Белый город - Валентин Юрьев

Мешки упакованы, арба поехала, а мы теперь идём налегке, наши луки болтаются на оси тележки, сзади, наготове, так спокойнее. И целее будут. Зазвучала песня, ах, весёлый у нас повелитель, Арджах-Баш! Ему тоненько вторит тягловая команда. "Нам песня строить и жить помогает", как известно! Сам бы подпел, но слов не знаю. Прощайте, птички, ищите себе другое мясо, а как найдёте, покружите сверху!

Теперь мы стали двигаться быстрее, зной ослаб, легкий ветерок поднялся на выходе из балки, природа подбадривает своих победителей. Тропа опять спустилась и вышла к ручью, около которого наш напуганный куриш долго водил носом, высматривая вторую засаду, потом послал нас вперёд, мы сходили, умылись, попили вдоволь ледяной воды. Вернулись. Посмотрели памятник "Арджах-Баш на арбе". Он как сидел, так и не сдвинулся ни на миллиметр, бедолага! Опасается!

Стали есть, и тут выяснилось, что пленных кормить не надо, они погрызли то, что лежало в их же мешках. Ну, купец! Настоящий торгаш! Эконом! Сразу сообразил!

К вечеру добрели до селения. Ручей всю дорогу бежал рядом и рассказывал, как нелегко ему в этой жаре сохранить своё тело на горячей глине и раскалённых камнях, и, если бы не родники, вливающиеся родственники, никогда бы не добраться, бедолаге до реки.

Жалкий вид первого встреченного кишлака поразил меня больше, чем жадность хозяина. Глина с соломой и навозом, отец на Земле говорил, что у казахов оно называется "саман", это главный строительный материал. Он, несмотря на малую внешнюю привлекательность, хотя бы, не размывается дождями. Из длинной лозы набирается полусферический каркас и промазывается этим самым. Говорят, стоит всю жизнь!

Наверно, недлинная эта жизнь, при ужасном количестве жирных мух и тощих мышей, но всё же она теплилась грязными ребятишками, играющими в круге засохшей глины, вытоптанной босыми ногами. Как и говорила мне когда-то давно красавица Ланат-Ка, образ которой как шило торчит в Пашкиной голове, сопливые ангелочки, недолго думая, включились в весёлую игру и попытались закидать чужеземцев любимым продуктом, навозом, но тут же получили его назад, в свои умильные, наглые мордашки. После нескольких попыток детки поняли, что эти ириты — ненормальные и побежали жаловаться к матерям, а потом переключили свою жизнерадостность на пленных бандитов.

А мы, забрав повозку "чтобы охранять", пошли искать уединения. Сначала, не подумав, как сделали бы у себя в клане, отошли ниже по ручью и неожиданно оказались в полузаболоченном царстве русла реки, гудящем и звенящем кровососущими тварями со всего света! Пока поняли, что произошло, пока выдирали ноги из липкой грязи, наши тела успели послужить летучим гадам и харчевней и рестораном! Мало того, из реки, кроме летучих, добавились плавучие твари. Пиявки!

Выскочили из этого концлагеря с опухшими рожами, проклиная свою недогадливость, и укатили на ближайший холмик, распугав сусликов, и найдя в них же свежее мясо. Спали в кольцевой защите спокойно.

Хозяин с утра приволок мешок сушеной еды. Здесь были фрукты, мясной порошок, мучные лепёшки и творог. Сухофрукты, чёрные на цвет, липкие на ощупь, с неопределенным, чуть плесневелым, запахом, мы с Пашкой ещё могли сосать в добавление к мясному рациону.

Но всё остальное было, как нарочно, скатано в маленькие шарики и высушено до состояния перекалённого кирпича. Один шарик творога, который я сунул в рот, прокатался в нём полдня и почти не стал меньше размером. Такими же были мясо и сухари. Зато хассаны обрадовались угощенью, как ребёнок манной каше и даже благодарили купца за милость. Теперь они всю дорогу шли с флюсами за щекой, как будто это бубль-гум!

Так весело проходил день за днём и постепенно селения стали расти по размеру, количество мух, грязи и животных, тоже, но общее впечатление нищеты и запущенности не пропадало. Появились аккуратные распаханные поля, на которых в палящих лучах трудились селяне. Несколько раз встречались воинские отряды, числом не больше сотни. Увидев наши жалкие обгоревшие физиономии, сотники грозно шли разбираться, но, получив пару монет, хлопали купца по плечам, восторгались повозкой, даже катались на ней, и милостиво отпускали нас восвояси.

После нескольких стычек с новыми бандитами, наши кошельки ещё пополнились монетами, и настолько же больше стало тягловой силы, так что мы могли себе позволить иногда проехаться на оси, прямо на колтуне с тайником. Купец, поначалу, хотел вычесть из нашей зарплаты по полмонеты за все дни отдыха, но мы пригрозили ему отпустить по домам добрых хассанов, наших личных пленников, почти друзей, которые согласились помочь тянуть лямку в трудные дни.

Представив себе симпатичных "братанов", мирно бредущих рядом с ним по этой же тропе, купец тут же смирился с "потерей" и даже начинал с нами беседовать почти на равных, обогащая познания в языке и стиле жизни огромной страны.

На степных ночевках он жутким голосом рассказывал легенды о гигантской рыбе, живущей в реке и глотающей плоты, о летающем старце, крадущем детей, о громадном звере с тремя огромными когтями, каждый их которых легко разрывал грудь аралтаку… Ого!!.

На этом сказании все сошлись очень плотно, чуть ли не до кулачков. Мы доказывали, что шерсть у зверя светлая, голубоватая, как снег, а число глаз у него три, чтобы видеть в пещерах! На что получали грамотный ответ, что глаз он, Арджах-Баш не видел, но лично трогал эту шерсть и она зеленоватая, с яркими цветными пятнами, а длина её гораздо больше, чем у любого животного в этом мире. Не сразу я понял, что фантазии мага могли проявиться и здесь также реально, как и в Паучьей Пещере.

Как можно было не поддаться убеждённому тону очевидца? Существует грань недоверия, за которой начинаешь верить в самое невероятное. И в разговоре с жадным, противным, трусливым хассаном, я вдруг почувствовал, что часть его басни — правда. Осталось только отмести мысли о лжи в последней фразе хозяина:

— Завтра мы пройдем дыру в земле. Оттуда смелые разведчики вынесли длинную шерсть. Ни один ирит не бывал в той дыре! Не веришь, полезай и проверь своими глазами, раз ты такой всезнающий!!

Поскольку до "завтра" оставалось всего несколько меток сна, пришлось повернуться на бок и отдаться дрёме, которая после целого дня дороги отключала одними ударом. Мне снилась пещера, горные склоны, покрытые зелёной травой и яркими цветочками. По ним скакал весёлый, лохматый и добрый, громадный зелёный пёс, украшенный цветочками, который подполз ко мне на подогнутых лапах с тремя жуткими когтями и зашипел в самое ухо: