Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка - Лев Лурье

Были у Константина Николаевича и другие враги в собственной семье. Его племянника, великого князя Алексея Александровича, в Петербурге называли «семь пудов августейшего мяса». Огромный представительный мужчина, он единственный из детей государя оставался холостяком. Предназначали его в моряки, воспитывал адмирал Посьет. Константин Николаевич с ужасом думал о том, что его племянник-бонвиван (он открыто жил с замужней дамой, первой петербургской красавицей герцогиней Богарне), кутила, ценитель хорошей кухни и пустейший малый возглавит когда-нибудь русский флот и всячески этому противился. И Алексей, и Посьет, ставший министром путей сообщения, примкнули к партии врагов Константина. Кстати, при Александре III Алексей Александрович стал-таки генерал-адмиралом, тратил миллионы, предназначавшиеся флоту, на актрису Балетту, проводил по полгода в Ницце и довел флот до Цусимы.

Итак, покровительство Константина было теперь не преимуществом, а обузой. Государство обещало Путилову 20 миллионов рублей: 18 на порт и два миллиона на железную дорогу. Но каждая выплата требовала отдельного согласования. Решения принимала специальная комиссия при министерстве финансов.

Враги Константина сумели настроить государя против Путилова, он-де авантюрист и расточитель казенных кредитов. Казна перестала финансировать строительство порта. В конце концов, из 20 обещанных миллионов Путилов получил всего два. Правительственный заказ на паровозы, обещанный Путиловскому заводу, ушел в Коломну. Просьбы о новых займах в министерствах встречали с иронической улыбкой.

Путилов все больше и больше залезал в долги. Пришлось продать свою долю в Обуховском заводе, и часть Путиловского. Кредит, взятый у московских миллионеров Чижова и Морозова, был потрачен – отдавать долг стало нечем. На Путиловском начались задержки жалованья, массовые сокращения рабочих. Кредиторы осаждали дом Николая Ивановича на Большой Конюшенной. О нем шла дурная слава. Он был близок к банкротству. Над заводом назначили государственную опеку.

Путилов умер от инфаркта 18 апреля 1880 г. Смерть спасла его от позора и долговой тюрьмы. Николая Ивановича отпели в Никольском морском соборе, как отпевали всех морских офицеров в столице. Согласно завещанию, его похоронили в часовне на берегу недостроенного Морского канала.

В 1881 г., когда народовольцы убили Александра II, Константин и его оставшиеся союзники были отправлены в отставку. А в 1885 г. состоялось торжественное открытие Путиловского морского канала. Петербург стал крупнейшим портом России.

Большой бизнес, особенно оборонка, в России невозможны без благосклонного внимания государства. Даже не государства – конкретного чиновника. Отставка какого-нибудь министра может привести к краху самого блестящего начинания, даже если она сулит огромный выигрыш для всей страны. Путилов стал жертвой этого обстоятельства. Так было, так будет.

Фактор из Дубровны

Весной 1882 г. в роскошном петербургском ресторане «Донон» можно было наблюдать следующую странную сцену: в коридоре перед самым дорогим и почетным малиновым кабинетом нервно мялись двое – маленький старый седой человек, богатый и важный, и его нервный помощник. Оба, судя по внешности, евреи. Наконец, помощник богатея, не закрывая дверь, вошел в кабинет. Там за бутылкой шампанского дремал единственный посетитель – 50-летний генерал-аншеф. Перед ним стоял серебряный колокольчик. Молодой еврей на цыпочках подошел к генералу и опустил в карман его мундира конверт. Он вышел, генерал продолжал спать. Через некоторое время церемония повторилась – богач передал помощнику новый конверт, тот снова вошел к генералу и переложил конверт в его карман. Только на третий раз из-за закрытой двери зазвенел колокольчик. Пожилой еврей и его помощник вошли в кабинет, приветствуя генерала. Тот улыбался им: «Соснул малость. Пора и по домам. Все, что можно, будет сделано, Самуил Соломонович». Знаменитый железнодорожный подрядчик Самуил Поляков выходил из «Донона» довольным. Только что он дал очередную взятку министру внутренних дел графу Николаю Игнатьеву.

С 1860-х годов самым выгодным бизнесом в России стало железнодорожное строительство. Власть понимала: для России с ее огромными пространствами и чудовищными проселками железнодорожная сеть имеет колоссальное значение. В казне не было денег, а иностранцы не спешили вкладывать их в Россию. Зато русское железнодорожное законодательство гарантировало процветание и успех всем, кто участвовал в этом виде деятельности.

Чтобы построить дорогу, надо было выиграть конкурс – получить концессию. Концессия и концессионеры утверждались монаршей волей, государство готово было в любой момент выкупить акции железнодорожного предприятия, решало все административные проблемы на местах строительства. Из государственного банка концессионеры получали огромные займы под низкий процент. От подрядчика требовалась по сути дела лишь закупка материалов, наем рабочей силы, подбор инженеров. По завершении строительства новая дорога переходила во временное частное пользование акционеров. Они постепенно рассчитывались с государством, оставляя себе огромную часть прибыли. Получение концессии автоматически означало быстрое и колоссальное обогащение.

Когда Самуил Поляков решил заняться железнодорожным строительством, у всех на устах было имя юриста фон Дервиза. Скромный чиновник получил концессию на строительство железной дороги от Москвы до Козлова и заработал на этом за два года около 10 миллионов рублей чистой прибыли (Россия в том же 1867 г. продала США Аляску за 12 миллионов). Получив целое состояние, фон Дервиз решил больше не испытывать счастье, уехал из России, поселился в роскошной вилле на берегу Средиземного моря (сейчас в ней помещается университет города Ниццы – Л. Л.) и содержал целую оперную труппу, которую предпочитал слушать в полном одиночестве.

Остзейский дворянин фон Дервиз окончил элитарное Училище правоведения. Самуил Поляков появился на свет в нищем еврейском местечке и никакого образования не получил. Но видно, родился он в рубашке, потому что вовремя встретился с императорским министром.

Министра почт и телеграфа Ивана Матвеевича Толстого в Петербурге звали Павлин Иванович. Это был министр глупый, чванливый, но необычайно влиятельный. Он был дружен с императором с юности и носил высший придворный чин шталмейстера. Почтовая связь под его руководством работала ужасно. Однофамилец его граф Алексей Константинович Толстой писал: «Разных лент схватил он радугу. Дело ж почты – дело дрянь. Адресованные в Ладогу письма едут в Еревань». Но зато Толстой почти ежедневно виделся с императором. Иван Матвеевич руководил перлюстрацией, его подчиненные вскрывали и читали частную корреспонденцию. Самое интересное министр докладывал государю, который очень интересовался его сообщениями.

У Ивана Толстого было имение в Воронежской губернии, которое приносило ему одни хлопоты. Сколько он не менял бурмистров и управляющих, все не было толку. Тогда кто-то из соседей и порекомендовал ему расторопного молодого купца Самуила Полякова.

Поляков родился в 1837 г. в местечке Дубровна Могилевской губернии на Смоленско-Оршанском тракте – шесть тысяч жителей, из них четыре тысячи евреев, пятьсот поляков и полторы тысячи белорусов. Бедность вопиющая.

Евреям разрешалось селиться только в черте оседлости – на территории западных Украины и Белоруссии, в Литве и Польше. Они не могли жить в деревнях, владеть пахотной землей, служить на государственной службе. Промышленности в Белоруссии практически не было, следовательно, четыре тысячи дубровенских евреев занимались ремеслами и торговлей. Но сколько портных, часовщиков, скорняков, лавочников могло прокормиться в нищем местечке? Еврейский анекдот: «Какой твой гешефт, Лазарь? – Покупаю сырые куриные яйца по копейке, варю и продаю по копейке. – И в чем навар? – Ну, во-первых, я имею яичный бульон, а во-вторых, я при деле».

Для современников Пушкина и Лермонтова русские евреи – непонятный полудикий народец, живущий где-то на окраинах в нищете и серости. Евреи находились в полной зависимости от национальных общин – кагалов, только единицы из них имели высшее или хотя бы среднее образование. В местечках ежегодно устраивали облавы на еврейских мальчиков – их насильно крестили и отдавали в солдаты. Такие мальчики при армии назывались кантонистами. Половина из них умирала от побоев и истощения, другая половина становилась исправными рекрутами. На удивление просвещенных англичан относительно бесправия и убогости русского еврейства Николай I отвечал: «Когда мои подданные иудеи достигнут культуры британских евреев, тогда и будем говорить о реформе».

Отец Полякова был в Дубровне хасидским раввином. Хасиды, этакие еврейские старообрядцы, особенно серьезно относились к исполнению иудейских обрядов. Они были уверены в скором приходе мессии – Мошеха. Как и русские старообрядцы, хасиды исповедовали этику постоянного труда, накопления, а не потребления.