Банда - 2 - Виктор Пронин

- Это было?! - Овсов и Пафнутьев, обернувшись, видят в дверях Валю они даже не заметили, когда она подошла и тоже слушает страшноватый рассказ Пафнутьева.

- Было, - ответил следователь. - Позавчера.

- И что?

- К сожалению, скорая помощь приехала слишком поздно, - с преувеличенной скорбью проговорил Пафнутьев. - Спасти не удалось.

- А девушка?

- Будет жить.

- На свободе?

- Суд решит, - Пафнутьев развел руками.

- А что он решит? - Валю, похоже, потрясла история страшной мести во время показа фильма.

- Что следствие ему на стол положит, то и решит. Мы немного ушли в сторону от нашей главной ,темы... Девушка ладно, разберемся. Но ваш Зомби что делает! Едва прийдя в себя, едва оторвав голову от смертного одра, твердо говорит - найду. Поэтому мне стало интересно - кто же он?

- Что ты намерен делать? - спросил Овсов.

- Для начала хочу познакомиться с этой красавицей, - Пафнутьев похлопал себя по карману, где лежала фотография в целлофановом конверте.

- Это возможно?

- Для меня? Обижаешь, Овес, - Пафнутьев поднялся. - Спасибо за угощение, теперь я внутри совершенно синий. Было очень приятно познакомиться, - он неуклюже поклонился Вале. - Будут сложности - заходите, звоните, пишите.

- Вы тоже нас не забывайте, - улыбнулась девушка. - В случае чего сразу к нам. Починим, заштопаем, залатаем, в случае если бандитская пуля... Верно, Степан Петрович?

- Лучше, конечно, увернуться от этой самой пули, но если что... Вне всякой очереди первым под нож пойдешь.

- Больно жутковатые у вас приглашения.

- Работа такая, - Валя протянула руку. - Не забывайте нашего Зомби.

- К сожалению, это уже невозможно.

***

На обратном пути в прокуратуру Пафнутьев попросил водителя сделать небольшой крюк, - Заглянем в одно место.

- Обед, Павел Николаевич! - жалобно протянул водитель.

- У всех обед. За десять минут управлюсь.

- Не управитесь.

- Спорим?

- На спор кто угодно управится.

- Тебе, старик, не угодишь, - усмехнулся Пафнутьев.

Он хотел поговорить с родителями Светы. Год назад они виделись мельком и единственное, что он запомнил, это сжавшиеся от горя мужчина и женщина. Они не плакали, ни о чем никого не спрашивали, пребывая в каком-то оцепенении, словно до конца не веря еще в случившееся. Они, казалось, боялись произнести хоть слово, чтобы не сорваться, не потерять самообладания, чтобы не вырвалось, не выплеснулось из них горе. Пафнутьев сам тогда пришел к ним и рассказал, как все произошло. Они выслушали его молча, не задав ни одного вопроса. Пафнутьев хорошо их понимал к не стал терзать подробностями. А сейчас, увидев в дверях Сергея Николаевича, он сделал над собой усилие, чтобы узнать этого человека. Да, это был он, отец Светы.

- Здравствуйте! - громким голосом Пафнутьев хотел всколыхнуть Сергея Николаевича, да ему и самому надо было избавиться от неловкости, убедить себя в том, что поступает правильно. - Моя фамилия Пафнутьев. Павел Николаевич. Следователь. Если помните, мы встречались с вами в прошлом году.

- Как же, припоминаю, - Сергей Николаевич отступил в глубину квартиры. - Проходите. А вы изменились.

- Вы тоже, - брякнул Пафнутьев неосторожно и тут же пожалел о своих словах.

- О нас и речи нет, - чуть улыбнулся Сергей Николаевич. - Давние, знакомые не всегда узнают. А напомнишь - неловкость... Слушаю вас, - он показал на стул.

- Начальником вот стал, - Пафнутьев произнес это извиняющимся тоном, словно что-то непотребное совершил.

- Это, наверно, по результатам того дела?

- Не только, - Пафнутьев чертыхнулся про себя - опять сказал что-то некстати. - Я к вам на несколько минут... Вернулся Андрей, его почти год здесь не было.

- Да, он звонил мне.

- И вы поговорили с ним довольно круто?

- Для крутого разговора у меня нет ни оснований, ни духа... Попросил его больше нас не тревожить. Мне кажется, я сделал это достаточно мягко.

- Сергей Николаевич... Послушайте меня, - Пафнутьев положил ладони на колени. - Вы вправе относиться к нему, как сами того пожелаете. Тут я вам не советчик. Но для полноты картины могу сказать - он вел себя достойно. Во всех смыслах этого слова.

- Дар - вежливо удивился Сергей Николаевич; - Надо же...

- Он сделал то, на что ныне способен один человек из миллиона.

- Что же он такого замечательного совершил? Уехал к тетке на черешню?

- Он уничтожил всех прямых виновников... То есть, преступников. Он бы и с остальными расправился, да я его остановил.

- И много этих.., остальных?

- Трудно сказать... Но троих бы он на тот свет отправил. Это уж точно.

- И это было бы правильно? Справедливо?

- Вполне.

- Зачем же вы его остановили? - Сергей Николаевич сидел бледный, с напряженно выпрямленной спиной, на Пафнутьева старался не смотреть, вопросы задавал мертвым, бесцветным голосом, словно до сих пор боялся выдать свои чувства или опасался, что они выплеснутся наружу помимо его воли.

- Четверых вам мало? - негромко произнес Пафнутьев.

- Простите, я не то говорю.

- Сергей Николаевич, скажу вам еще... Был момент, когда Андрей сам хотел отправиться вслед за Светой. И опять я остановил. Удалось схватить за руку в последний момент. Поймите, у вас нет оснований упрекать его в самом малом. Если вам это не очень тяжело, позвоните ему, снимите камень с его души. Он до сих пор в шоке. Я опасаюсь, что он до сих пор не вполне отвечает за себя. Не хотите звонить - не надо. Но просьба моя такая, Пафнутьев поднялся.

- Вы полагаете, я должен это сделать?

- Это было бы хорошо. Все, что произошло... Это очень печально... Но жизнь продолжается. И схватка продолжается.

- Вы имеете в виду.., оставшихся троих?

- И их тоже.

- Если это вам поможет... Я готов. Извинюсь.

- Я пришел сюда не за помощью, - жестковато сказал Пафнутьев. Последнее время он стал ловить себя на этом - говорил людям достаточно жесткие слова, не испытывая в этом большой надобности. Если раньше он легко пренебрегал словами обидными, снисходительными, насмешливыми, то теперь не желал делать вид, что прост и непритязателен, что готов все выслушать и все проглотить. В ответе Сергея Николаевича был укол и он не стал делать вид, что не заметил его.

- Простите, - несколько растерялся хозяин. - Мне показалось, что это вам нужно для дела...

- Нет. Все, что мне требуется для дела, я нахожу в другом месте. Я позволил себе дать вам совет. Как вы поступите... Решайте.

- Я действительно не знал, что Андрей... Что он так вел себя. Он пытался поговорить со мной еще тогда, но я не нашел в себе сил. Во всем винил его.

- Значит, и вам надо снять камень с души, - мягко сказал Пафнутьев, как бы извиняясь за слишком уж суровые слова, которые вырвались у него. Всего доброго, Сергей Николаевич. Рад был вас повидать. Надеюсь, еще увидимся.

- Да, конечно, - нескладно поднялся со стула хозяин. - Это надо помнить... Живые тоже нуждаются и в поддержке, и в признательности.

- Вот именно, - улыбнулся Пафнутьев. На улице его встретил дождь. Мелкий и плотный, он мягко шуршал в желтой листве деревьев, обещая скорые холода. Пафнутьев постоял под навесом подъезда, поднял воротник плаща и побежал к поджидавшей машине. Пока он разговаривал с Сергеем Николаевичем, ее крыша уже успела покрыться большими красноватыми листьями клена.

***

Общение с китайцем Чаном научило Андрея многому, в том числе чувствовать себя спокойно и уверенно не только на улице или в ночной электричке, но и в самых неожиданных житейских положениях. Назревающий скандал, затухающая драка, оскорбления, которые выкрикивают прямо в лицо, стараясь задеть больнее - везде он оставался невозмутимым или, точнее, у него хватало сил сохранять невозмутимость.

- Человек может тебя обидеть только в том случае, если ты сам обидешься на него, - говорил Чан. - Человек слаб и злобен, и не все его слова надо слышать.

- Что же, молчать? - спрашивал Андрей.

- Да. Молчать.

- Но он меня оскорбляет!

- Если ты идешь мимо забора, а там беснуется и лает на тебя собака, ты что же - остановишься, станешь на четвереньки и начнешь отвечать ей лаем? улыбнулся китаец. - А завтра козел тебя боднет, а послезавтра ворона уронит на тебя свой помет...

- Но это же животное, птица!

- А ты можешь сказать, где кончается животное и начинается человек? Где кончается человек и начинается птица? Я этого сказать не берусь. Но знаю твердо - пока молчу, я человек.

И Андрею ничего не оставалось, как согласиться.

Вернувшись в свой город, он заметил за собой одну особенность - стал иначе относиться ко времени. Раньше он не мог стоять в очереди, не мог заставить себя потерять даже несколько минут на ожидание, пока кассирша выбьет чеки трем-четырем покупателям. Его терзала и мучила сама необходимость вынужденного бездействия, казалось, уходит впустую лучшее его время, уходит жизнь, уплывают надежды чего-то достичь, что-то совершить. Жизнь представлялась бесконечным и безостановочным стремлением к чему-то, и он готов был прилагать все усилия, чтобы его движение не останавливалось ни на миг, потому что в самом движении уже был и смысл, и цель. Он стремился к Свете, мчался к ней на мотоцикле, потом торопился домой, в ремонтную мастерскую, на заправочную станцию, а обнаружив, что уже глубокая ночь, на бешеной скорости, по безлюдным улицам, темным пригородам добирался домой, обессиленный падал в кровать и вскакивал утром, снова готовый к скоростям, километрам, встречам...