Роман с фирмой, или Отступные для друга. Религиозно-политический триллер - Михаил Чуев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что ж, Серега не соврал. Она действительно вернулась! Но как?!
Бабушка перехватила меня во дворе и попросила помочь с парником. Это ненадолго отвлекло, как всегда бывает, когда взамен безрезультатной умственной работы начинаешь делать результативную физическую. И пусть движения почти механические, но мысль тем не менее меняет направление, соскакивает с оси вращения вокруг того, что не может быть решено или понято здесь и сейчас. Так было и в этот раз. Забив последний гвоздь в свежеструганую слегу, я гордо осмотрел творение своих рук и тут только заметил, что над крышами зависли сумерки, наступил вечер, а сам я порядочно устал.
За ужином бабушка спросила:
– Соседка сегодня рассказала про какуюто заваруху на пляже. Ты не в курсе, что там было?
– А… – сказал я как мог равнодушнее. – Я тоже слышал, но подробности не знаю.
Однако бабушку было не легко оставить в неведении.
– Саш, зачем ты врешь? Там же твой друг был, Сергей. А еще – эта штучка, Люда, и ее хахальбандит. Которому давно пора в колонию!
– Кто? Костян?! – я снова решил сыграть на легкость. – Ну повздорили чуток изза девчонки! Ба, ну неужели в твоей молодости такого не было?
– В моей молодости за воровство, если становилось известно, очень быстро отправлялись куда следует! А не так, что весь район знает, чем его шайка занимается в гаражах, а ему за это ничего!
– Ну не знаю… сам я там не был.
– Слава богу, еще не хватало! Соседка еще сказала, что эти… Люду увезли в Якшино. Она особо и не против была. Так парень какойто, из наших, не побоялся и поехал к ним туда! – продолжила удивлять скоростью распространения слухов бабушка. – Поехал и девушку вернул! Правда, что ли, так все было?
– Не знаю, – ответил я невнятно и пожал плечом.
– Я уж даже грешным делом подумала, не наш ли это Сергей! Но потом вспомнила, такой он шклявый, долговязый. Нет, не смог бы он один… Да и посмотрела, а он в «пуньке» спит. Устал. Студенты нынче малахольные пошли. Нет, не он.
– Слушай, ба, картошкато какая уродилась вкуснейшая! А огурчики, мм! – сбил я тему, накалывая на вилку обжаренную в масле, с коричневой корочкой картошку.
Бабушка кивнула седой головой и тихим добрым взглядом смотрела, как я изо всех сил хрустел жестким, свежесорванным пупырчатым огурцом.
– На здоровье, Сашок, лишь бы на здоровье!
***Поужинав картошкой с тушенкой, я лежал у себя за перегородкой в приятном изнеможении. И лишь спустя час или полтора, когда было уже около одиннадцати, все та же, прежняя мысль обожгла память.
« – Серега, Люда… как?!»
Я сел на кровати, прислушался. Тихонько (чтобы не проснулась бабушка) встал и вышел во двор. Было тихо и повечернему прохладно. Ступая почти бесшумно, я прошел по дорожке сквозь яблоневый сад. Вокруг во влажной от росы траве стрекотали цикады, гдето на другом конце деревни перелаивались собаки. Тянуло дымком да с пристани едва слышно долетали смех и крики. Деревня и ночью жила своей особенной летней жизнью.
На терраске «пуньки» было темно, но в комнате горел свет, значит, Серега проснулся.
« – Сидит, небось, опять, книжник, в обнимку со своим Ницше!»
Я уже решил подняться на крыльцо, чтобы рассказать Сереге, что ему надо как можно скорее собираться и ехать в Москву, а там, наверное, и в Америку. Что тот самый «уникальный» профессор Сокольников приезжал за ним лично, с приглашением в конверте и с охраной. Что мы с бабушкой на всякий случай ничего не сказали – такие уж мы дикари и всего на свете боимся, как в пословице: «Кого медведь драл, пня боится»! Еще я хотел сказать, что Люда…
В этот момент калитка, тихонько скрипнув, начала медленно открываться!
Я тут же отпрыгнул с дорожки в сторону и замер на месте, слившись в сумерках с яблоней. Ктото вошел, остановился буквально в десяти шагах от меня, постоял, прислушиваясь.
«Вор?!» – успел подумать я, и тут вдруг послышались легкие, осторожные шажки по ступенькам. «Вор», очевидно, решил начать с «пуньки»! Выглянув изза ствола, я увидел, как дверь распахнулась, и на фоне освещенной комнаты мелькнул девичий силуэт с густыми, распущенными, падающими ниже плеч волосами. Не узнать в этом силуэте Люду с ее стройными ногами и роскошной гривой волос было невозможно!
На секунду она задержалась, обернулась, будто почувствовав, что ктото за ней наблюдает, а потом дверь за ней захлопнулась. Дзынькнул крючок. Я ждал, что будет дальше.
Сначала в «пуньке» было тихо. Затем негромко стукнула дверь, ведущая в комнату с террасы, тихо пискнула половица, и тут же раздались Серегин возглас удивления и Людин приглушенный смех. Затем опять все стихло. Мне стало интересно, и я вышел из своей засады. Бесшумно ступая по траве, я подошел к освещенному окну.
Ставни были распахнуты наружу, и сквозь вертикальную полоску между неплотно задернутыми занавесками я заглянул внутрь.
Серега и Люда стояли и целовались возле стола с книгами.
Они целовались, а я стоял под окном, боясь шелохнуться, словно это я был вор, и не просто вор, а тот, у которого ворсоперник украл дубинку. Стоял и смотрел.
Цикады уже не стрекотали, они долбили окаянными децибелами. Их оглушительный треск сливался с буханьем крови у меня в висках.
Наконец (мне показалось, что прошла целая вечность) они оторвались друг от друга, и Люда, смахнув с лица черные кудри, спросила:
– Еще не ложился?
– Нет, – глухо ответил Серега. – Ждал… тебя.
Было заметно, как он нервничает, даже голос охрип от волнения.
– Врееешь..
– Правда! Было предчувствие чегото.
– Предчувствие… скажи честно, что обалдел!
– Ну, не без этого.
Оба замолчали, ветер чуть пошевелил занавеску.
– Так почему Костян отпустил меня? Скажешь?
– Скажу. Позже.
– А я хочу сейчас! Немедленно. Ну ты, сверхчеловек (она толкнула Серегу в грудь), давай, колись! Я так хочу!
Но Серега уже опомнился от первого изумления, вызванного появлением «ночной гостьи», и вновь взял своеобычный чуть ироничный тон:
– Хм… Я тоже хочу. Но я же жду…
– Смотри, дождешься! Вот уйду прямо сейчас. Обратно к Костяну!
– Не уйдешь.
– Почему это?! Кто меня остановит?
– Ты себя остановишь. И Костян… он… он не любит тебя.
– Ну тыто откуда знаешь? И вообще, мне – наплевать! Я его не люблю!
И добавила зло и резко:
– Чтоб он провалился со своим мотоциклом!
– А кого ты любишь?
– Кого! А ты не догад?
– Нет.
– Нет?!
Щелкнул выключатель, свет погас, и панцирная сетка кровати вздрогнув, затряслась и задрожала. Это было последнее, что я услышал.
Я тихонько вышел за калитку и отправился на пристань, туда, где изпод навеса дребезжала расстроенная гитара, слышались хихиканье и мат, а в сумеречный туман, поверх свежести ночной росы, вплывал едкий сигаретный дымок.
– А, Саня! Здорово, давай к нам! – встретили меня из темноты голоса.
Я подсел к товарищам.
– Пиво будешь?
Я взял бутылку, хотелось забыть и не думать ни о чем вообще, а особенно о только что увиденном. Самое лучшее для этого было раствориться в пустой болтовне с развеселой, уже слегка подвыпившей компанией.
Но едва я успел сделать глотокдругой, как внезапно совсем близко раздался треск мотора и туманную дымчатую темноту летней ночи разрезал луч фары. С горки по тропинке, ведущей к пристани, дымя выхлопом, съехал мотоцикл. Съехал и остановился возле будки. Не узнать этот мотоцикл и того, кто восседал на нем, даже в темноте было невозможно.
– Привет, пацаны, Людку не видели?! – крикнул Костян сквозь такты двигателя.
Гитара и смех смолкли. Костян тоже заглушил мотор.
– Людку не видели?! – еще раз повторил он.
– Нет, – почти хором ответили ему из темноты.
Луч фары пробежал по нашим лицам и остановился на мне.
– Эй, поди сюда! – сказал Костян.
Я не шелохнулся. Костян слез с мотоцикла и, глухо топая берцами, подошел вплотную ко мне. От него пахло маслом, бензином, кожей, потом, но больше всего перегаром. Голову стягивала черная бандана с черепами.
– Ты глухой или как? – заплетая язык, начал было наезжать Костян, но, увидев, что с лавки на всякий случай поднялись мои товарищи (готовые никому не дать в обиду своего), поспешил снизить градус.
– Все нормально, пацаны. – И, обращаясь ко мне, добавил уже вполне дружески и без агрессии: – Отойдем на пару слов. Разговор есть… на минутку.
Я поднялся с лавки и шагнул в сумерки.
– Слышь, это… Дачник ваш дома?
– Не знаю. Наверное, дома спит.
– С кем?! – осклабился в хищной улыбке Костян.
Я молчал.
– Ладно… щас съезжу сам проверю!
В это время за спиной у Костяна грохнулся на бок мотоцикл.
– Вот блин, долбаный «Харлей»! Плохая примета. Дай пива!
Взяв у меня едва початую бутылку, Костян одним махом выдул ее с горла, причмокнул, облизнулся, сплюнул, вытер кожаным рукавом рыжую разбойничью бородку. Потом бросил пустую бутылку в кусты, кряхтя, с трудом поднял тяжелый мотоцикл и коекак уселся верхом. Его качало из стороны в сторону. В любой момент он мог снова уронить мотоцикл, а то и упасть вместе с ним.