Курумилла - Густав Эмар

В миссии нельзя было заметить даже слабого огонька, укрепления казались покинутыми, и там не было видно ни одного часового.

Но это спокойствие предвещало бурю. Авантюристы внешне бесстрастно поджидали появления врага, но сердца их беспокойно стучали в груди, уши невольно прислушивались к малейшему шороху, и палец не сходил с ружейного курка.

Между тем часы медленно тянулись один за другим. Пока не случилось ничего, что бы могло подтвердить опасения Валентина.

Граф расхаживал большими шагами по церкви, служившей ему жилищем, и ловил малейший звук, который долетал до него по временам снаружи. Иногда он гневно и нетерпеливо смотрел на пустынное поле, но там все было тихо, не было заметно никакого движения.

Измученный этим продолжительным и напряженным ожиданием, Луи вышел из церкви и направился к укреплениям.

Все авантюристы находились на своих местах. Они лежали на земле и были готовы дать залп при первой тревоге.

— Вы ничего не видели, не слышали? — спросил их граф, хотя заранее предугадывал ответ.

— Ничего, — холодно ответил дон Корнелио, который оказался рядом.

— А, это вы! — заметил Луи. — Исполнили вы мое поручение относительно полковника Флореса?

— Да, граф, я в точности следовал вашим указаниям. Он спит.

— Вы уверены в этом?

Испанец улыбнулся.

— Ручаюсь, он проспит, по крайней мере, до восхода солнца, — ответил он, — я все отлично устроил.

— Хорошо. Значит, его нам опасаться нечего?

— Да.

— А Валентина с индейским вождем вы не видели?

— Нет, они с восходом солнца ушли из лагеря и до сих пор еще не появлялись.

Разговаривая, собеседники постоянно всматривались в расстилавшуюся перед ними равнину. Вдруг, к их величайшему удивлению, точно из-под земли появился человек и как призрак встал между ними.

— Valgame dios! — вскричал суеверный испанец, творя крестное знамение. — Что это?

Граф быстро схватился за револьвер, бывший у пояса.

— Не стреляйте, — вскричал незнакомец, беря Луи за руку.

— Курумилла! — воскликнул изумленный граф.

— Тише, — сказал охотник.

— Где Валентин?

— Он послал меня сюда.

— Ждать ли нам сегодня ночью нападения краснокожих? Курумилла удивленно посмотрел на графа.

— Разве мой брат их еще не заметил?

— Где же они? — вскричал встревоженный граф.

— Там, — отвечал вождь, указывая рукой на равнину.

Дон Луи и Корнелио посмотрели в указанном направлении, но, несмотря на все свои усилия, ничего не могли заметить — равнина была пуста и по-прежнему освещалась красноватыми отблесками костров. Там и здесь валялись стволы деревьев, срубленных днем, когда расчищали окрестности для лучшего обзора.

— Нет, — сказали наконец они, — мы ровно ничего не видим.

— Глаза белых теряют ночью силу зрения, — поучительно пробормотал вождь.

— Но где же они? — нетерпеливо спросил граф. — Почему нас никто не предупредил?

— Мой брат Кутонепи послал меня сюда с этой целью. Кутонепи, то есть храбрый, было имя, данное арауканами Валентину, и Курумилла никогда не называл его иначе.

— Тогда научите нас поскорее, вождь, как противостоять этой проклятой хитрости.

— Пусть мой брат прикажет своим воинам приготовиться к битве.

Приказание было немедленно передано по всей линии от одного авантюриста к другому.

Курумилла спокойно прицелился из своего ружья, наведя его на ближний к нему ствол дерева, и тотчас же выстрелил.

Этот выстрел произвел самое неожиданное действие. На равнине послышался ужасный крик, и толпа краснокожих неожиданно появилась из-за стволов деревьев, за которыми они притаились в засаде. Индейцы со страшным воем устремились на укрепления, яростно потрясая своим оружием.

Но французы были готовы к этому нападению, они подпустили к себе индейцев на близкое расстояние и с криком «Да здравствует Франция!» дали оглушительный залп.

С этого момента началась действительная война с мексиканцами. Первый порох был сожжен, французы почувствовали его запах, и мексиканцам предстояло скоро узнать, каких упорных врагов нажили они в лице авантюристов.

Краснокожие, увлекаемые примером своего вождя, дрались с неслыханной яростью. Большинство французов, бывших под командой графа, не имели понятия о том, как следует сражаться с индейцами, с которыми они столкнулись в первый раз. Несмотря на тяжелые потери, французы в душе отдавали невольную дань уважения этим людям, которые с плохим оружием в руках и с неприкрытым телом дрались так ожесточенно, что выбывали из строя только мертвыми.

Внезапно на поле сражения появился новый отряд, гораздо многочисленнее первого, увеличив силы нападающих.

Почувствовав поддержку, те удвоили усилия и с новым яростным криком кинулись на осажденных.

Сигнальные рожки и барабаны оглушительно призывали к атаке.

— Вылазка! Вылазка! — кричали французы, стыдясь того, что так долго не в состоянии справиться со своим жалким противником.

— Бей! Бей! — раздавался воинственный клич индейцев. В первых рядах индейских воинов сражался их вождь, сидевший на великолепной вороной лошади, тело его было обнажено до самого пояса, он рубил направо и налево, и враги так и сыпались на землю под его могучей дланью. Дважды направлял он своего скакуна на баррикады и дважды брал их приступом, но ни разу не смог окончательно захватить их.

Вождя звали Микскоатцином. Его черные глаза горели мрачным огнем, рука казалась неутомимой, и каждый с невольным ужасом взирал на этого непобедимого врага.

Вдруг на поле сражения появился третий отряд. Благодаря кострам сделалось светло, как днем, но новый отряд всадников не присоединился к индейцам, а ринулся на них в атаку и, составив полукруг, стал осыпать градом пуль.

— A muerte! A muerte!5 — кричали вновь прибывшие всадники.

Могучий голос Валентина перекрыл в эту минуту хаотический шум битвы и достиг слуха тех, кого охотник хотел предупредить.

— Сюда, сюда! — кричал он.

Граф понял, чего хочет его молочный брат. Он обернулся к полусотне авантюристов, которые неподвижно стояли на одном месте с самого начала битвы, не вмешиваясь в борьбу и опустив свои ружья на землю.

— Теперь очередь за нами, друзья! — воскликнул граф, обнажая оружие. Он открыл барьер и устремился вперед, отряд с громкими криками двинулся за ним.

На этот раз индейцы очутились между двух огней, что случается с ними довольно редко.

Но и это их не обескуражило. Храбрость индейцев не имеет предела и превосходит всякое воображение. Видя себя окруженными со всех сторон, они предпочли пасть в битве, но не сдаваться в плен неприятелю. Несмотря на все превосходство врагов, индейцы мужественно встретили натиск.