Пара лебедей на Рождество (СИ) - Задорожня Виктория

Мы окружили их. Кажется, любому псу понятно, что нет выхода иного, чем сдаться. Но, не даром черкесы считались неукротимыми…. Они моментально обнажили клинки…

— Сдавайтесь, на милость императора. И сохраните свою жизнь и жизнь ваших воинов! — Победно озвучил командир, чем спровоцировал рычащий жуткий рев Динара Кэмаля. Это было начало резни… Выдохнул, посмотрев устало в небо. "Прости меня, Господи… Прости".

***************

Ружье в ближнем бою бесполезно. Висит за спиной, пока краем кителя утирал длинный, заточенный кинжал. Я никогда не рубил от души. Только самые жадные до крови погибали от моей руки. Остальных старался оглушить. До окончания боя, придя в себя и обнаружив свергнутого главного, они, как правило, сами переосмысливали решение и принимали нашу сторону. Так и сейчас… Одного отключил. Второго.

— Ааааааа… — Послышался за спиной звенящий верезг, и я резко обернулся на его оглушающее звучание. Владимир… Чёрт! Только тебя не хватало! Его зажал адыгеец в подножье горы. С ноги оттолкнул от себя одного из нападавших, и рванул к нему на помощь. Если бы не его отец… Если бы не обещание, что я дал. Если бы ни Андрей Николаевич, все жители имения и Злата… Бросить бы ублюдка на произвол судьбы! Однако… Я рьяно бросаюсь вперёд него. Прикрываю собой. И сабля кавказца приходится мне по ноге… Закусил губу до крови, чтобы не кричать. Позади просвистела пуля. Она пришлась прямо в голову черкесу, прорубившему кость под коленом. Инцидент… Как некто пожертвовал собой ради собрата, отвлек Кэмаля. И командир сумел подкрасться сзади.

*****************

Неделю… Неделю я корчился, не покидая палатку. Рану прижгли, но она все равно гноилась. Женя, имея отца лекаря, и элементарные навыки медицины, осматривал меня… И грустно качал головой каждый раз, как выходил… Я молчал на это. А что говорить? Он ведь тоже не Бог всевышний, чтобы знать наперед — смогу я ходить или нет. А сам я верил…. Смогу! Смогу, чёрт побери, чего бы мне это не стоило. Но, как-то интерес сумел преобладать… И я спросил

— Ты ничего не говоришь мне, лишь смотришь с сочувствием. — Вопросительно посмотрел на товарища, и тот потупил взгляд. Затем зыркнул из-под лоба…

— Дурень! Ты Чертов болван, Дима! — Вскипел он, злостно сузив глаза. — Сдался тебе этот сопляк трусливый?! На кой?! Мало того, что не давал нашим парням научить его уму-разуму… Так и теперь сам! Из-за него!

— Что? — Оборвал Женьку, и заметил, что тот вот вот заплачет. — Что со мной будет?

Молчит… А я, кажется, и без слов все понял.

— Завтра к полудню прибудет повозка. Вас с уродцем отвезут домой. Ты по травме служить уже не сможешь. А его важный папенька велел без надзора няньки не оставлять. Вот только… Он вернётся, как ни в чем не бывало. А ты… Возможно, больше не сможешь ходить.

**************

Неделя дороги… Неделя молчания. Как и хотел, возвращаюсь на родину с почестями и признанием. Но, нет на сердце радости… И той веры, безоговорочной веры в хорошее, не хватает. Смотрю в окно. Снег идёт… По приезду в столицу в глазах запестрило предверием праздника. Проезжали мимо площади. Той самой площади, где я увидел ее впервые. Та же ярмарка. Та же радостная суета детворы. Ёлка красуется. Огни рождественские. Недовольная физиономия моего спутника, благо, раздражает одним только видом. За весь путь словом не обмолвились. Возможно, возраст сказывается… Что твердить о взаимной ненависти? Суть то и так понятна. Благодарности я от него и не ждал. Да она мне и не поможет.

В голове бреньчит мелодия шарманки… Веселая песенка о том, как зайка новый год встречает. Вот уж и виднеет крыша нашего поместья. Считанные минуты остались. Тело трясет. И не повозка в этом виновата. Обхватил руками колени и переместил ноги ближе. Теперь иначе их не двинуть. Сглотнул… И стоило ли возвращаться? Не лучше было бы героем погибнуть, чем калекой вернуться? Размышляя, не заметил как подъехали. Остановились. Стекло изрисовал мороз и вид казался размытым. Слышу шаги. Открылась дверца с обратной стороны, и поседевший за пять лет моего отсутствия Арсений Петрович радостно всплеснул в ладоши. — Парень! Это ты! — Заулыбался во всю и загорлал во весь голос — Сюда беги, Златушка! Ты вроде чувствовала! Надо же, как вовремя на прогулку вышла! — Пальцы похолодели… Я никак не был готов… К такому нельзя быть готовым! И счастье… И мерзость от самого себя… На что ей сдался калекой?!

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

Бежит. Вижу, как искрятся переливами пряди золотистых волос под лунным светом. Я люблю ее… Как же ее люблю… Подбежала к повозке, и так на меня посмотрела! Глаза распахнула… Ресницами хлопает…

— Дима! — Вскрикнула, и бросилась навстречу. Веки будто пламенем обьяло… По спине огрел болезненный пинок. Ублюдок проклятый! Вылетел на снег. Упал… И не могу подняться.

— Полюбуйся, лебёдка. Вот твой Дима! Челядь! Надо он тебе теперь, сломленный, неходячий? — Ехидно хихикает позади…

— Дим… — Робко окликнула дрожащим голосом. — Дим… Вставай… — Слышу всхлипы. Плачет. А я встать не могу.

Вот что такое… Больно…

Научиться не сдаваться

Повозка юркнула за спиной, хлесткая плеть засвистела по спинам вороных, и Владимир, ехидно ухмыляясь, скрылся в бушующем снегопаде. А я так и остался… Лежать на холодной земле. Гипнотизирую неподвижные ноги, а после — перевожу отрешенный взгляд на Арсения, что ошарашенно распахнул глаза, не зная, как реагировать на такое; и после — на Злату… Что в ее лице отражалось — словами не передать. Такая боль, отчаяние… Нижняя губа дрогнула, и по щекам покатились слёзы. Я поморщился, с ненавистью к себе; лебедка ко мне ринулась. Подскочила, и присела рядом…. Повела ладонью и коснулась моей дрожащей руки.

— Дима… Дима… Хороший мой… — Хриплым от всхлипов голосом шепчет, сжимая мои пальцы. Я не шевелюсь. Просто смотрю в небесные глаза, и не могу придумать, как унять ее боль. Что ж я теперь могу… Даже придвинуться и обнять не в состоянии! Светлые маленькие ладошки скользнули вверх по прессованной овчине перепачканного тулупа. Обхватила предплечья и потянула на себя! И что она хочет сделать? Жалость… Проклятая жалость… Не так я представлял себе возвращение. Дышать стало тяжело.

— Не надо! — Отбросил ее пальчики, и Злата отпряла. Взглянул на былого наставника. Благо, ничего говорить не пришлось. Он тотчас подошёл, присел, обхватил меня под руки и помог подняться. " Не смотри… Не смотри на меня, лебёдка…" — навязчиво крутилось в голове. А она смотрела… В упор, не отводя взгляд.

— Злата. — Окликнул златовласку старик. — Побеги… Извести отца. — В моём выражении она попыталась найти негласную просьбу остаться. Но я этого не хотел. Мне было невыносимо… Смотреть ей в глаза. Рванула в сторону особняка, смахивая слёзы.

— Спасибо… — Проговорил чуть слышно старику и отвернулся.

— Не за что, парень… — Пыхтит, стараясь меня поднять, и тоскливо мне улыбается. — Я же все понимаю… Как тебе сейчас больно ее видеть. Всё образумится… — Попытался успокоить. А я уставился на танец слетающих снежинок.

— Я больше в этом не уверен…

***************

Пока старик помог к дому добраться, на пороге уже собралась толпа. Но не было радостных вскриков… Не было гула праздника. Снова это чувство… Меня жалеют. Все люди, которых я так долго не видел, в итоге, глядя на меня, чувствовали боль. Благо, за жизнь Петрович нажил сил в руках. Спокойно меня удерживал в почти "стоячем" положении.

— С возвращением, Дмитрий. — Подошёл Андрей Николаевич, и протянул руку для пожатия. Вложил в неё ладонь и крепко сжал. Несколько сильнее, чем ожидал хозяин имения. — А ты времени зря не терял! — Приободряюще подметил, а я осмотрел ступни. Действительно, не терял…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Женщины мялись в углу, стараясь сдерживать слёзы. Чёрт… Хочется сбежать. Скрыться на ровном месте! Ольга Степановна уткнулась носом в плечо кухарки на минутку, чтобы я не заметил ее слёз. А Злата… Злата стояла за спиной отца и умоляюще на меня смотрела. О чем же просил ее взгляд? Не отворачивайся от меня… Что за девчонка? Тебе бы просить сейчас, чтобы я навсегда исчез… Чтобы не пришлось якшаться с калекой.