Всего лишь миг - Карла Кэссиди

– Что тут смешного? – заметив это, спросила Эди, измученная двумя ночами, когда она ворочалась до утра с боку на бок, не в силах сомкнуть глаз. Ей казалось, что она не спит уже много недель, а виноват в этом он.

– Мама всегда шлепала меня, когда я пил прямо из кувшина. – Улыбка Клифа дрогнула. В ней была и радость, и печаль – он вспомнил бои с матерью из-за его привычки пить молоко прямо из кувшина. Клиф подумал о том, как давно не был у матери, не говорил с ней, и его охватил жгучий стыд.

Эди заметила, как смягчились его черты, и обычная ее утренняя раздражительность несколько ослабла.

– Вы близки с матерью? – Она поставила кувшин обратно.

– Раньше были, – взгляд его устремился куда-то вдаль. – Несколько лет назад она второй раз вышла замуж и переехала в Сент-Луис, и после этого мы как-то отдалились друг от друга. – Клиф старался припомнить, как это вышло, что они с матерью потеряли связь. Когда он перестал ей звонить и когда она наконец смирилась с этим и перестала звонить сама?

– Это очень печально. Жизнь слишком коротка, чтобы позволить себе разлучаться с теми, кого мы любим. Неважно, чем вызвана разлука, нашими чувствами или расстоянием.

– Жизнь слишком коротка, чтобы стоило отдавать кому-нибудь свои чувства.

Эди взглянула на Клифа, удивленная горечью, звучащей в его голосе.

– Клиф, вы не правы. По-моему, миг любви дороже целой жизни без нее.

Клиф долго глядел на нее, затем невесело усмехнулся.

– Значит, вы, Эдит Тернер, – глупая женщина.

Зазвонил телефон, помешав Эди ответить.

– Кто бы это мог быть в такую рань? – проворчала она, спеша взять трубку. – Слушаю. Привет… А что случилось? Сегодня вечером? О, я не могу… Боюсь, это невозможно. Не думаю, что мне удастся найти кого-нибудь посидеть с бабушкой. – Она молчала с минуту, затем добавила: – Попробую спросить Розу. Я перезвоню вам и все сообщу.

– Какое-нибудь затруднение? – спросил Клиф, когда она повесила трубку.

– Мои друзья идут сегодня на балет и хотят, чтобы я к ним присоединилась.

– Вы любите балет? – спросил Клиф, начиная нагружать сумки.

– Обожаю! – воскликнула Эди. – Думаю, что в прошлой жизни я была знаменитой балериной. К сожалению, в этой жизни я наделена плохой координацией движений и отсутствием чувства ритма. – Она неожиданно рассмеялась таким юным безудержным смехом, что Клифу захотелось каждый вечер водить ее на балет, на любой спектакль, лишь бы она почаще так смеялась. Однако при мысли о балете Клиф поежился. Он не отличит одного па от другого и, уж конечно, не будет знать, как они называются. – Я так давно не ходила на балет, а сегодня один из моих любимых спектаклей, «Жизель». – Слова обгоняли друг друга. Вскипятив чай, Эдит одну чашку налила себе, другую протянула Клифу. Но он покачал головой. Она не ест мяса, надо думать, и чай она заваривает из травы.

– Вы, верно, брали уроки танцев в детстве? – Клиф уже все уложил и был готов попрощаться, но ему не хотелось уходить. Беседуя с Эди в час, когда только занималась заря, заливая комнату бледным светом, и большинство людей в городе мирно спали в своих постелях, Клиф чувствовал себя очень близким к ней.

– Разумеется, покажите мне девочку, которая не брала бы в детстве уроки танцев. – Эди улыбалась, сидя за столом с чашкой чая в руке. – В течение двух лет я раз в неделю ходила в балетную школу мадам Луксинской и мечтала стать прима-балериной.

Клиф попытался представить ее девочкой в пышной пачке, но единственное, что возникало перед его мысленным взором, были ее длинные, стройные, отнюдь не детские ноги. – Почему вы бросили?

– Однажды в школе я на минуту забыла свои фантазии и понаблюдала за собой в зеркале. «Что тут делает эта бедная бездарная девочка?» – спросила я себя. И вдруг поняла, что эта бедная бездарная девочка – я сама. И я ушла из школы. Я перестала танцевать, но моя любовь к балету осталась прежней. – Эди с любопытством поглядела на него. – А как насчет вас? Кем вы мечтали стать в детстве?

– Астрономом. – Признанье удивило Клифа. Он не вспоминал об этом мальчишеском увлечении уже много лет. Клиф улыбнулся про себя и покачал головой. – Когда мне было лет восемь, мне подарили телескоп, и он открыл передо мной совершенно новый мир. Я часами наблюдал за звездами, воображая себя известным астрономом, открывающим новые галактики.

– Чем кончились эти мечты? – мягко спросила Эди, догадываясь по его лицу, что на мгновение он затерялся в невинном детстве.

Циничная усмешка искривила губы Клифа.

– Последнее, в чем нуждался мир, – это еще один романтик, созерцающий звезды.

– Ну, в этом вас никто не обвинит, – сказала Эди с улыбкой.

– В чем? В том, что я созерцатель звезд?

– Нет, в том, что вы романтик. – Он нахмурился, она засмеялась.

– Пора двигаться, – холодно сказал Клиф, направляясь к входной двери. – До вечера.

Он распахнул дверь и вышел в коридор. Клиф не верил сам себе. Надо же – рассказал Эди о своей детской мечте стать астрономом. С Кэтрин он никогда этим не делился. Он чувствовал, что уронил себя в ее глазах, выставил напоказ частичку самого себя, которую всегда ревностно охранял. Что в ней есть, в этой Эди Тернер, что его так тянет на откровенность?

Клиф вздрогнул, услышав стук распахнувшейся двери по другую сторону лестничной площадки и увидев два черных глаза, которые подозрительно уставились на него.

– Не слишком ли ранний час для визита? Перед Клифом стояла полная пожилая итальянка в купальном халате, волосы закручены на бигуди.

– Я… я ухожу, – пробормотал он, запинаясь, и крепче сжал ручки сумок.

– Вот как… – ее глаза снова ощупали его со всех сторон, затем перешли на запертую дверь квартиры, откуда он вышел. – Вот как! – повторила она, и в глазах ее зажегся огонек, сразу вызвавший у Клифа желание возразить. – Значит, вы дружок Эди?

Ее улыбка напомнила Клифу о его родной тетке, которая в детстве от любви к нему так щипала его за щеки, что на них появлялись синяки. Он отступил на шаг, подавив побуждение прикрыть щеки руками.

– Да, один из ее друзей, – неопределенно проговорил Клиф. Черт, вот уж чего ему совсем не нужно, так это соседки, которой показалось подозрительным, что он выходит из квартиры Эди ранним утром. Интуиция подсказывала ему, что эта соседка вряд ли станет держать язык за зубами.

– Меня зовут Роза Тоннилеско, – сказала она, подойдя к нему, и приветственно протянула руку. – А вас?.. – черные брови взлетели словно вопросительный знак.

– Я… я. – Клиф Марчелли. – Он пожал ей руку, ломая голову, как ему ускользнуть от нее, не выдав истинной цели своего визита. Не мог же он сказать, зачем на самом деле очутился в квартире Эди.