Леди Шир - Ива Михаэль

Глава 3

В монастыре уже выпекали свой хлеб. Шир быстро обучилась этому ремеслу, и теперь у неё совсем не оставалось свободного времени. Марта, как никто другой, ждала когда же, наконец, Эфраим отремонтирует свою пекарню: ей больше так и не случилось поболтать с Шир после того дня, который они вместе провели в сгоревшей пекарне. Каждое утро Марта заглядывала в столовую убедиться, что Шир на месте и с ней всё в порядке, но Шир была так занята, что иногда даже не замечала Марту. Дела по восстановлению пекарни продвигались медленно. Вечерами Эфраим приходил к Шир уставший, разбитый. Он бесцеремонно докучал ей своими жалобами на усталость, на долги, на «несправедливую судьбу», на жену, которая стала «молчаливой и неприветливой». Шир молча выслушивала его, чувство такта не позволяло ей выставить Эфраима за дверь. Ей не хватало сна и покоя. Теперь приходилось вставать раньше, чтобы тесто успело подойти и к утру был свежий хлеб. Шир как-то сказала Эфраиму, что недостаток сна её убивает, но Эфраим, казалось, не услышал и продолжал проклинать кредиторов. Когда у Шир заканчивалось терпение, она, стиснув зубы, говорила себе: «Когда-нибудь и это закончится». И это закончилось быстрее, чем Шир того ожидала.

Утро было безжалостно ранним и дождливым, было ещё темно и холодно, горожане спали, только Шир, согнувшись под дождевым плащом, спешила на свою работу, которую любить становилось всё труднее. И если бы кто-то сказал ей этим утром, что должно произойти нечто отвратительное, Шир с лёгкостью бы ему поверила. Настоятельница уже ждала Шир на пороге монастыря. Не успела Шир войти, как та тут же преградила ей путь:

– Сегодня ты пойдёшь домой, Шир, и далее мы не нуждаемся в твоих услугах, – сказала настоятельница, не глядя Шир в глаза.

Шир оторопела. Всё её тело как бы окаменело, сердце застыло в паузе, а затем взорвалось хаотичными ударами, неудержимые потоки крови плеснули по венам. Шир двумя руками откинула капюшон дождевого плаща, лицо её было спокойным и невозмутимым.

– Могу я хотя бы узнать причину? – без всяких эмоций спросила она.

– Твоё поведение не подобает устоям святой обители, – ответила настоятельница, и глаза её забегали из стороны в сторону в попытке не встретить уставший, но уверенный взгляд Шир.

– Моё поведение? – равнодушно и всё так же без эмоций спросила Шир.

Настоятельницу задело безразличие Шир, ей хотелось увидеть слёзы в глазах Шир, увидеть её унижение, раскаяние и, возможно, тогда она бы позволила ей остаться. Возможно да, возможно и нет. Но Шир оставалась неприступно спокойной.

– Своим поведением ты позоришь моё доброе имя, – менее сдержанно сказала настоятельница, – жена пекаря, бедная женщина, в слезах пришла ко мне за советом, ей стало известно, что ты задумала увести её мужа.

Шир слушала всё с тем же спокойным безразличием, с каким она выслушивает каждое утро очередное задание по кухне.

– Что ты можешь сказать в своё оправдание, Шир? – спросила настоятельница, с трудом подавляя гнев.

Шир пожала плечами:

– Мне не в чем оправдываться, я не сделала ничего предосудительного, – ровным голосом сказала она.

Настоятельница вздохнула:

– Ты разочаровала меня, Шир. Я думала стены святой обители и моя доброта к тебе послужат поводом к твоему исправлению, но, как видно, я ошибалась, ты продолжаешь устраивать свою жизнь известным тебе способом.

Настоятельница была разочарована, но не поведением Шир, а её невозмутимым спокойствием, с которым Шир восприняла столь сокрушающее, по мнению настоятельницы, разоблачение.

– Какое-то время ты можешь продолжать оставаться в квартире, пока не устроишься на новом месте, – сказала настоятельница, эту фразу она оставила на случай, если раскаяния Шир будут недостаточными.

Настоятельница ожидала, что Шир будет горячо её благодарить за разрешение пожить ещё в квартире, но Шир ограничилась сдержанным «благодарю, вы очень добры», затем попрощалась и ушла так, как будто с ней произошло нечто привычное, что каждое утро происходит со многими.

Шир не заметила, как вышла из монастыря, как пересекла ворота. Ноги несли её так же быстро, как летели её мысли, обгоняя одна другую. Шир не могла сосредоточиться ни на одной из них, мысли двигались хаотично, сталкиваясь одна с другой, разрывая сознание. Хоть Шир и выглядела спокойной, но чувство отчаяния и одиночество, холодом обожгли горло, и заговори с ней прохожий в тот момент – она бы не смогла произнести ни слова. Шир уже было знакомо такое её состояние, наверно, она могла бы вспомнить несколько случаев, когда испытывала нечто подобное, и это всегда предшествовало переменам в её жизни. Шир называла это предательством. Первое «предательство» произошло, когда Шир была совсем юной: её предал «любимый мальчишка». Предал вовсе не жестоко, а безрассудно и опрометчиво. Потом извинялся, но ему не было настолько стыдно, насколько испугала его ответственность. Он убедил Шир, что они любят друг друга и должны пожениться. Шир увлеклась не столь им, сколь его восторженным отношением к ней. Он ни в чём её не осуждал, не называл безрассудной, как называли другие. Он принимал все её сумасшедшие идеи и играл в её сумасшедшие игры. Он быстро согласился бежать вместе с Шир после свадьбы на поиски новых земель. Шир отдала ему себя всю без оглядки. В его голосе, как тогда казалось Шир, звучало вечное и надёжное, что будет сопровождать её всю дальнейшую жизнь. Но он не женился на Шир, хоть и любил её на столько, на сколько был способен. Как оказалось, способен он был не на многое. За несколько дней до свадьбы он сказал Шир, что должен выучиться, получить ученую степень и тогда можно будет пожениться.

– Пойми, это для нас, мы будем жить в достатке, – так он говорил, но Шир не мечтала жить в достатке, она мечтала жить в любви.

Шир назвала его предателем и попросила больше не возвращаться, и он согласился. Спустя полгода он женился на девушке, с которой не надо было бежать на поиски новых земель.

Шир вернулась домой ещё до рассвета. Только теперь Шир заметила насколько маленькая и убогая квартира, в которой она живёт: кровать, обеденный стол, сундук с вещами, за перегородкой печка и поржавевшая ванна. Теперь всё это выглядело чем-то мёртвым, пройденным, отжившим. И наверно, Шир ходила бы сейчас по комнате из стороны в сторону, беседуя сама с собой о ближайшем будущем или хотя бы о том, что будет у неё на обед, ведь она осталась без денег и без работы. Но Шир была очень уставшей, у неё не было сил на размышления, ей хотелось спать, и, если можно так сказать, была рада поводу выспаться. Раздеваясь, Шир швырнула на пол монашеское платье с мыслью, что оно больше ей не понадобиться. Подойдя к постели, Шир с упрёком посмотрела на портрет Милоша, что висел над кроватью.

– Посмотри, что ты наделал, ты нас предал, – сказала Шир, его смерть она тоже называла предательством.

Шир легла в постель и тут же уснула, ей приснилось, что она получила письмо от Милоша, он просил её приехать к нему в университет, писал, что ему одиноко без неё. Шир повиновалась, хотя прошло много времени с момента их разлуки. Когда Шир приехала в студенческий городок, Милоша там не было, его друзья показали Шир комнату, где живёт Милош. Комнаты для студентов были подобны домикам для птиц, очень маленькие и располагались на высоких столбах, они качались на ветру. Шир было неуютно оставаться в такой комнате, и она вышла во двор ждать Милоша. Было темно, холодно, лил дождь. Шир не задавала себе вопросов, зачем она приехала и зачем его ждёт. Потом началась суета, прибежали студенты и сказали, что Милош погиб. Появилась молодая женщина с длинными черными волосами. Она возвышалась над Шир. Женщина держала в руке окровавленное сердце. Во сне Шир знала, что это сердце Милоша. Женщина сжала сердце и капли крови, как бусины, стали падать на Шир. Потом женщина с силой бросила сердце, и оно разбилось в осколки, ударившись о Шир. Женщина исчезла. Привезли Милоша, он был бледный, обескровленный. Шир подошла к катафалку. Милош сел на своём ложе, чтобы посмотреть на Шир:

– Прости, Шир, я опять тебя предал, – сказал он. Шир положила руку ему на грудь и осторожно заставила его лечь.

– Ты умер, – тихо сказала она и накрыла ему лицо. Ей было больно и печально, но не из-за смерти Милоша, а из-за того, что она уже давно научилась жить без него так, как будто его никогда и не было.

Шир проснулась от настойчивого стука в дверь. Это был Эфраим. Шир впустила его в комнату, но сама даже не поздоровалась с ним, она надеялась, что больше не увидит его. Было уже темно, вечер.

– Мне всё известно, – осторожно сказал Эфраим, – был сегодня там у них и мне рассказали.

Только сейчас Шир вспомнила про Марту. Эфраим стал о чём-то рассказывать, но Шир его не слышала, он был лишним в её доме, в её жизни, она ещё была под впечатлением своего сна и думала про смерть Милоша, думала про Марту и о том, что ей суждено терять любимых ею людей.