Пара лебедей на Рождество (СИ) - Задорожня Виктория

— Господин, прошу простить, что помешали вашей вечерней прогулке… — Принялся оправдываться, прямо таки растекаясь у ног важной шишки подталым пломбиром. Смотри, и агрессия улетучилась, и способность держать нрав в узде появилась. — Просто… Этот вот! — Ткнул на меня пальцем, и я понял, что дальше выжидать чей-то благосклонности в гордом молчании не стоит. Толку с этого будет мало…

— Этот вот! Как дядька изволит выражаться! Целую вечность пытается достучаться! И не нужно гнать меня лопатой! Разве я не русским языком сказал? Мне нужно поговорить с хозяином этого имения! Пустите! Или с места не сдвинусь! Было такое?! — Обратился к поникшему дворнику, требуя ответ. — Молчите? Так я сам отвечу! Было! А раз я так сказал, значит сдвинуть меня можно только вынося отсюда под руки!

На одном вдохе выпалил свою решительную речь, и уставился на холодное выражение подошедшего мужчины. От моей наглости он буквально опешил… А после — растянул тонкие губы в улыбке

— Что ж… Хочу сказать, ты интересный малый. Я, к твоему сведению, и есть хозяин этого имения… — Бросил, обернувшись, и сделал несколько шагов в сторону роскошного особняка. Я уже думал было снова начать голосить… Но он замедлил ход — Чего стоишь? Идём, раз у тебя ко мне разговор…

*******************

Стою, перетаптываясь в дверях большого кабинета с ноги на ногу. Несколько раз поднес к лицу ладони, и обдал их дыханием в попытке согреться.

— Вот — Оторвавшись от листовки, которую я сорвал со стены, и предоставил ему для ознакомления, мужчина придвинул ко мне дымящуюся чашку. — Согрейся.

Интересно получается… В моём воображении отец этого непутёвого ядовитого чада представлялся напыщенным толстяком, смеющимся над чужим горем. А сейчас вот… Смотрю на него, и не могу понять, что между отцом и сыном общего. Болван Владимир обязательно именно таким станет… А этот человек… Он несколько не оправдал ожиданий. Высокий, худощавый, с первого взгляда — рассудительный. Очевидно, властный, и держит служащих на короткой цепи. Холодный… Безразличный. Отчего-то подумалось, что та улыбка, которую мне посчастливилось узреть на его лице около ворот, была редким исключением. И разговор надо вести крайне осторожно. Но… С таким экземпляром дело иметь куда более приятно, чем с беспринципной ушвалью, что носит его фамилию.

— Спасибо. — С благодарностью принял горячий, ароматно пахнущий, чай, и согрел теплым фарфором заледеневшие пальцы.

Мужчина, несколько раз перечитав немногословный текст на брошюре, поднял на меня заинтересованный взгляд.

— Значит, Дмитрий… Я много о тебе наслышан. — Повел разговор, не меняя тональности. Так обычно говорят те, кому ни до чего нет дела. И он создавал впечатление именно такого человека. — Ты хочешь, чтобы я сменил гнев на милость в отношении семьи Бязевых…

— Хочу! — Тут же выпалил я, не дожидаясь разрешения на ответ. — Хочу, Александр Йосипович! Вы ведь обозлились на них из-за капризов своего сынишки? — Совершенно не подбирая слов, прямо переспросил очевидное, и по пространству кабинета разлился приглушённый смех.

— Ха-ха-ха-ха-ха…. — Округлил в недоумении глаза, пытаясь понять настрой непростого собеседника. — Давно я не слышал в адрес своего паршивца подобных наречений! — Больно радостно подметил он, и я совершенно потерял видимость на сложившуюся ситуацию. Мотнул головой, гордо расправив плечи.

— Послушайте. Я не знаю, как именно его восхваляют ваши верноподданные, но, не могу сказать, что разделяю их точку зрения. — Александр Йосипович молча слушал моё изложение, спокойно изучая, сколько живых эмоций в моих глазах. — Да это и не важно… Вы хотели, чтобы от меня избавились. Так вот… Я пришел сообщить, что исчезну из дома Бязевых, как того и хотел ваш дорогой сынишка.

Скопившаяся за годы желчь оказалась неуёмной лавиной, которую я никак не мог сдержать даже в присутствии отца этого подлого ублюдка.

— Я уйду на войну. Это единственно верное решение. Если судьбой мне будет уготовано вернуться — то вернусь я не подвальной крысой, а добровольцем, что согласился отстоять честь своей страны даже ценой собственной жизни. И вам не буду глаза мозолить.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Высказав все, как есть, неподвижно замер, в ожидании вердикта, но глаз не отвел. Пусть смотрит и видит, что с ним говорят искренне, со всей душой. Ведь, во взгляде собственного чада он этого точно не найдет.

Мужчина устало выдохнул и присел на кресло, объял пальцами подбородок и почесал щетину.

— Знаешь… Дело ведь даже не в тебе. И не в этом безмозглом, капризном мальчишке. Ты ещё мал, но должен понимать…

— Не важно. — Мотнул головой и стиснул пальцы. — Мне совершенно не важно, почему… — Проговорил дрожащим голосом, и, медленно… Перебаривая себя, опустился перед ним на колени. Веки стали влажными от слёз… Унизительно? Плевать… На кон поставлено слишком много. — Я прошу Вас. В тот самый день, как я уйду на войну — верните моим дорогим покровителям прежнюю жизнь.

Господин задумчиво посмотрел в окно. На несколько минут время будто застыло. Я сцепил веки, считая секунды до ответа… Мне давно. Очень давно не было так страшно получить отказ.

— Знаешь, парень… — Словно оттаявшим голосом мужчина наконец прервал невыносимую тишину. — А ты мне нравишься. За себя пресмыкаться не стал… А за близких не гнушался стать на колени. И, только потому, что ты такой, я, пожалуй, рискну непреклонной репутацией и пойду тебе на уступки. Но, есть условие…

******************

Несколько рассеянный от пары часов беспрерывных размышлений, медленно прошел в гостиную, даже не сбросив с плеч расстегнутое пальто. Взглядом сразу наткнулся на пёструю ель, на которой кружилась в вальсе пара золотых лебедей. Засмотрелся, и не сразу обернулся на всхлипы, доносившиеся за спиной, пока жар дыхания не раздался волной мурашек прямо по затылку.

— Дима! — Резко обернул голову на звучание любимого голосочка, хриплого от частых всхлипов. Не успел слова сказать, как Злата бросилась мне на шею, и прижалась, близко-близко, обвивая дрожащими ладошами. — Где ты был?! Где же ты был, дурак?!!

Отчаянно вскрикивая, златовласка роняла горячие слёзы на шерстяной воротник, а мое сердце сжалось, и заклокотало, как безумное. Накрыл вздрагивающие плечи руками, сжал их, и уткнулся носом в растрёпанные, пшеничные волосы.

— Прости меня… Злата. Не плач… Я вернулся домой…

Печальная весть

Сцепил веки, тесно прижимая златовласку к себе. Дышу таким любимым запахом. Слышу тихие всхлипы, морщусь… Я стал причиной её слёз. Снова… Она столько значит… так много, что кроме нее ничего не вижу, ничего не слышу. Наш мир… на целых несколько мгновений больше ничего не существует. Сейчас мне кажется, что и я значу для неё не меньше. Так сильно стучит ее сердце! Так вторит моему собственному… Забывшись в ней, не сразу замечаю, что в гостиной она была не одна…

— Дима! Хороший ты наш! Ну что ж тебя угораздило пропасть на целую вечность! Дурень! Я из-за тебя точно раньше назначенного часа поседею! — Оторвался от Златы, переметнув растерянный взгляд на звонкие причитания нашей кухарки.

— Да совести у тебя нет! — Надежда Павловна в привычно строгой манере перебила возглас всхлипывающей женщины. — Прекрасно знаешь, что о тебе будут волноваться, и все равно позволяешь себе ночные прогулки!

— Ой-ой-ой… Я тебе завтра за это выделю добрый шмат работы! — Просипел мой наставник, неоковырно поднимаясь со стула, в попытке с наименьшим ущербом побороть обострившийся радикулит. — Тяжёлый труд лишит времени на дурные мысли!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Парень… — Ступил шаг вперёд хозяин имения, и я аккуратно отстранил от себя его дочь, что до сих пор утыкалась носом в моё плечо. Виновато потупил взгляд и тяжело вздохнул. — Что случилось? Где ты был? Мы все за тебя переживали… Не делай так больше никогда!

Душу переполнили эмоции. С замиранием сердца обвел глазами людей, ожидавших меня все это время в гостиной. Никто не спал. Все измучены. Обращаю внимание на то, что руки Златы дрожат. Суровое с виду выражение Андрея Николаевича так похоже на отцовское… С камина доносится треск догорающих брёвен. Запах хвои обволакивает и успокаивает. В такой обстановке легко осмыслить, осознать на самом деле важные вещи. И я ни грамма не сомневаюсь в своем решении.