. И соблазн этот был так сладостен, так желанен.

Эди сняла халат, легла под одеяло и погасила на тумбочке лампу. Клиф пытался ее предостеречь, отпугнуть от себя, но ее тянуло к нему, как ребенка неодолимо тянет к огню, хотя результат обычно один – ожог.

Да, крепкий орешек, но у нее было чувство, что женщина, которая сумеет расколоть его скорлупу, будет счастливейшей женщиной в мире. Потребуется много терпения, но, как она сказала Клифу, у нее хватает терпения на тех, кого она любит.

Эди внезапно села на постели: мелькнувшая в глубине сознания мысль поразила ее. Неужели она влюблена в Клифа? Нет, это невозможно. Но если так, она надеется, что в результате у нее не образуется язва.

Солнце только-только показалось над горизонтом. Клиф устало потянулся, одернул рубаху, задравшуюся на плоском, твердом животе.

Он был рад солнцу, изгнавшему мрак, который окутывал все кругом. Клиф надеялся, что оно изгонит мрак из его души, поможет побороть чувства, с которыми он боролся вот уже две ночи подряд.

Эди… ее имя вызывало в нем жажду. Поцелуй, который он похитил у нее две ночи назад, был острой закуской перед пиршеством и лишь разжег в нем аппетит.

А она оба эти дня избегала его, уходила к себе почти сразу, как он приходил вечером, и не появлялась, пока он не уходил утром. Это облегчало положение. Но ничто не могло облегчить угрызения совести, когда он вспоминал про поцелуй.

Он был с ней груб и резок, куда грубее, чем ему хотелось бы. Но надо было напугать ее, отвратить ее от себя. С первой минуты их знакомства между ними проскочила искра. Клиф все время чувствовал возникшее напряжение и знал: Эди чувствует то же самое. За прошедшие два года его уже настигало желание. Это был старый враг, и он научился бороться с ним при помощи физических упражнений и постоянного жесткого контроля над собой. Но в то мгновенье, две ночи назад, когда он держал теплое, обольстительное тело Эди в объятиях, Клиф понял, что еще немного – и потеряет самоконтроль. Потребовалось огромное усилие воли, чтобы оттолкнуть ее от себя.

Последние две ночи тянулись бесконечно. Клиф спрашивал себя, что было бы, если бы он тогда не отстранился. Сама Эди не сопротивлялась, это точно. Напротив, с готовностью ответила на поцелуй, вызвав в его уме мучительные картины того, что могло быть, если бы… Клиф не удивился бы, если бы утро застало его мертвым от отравления содовыми таблетками, а в вахтенном журнале вместо записей оказались бы эротические картинки, созданные его воображением.

– Доброе утро.

Клиф подскочил при звуке ее хриплого со сна голоса, удивляясь, как это Эди отважилась выйти из спальни до его ухода. Он глядел, как она пересекает комнату – сомнамбула, готовая совершить ежедневный набег на холодильник. Она не повторила ошибки – ни намека на персиковую ночную рубашку, каждый дюйм ее тела был скрыт пышными складками пестрого восточного халата.

– Доброе… – пробормотал Клиф, не в силах оторвать от нее глаз, в то время как Эди, схватив с полки кувшин с апельсиновым соком, поднесла его к губам. На его лице промелькнула улыбка.

– Что тут смешного? – заметив это, спросила Эди, измученная двумя ночами, когда она ворочалась до утра с боку на бок, не в силах сомкнуть глаз. Ей казалось, что она не спит уже много недель, а виноват в этом он.

– Мама всегда шлепала меня, когда я пил прямо из кувшина. – Улыбка Клифа дрогнула. В ней была и радость, и печаль – он вспомнил бои с матерью из-за его привычки пить молоко прямо из кувшина. Клиф подумал о том, как давно не был у матери, не говорил с ней, и его охватил жгучий стыд.