Эротический и эротизированный перенос - под ред. М. Ромашкевича

Принцип воздержания Фрейда — который должен рассматриваться как стоящий в стороне от его правил лечения, даже при том, что он часто переформулировался в "правило воздержания" (например, Неренц, 1985) — подчеркивает необходимость фрустрации в ситуациях, которые определяются переносными и контрпереносными сопротивлениями. Фрейд отмечает потребность в "определенном количестве реального страдания" пациентки (Фрейд, 1931), так что она не будет находить каких-либо заместительных удовлетворений для своих симптомов, и потребность в отказе от какой-либо неинтерпретирующей деятельности со стороны аналитика. Несколько лет спустя после работы о любви в переносе Фрейд предупреждал против обращения "пациента, передавшего себя в поисках помощи в наши руки, в нашу частную собственность, в решении за него его судьбы, в насильственном навязывании ему наших идеалов и в гордости Творца, формирующего из него наш собственный образ и считающего это благом". Безусловно важны недвусмысленные отличия этого предупреждения от "технических правил", о которых Фрейд в 1912 году сказал, что "по крайней мере многие из них могут быть суммированы в единое правило", что аналитик уделяет всему "одинаковое", равномерно распределенное внимание, приспосабливается к пациенту, "как телефонная трубка приспособлена к передающему микрофону". Анна Фрейд (1946) разъясняла принцип воздержания, используя метафору "постоянной беспристрастности", исходя из которой аналитику следует направлять свое внимание на бессознательные части ид, эго и суперэго.

Принцип воздержания, очевидно, связан с нейтральностью, которая обозначает утопический идеал беспристрастности и невмешательства, цель аналитика не стать реальным персонажем в жизни пациента. Этот принцип самым тесным образом связан с ценностями, имплицитно присутствующими в аналитическом отношении, этической правдивостью, уважением свободы мысли и с терапевтической целью психоанализа "осуществить контроль над наиболее опасными психическими импульсами и добиться над ними господства ради блага пациента".

Приложение А. Исторический фон

Исторический фон работы Фрейда о любви в переносе был, вероятно, сформирован как "приводящим в замешательство страстным контрпереносом" (Эйсслер, 1982) К.Г.Юнга в анализе Сабины Шпильрейн, так и значительно более сложным и научным диалогом между Фрейдом и Ференци (Фальзедер и Хэйнал, 1989). Фрейд писал Юнгу 7 июля 1909 года: "Сам я никогда не был столь сильно им захвачен, но много раз подходил к этому чрезвычайно близко и еле-еле спасался. Я полагаю, что лишь суровая необходимость моей работы и то, что я пришел в психоанализ в возрасте старше Вас на десять лет спасла меня от аналогичных переживаний. Но это не беда. Человек приобретает необходимую толстую кожу, приходит к овладению "контрпереносом", который действительно всякий раз у него возникает, научается сдвигать собственные эмоции и соотносить их с практической целесообразностью. Блаженство в сокрытии". Из опубликованных писем Юнга к Шпильрейн (Каротенуто, 1980) видно, что он испытывал к ней гораздо более глубокие чувства, чем это мог заключить Фрейд из писем, написанных ему Юнгом. Благодаря Фальзедеру и Хэйналу мы смогли увидеть в переписке Фрейда с Ференци очень сложный конфликт, вызванный прерванным Ференци анализом Эльмы Палое (позднее ставшей его падчерицей!), — конфликт между Ференци, который в нее влюбился, и Фрейдом, который, несмотря на огромные оговорки, уступил настойчивой просьбе Ференци принять ее для анализа. Хэйнал (1989) подытоживает: "Таким образом, наиболее решающие вопросы психоаналитической техники поднимались в атмосфере конфликтов, иногда печали, оскорбленных нарциссизмов и яростных эмоций" (60). Обсуждение различных концепций воздержания представляет собой фундаментальный аспект полемики Фрейда с Ференци, столь важной для истории психоанализа; читатель отсылается к прекрасному исследованию этой полемики А.Хоффером (1991).

С одной стороны, Ференци был ревностным защитником принципа воздержания в своей "активной технике", а с другой — в проводимых им экспериментах по ослаблению напряженности он выступал в защиту потакания пациенту, доходя даже до обмена физическими ласками, характерными для взаимоотношений матери с ребенком. "Поэтому мы должны признать, что психоанализ использует два противоположных метода: он порождает возрастание напряжения из-за навязываемой им фрустрации и релаксацию вследствие той свободы, которую он позволяет" (Ференци, 1930, 115).

Предупреждение Фрейда, направленное против вырождения психоанализа, стало всем известно после публикации Джонсом (1962) решающе важного письма Фрейда Ференци от 13 декабря 1931 года: "А бог-отец Ференци, наблюдая живую сцену, вдохновителем которой он явился, возможно, скажет себе: "Не стоило ли мне остановиться в моей технике материнской аффектации перед поцелуем?"[30]. Есть все основания полагать, что та furor sanandi (страсть к исцелению людей), о которой упоминает Фрейд в конце своего эссе о любви в переносе, также относилась к "страстной потребности помогать и исцелять", присущей Ференци (Грубрич-Симитис, 1980, 273). "Утвердительное присутствие" аналитика, подчеркиваемое Лочем (1991), несомненно, может рассматриваться как законный эквивалент "материнской аффектации" Ференци.

Приложение Б. Эротизированный перенос

Описание эротизированного переноса как особой формы переноса, крайне близкой "любовному переносу" Фрейда, восходит к неопубликованному комментарию Лайонеля Блицстена, которое цитирует Е.Раппапорт (1956): "Блицстен отмечал, что в ситуации переноса аналитик воспринимается, как если бы он был родителем, тогда как в эротизации переноса он действительно является родителем. Пациент даже не допускает "как если бы"." В статье 1959 года Раппапорт приводит идею Блицстена о неблагоприятном прогностическом значении незамаскированного появления аналитика в первом сновидении пациента (что указывает на неспособность пациента проводить отличие между аналитиком и значимым лицом прошлого) и эротизацией переноса с присущим ей эксцессом эротических компонентов в качестве выражения не способности к любви, а скорее чрезмерной потребности быть любимым. По мнению Раппапорта, такая эротизация переноса означает тяжелое расстройство чувства реальности и является признаком серьезного заболевания, в особенности фантазии всемогущества. Уже на конгрессе в Люцерне в 1934 году Грета Бибринг сообщала о пациенте, который отреагировал "переносные отношения во всех их аспектах. Он страстно требовал от меня посадить его к себе на колени, придерживая руками, и кормить, так как его мать, злобная женщина, никогда этого не делала. Он хотел ударить меня, осыпал ругательствами свою мать, а также меня и иначе не обращался ко мне, как с фамильярным "ты" — все это под аккомпанемент тяжелых приступов тревоги и потения и с такими сильными эмоциями, что он цеплялся руками за диван, чтобы избежать приведения своих импульсов в действие" (Бибринг-Лехнер, 1935). Нунберг (1951) приписывал поведение пациентки, пытавшейся его перевоспитать и превратить в своего отца, нереализованной готовности к переносу и тщетности ее усилий установить "рабочий перенос".

В исчерпывающем обзоре Блюм (1973) подчеркивал, что предрасположенность к эротизации переноса как разновидности переноса облегчалась вследствие многих факторов: нарушенных эго-функций (часто, но не неизменно), совращений в детстве, которые действительно имели место, но которые взрослым не удалось подтвердить, соблазняющего стиля защиты, слияния переноса и реальности, важного значения нарциссической и доэдиповой патологии с эдипальным фасадом, частоте чувства "исключительности" во фрейдовском смысле этого слова. Однако он допускает, что эротизированный перенос может быть частью анализируемого невроза переноса и может представлять собой искаженную попытку овладеть травмой посредством активного повторения. Блюм в конечном счете несомненно заключает, что эротизированный перенос может быть закреплен в неадекватном (например, садистическом) контрпереносе, даже если он не порождается таким контрнереносом.

Гительсон (1952), говоря об особой чувствительности к ограничениям, связанным с воздержанием, недвусмысленно указывает на угрозу, которую аналитик может нести для пациента под личиной позитивно принимаемого контрпереноса. Это справедливо, например, если аналитик реагирует на пациента как человек, вносящий в аналитическую ситуацию нечто такое, что для пациента означает повторение старых взаимоотношений — самое главное, в негативных отношениях, — на что указывает раннее незамаскированное появление аналитика в сновидении пациента.

Нейрат (1976) не следует американскому примеру описания такого переноса как эротизированного, а вместо этого классифицирует его как "прямой перенос". Он считает невозможным приравнивать тех анализантов, которые даже на первых сессиях просят чего-либо поесть, требуют прямого сексуального удовлетворения, хотят книг из библиотеки аналитика, немедленно просят аналитика доверить им его детей — короче говоря, хотят, чтобы аналитик здесь и сейчас проявлял самые осязаемые доказательства своей уникальной и несравненной любви, — к второй категории пациентов, к тем, кто после долгого процесса анализа предъявляют те же самые требования, но с элементом виртуальности. Согласно Нейрату, такие случаи являются пробным камнем для анализируемости пограничных пациентов и неврозов характера. Техническая сторона психоаналитической работы с так называемым пограничным пациентом с очень деформированной любовью в переносе убедительно представлена Фонаги (1991) как "эволюционная помощь", подразумевающая активную вовлеченность аналитика в психические процессы пациента с целью реактивации заторможенных — не слаборазвитых — функций, основывающихся на способности учитывать как собственные психические состояния, так и психические состояния других людей.