Играя с судьбой (СИ) - Капитан Немо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Не понравилось море? — Эгрив спросил это не сразу, так что я даже не сразу понял что он обратился ко мне.
— Понравилось, — отозвался я, натягивая одежду.
Стоило выйти из воды, теплый воздух моментально высушил кожу, которая слегка зазудела от соли.
Улыбка вновь возникла на лице медика, но я так и не понял, мне ли она была адресована, потому что Элоэтти успел вновь устремить взгляд к горизонту.
— Гроза будет, — предупредил он, но, как ни странно, за мной не пошел.
Что же касается грозы….
Она пришла перед самым закатом, налетела внезапно, исхлестав тяжелый, дурманный воздух резкими порывами ветра, заставив каждый листок на деревьях встрепенуться и задрожать. Далекие еще раскаты грома напомнили о ворчании огромного потревоженного в берлоге зверя. Потом ослепительно белый жгут молнии ударил с неба, ослепив меня на несколько секунд. А потом еще один и еще…Запах озона на несколько минут перебил медовые ароматы цветов.
Этот острый, пронзительный запах щекотал обоняние. Упиваясь им, я стоял у окна и наблюдал, как последующие разряды не достигая земли, растекались по куполу силового поля, поднявшемуся над городком, и гасли не в состоянии никому причинить вреда.
Зато дождь крупными полновесными каплями, нескончаемым потоком лился на землю, охлаждая раскаленный воздух, смывая с деревьев пыль. И земля темнела, впитывая животворную влагу.
Стихия бушевала над островом больше часа, а все не мог оторваться от зрелища и отойти от окна. Когда гроза поутихла, небо было совсем темным, а в разрывы облаков таинственно подмигивали звезды.
Спать не хотелось. Свежесть, оставшаяся после грозы, действовала на меня опьяняюще. Хотелось пройтись по парку, постоять под разлохмаченными кронами все еще недовольно перешептывающихся деревьев.
Осторожно выглянув в коридор, я заметил сухопарую фигуру Элоэтти. Медик разговаривал с одним из коллег. Показалось, что он не позволит мне уйти или опять навяжет свое общество, а мне хотелось побыть одному.
Вернувшись в комнату, я выключил защитное поле и выбрался через окно в сад, лишь слегка поцарапавшись об куст. Наступив на сырую траву, тотчас намочил ноги. Не беда, обувь высохнет. Тело, привыкшее к серьезным нагрузкам, просило движения.
Выбравшись из зарослей на дорожку, я огляделся, пытаясь угадать, не наблюдает ли кто за мной и припустил прочь, что было сил. Я бежал, куда глядят глаза, особо не выбирая направления.
Я несся по засыпающему городку с невысокими белыми одно и двухэтажными зданиями, утопающими в садах, мимо причала, около которого покачивались на волнах несколько катеров, и дальше, вдоль берега по самой кромке прибоя.
Ветер унес разлохмаченные остатки туч, небо было чистым и ясным. Даже в выстуженном воздухе Лидари, в Академии я не видел настолько ярких звезд и настолько поражающего воображение небосвода.
Меня учили, что в условиях развитого промышленного производства невозможно сохранить в первозданном виде чистоту и прозрачность атмосферы. Ирдал же считался одним из промышленных центров Лиги. Я даже засомневался, на Ирдале я или нет, ведь от Стратегов можно ожидать чего угодно. Мне вспомнились уроки, сами собой всплыли в памяти звездные карты, положение системы относительно центра Галактики и других звезд. И я понял, что вне всяких сомнений, это был Ирдал. Более того, сориентировавшись, я определил, что нахожусь в северном полушарии планеты, в ее тропическом поясе.
Остановившись, я запрокинул голову, пытаясь отыскать взглядом Лидари, которая должна была находиться почти в зените. Конечно, не удалось, да и глупость это несусветная — надеяться разглядеть мелкую звездочку с расстояния в сотни световых лет. Но мне безумно хотелось попасть домой, в единственный мир, который я знал.
Неожиданно до меня донеслись смех и голоса, и звук перебираемых умелой рукой струн. Застыв, я жадно вслушивался в оказавшуюся до боли знакомой мелодию, и голос, на чужом языке певший знакомую песню о борьбе, надежде и доме. И о бесконечно-долгой дороге к дому.
Это какое-то наваждение, — думалось мне. Именно этот смысл, и именно эта мелодия запали мне в душу… давно. То было мое первое — и самое яркое, четкое воспоминание в жизни, именно с него началась моя жизнь…
…Серые стены казармы. Группа старшекурсников, ожидавших дня, когда агенты Гильдий будут допущены в Академию для вербовки новых пилотов, собралась в кружок возле певца — такого же, как и они, выпускника. Парень пел, аккомпанируя себе на чудном инструменте. Мне даже показалось, что он не справится с ним, запутается в струнах, которых было куда больше, чем пальцев.
Курсант пел, остальные молчали, жадно ловя каждый звук. Да и я, застыв, не в состоянии отлепиться от дверного проема, жадно вслушивался в слова, которые что-то разбудили во мне.
Допев, курсант отложил инструмент в сторону, поднял голову и уставился на меня.
— Ну и рыжий, — удивленно выдохнул он. — Мать моя, женщина, рыжий! Опаленыш, ты, часом, не внук Ареттару?
Он говорил что-то еще, но я не слушал. Кровь прилила к щекам, и смутившись собственной рыжины, я развернулся и побежал, а вослед мне неслись и свист, и смех, и улюлюканье…
И вот снова, как в тот самый день, мелодия задела меня за живое, и голос — другой, не тот, что я помнил, а более высокий и чистый, заставил поверить что, несмотря на беды, несмотря на то, что я не знаю где мой дом, я обязательно до него доберусь и остановлюсь только тогда, когда перешагну порог. Что я найду свой дом. Обязательно, непременно найду.
Прикусив губу, чтоб сдержать слезы, раненый воспоминанием, я развернулся и побежал прочь, совершенно так же как в детстве. Я не хотел оказаться замеченным. Не хватало, чтобы вослед понеслось «гляньте, а тут чужак». И тот же смех. И свист. И улюлюканье.
Я бежал по заснувшему, притихшему острову, летел, сам не зная — куда, и лишь с рассветом вернулся к госпиталю. Посмотрев на парадный вход, поежился, словно от холода. Мне все еще не хотелось попадаться никому на глаза.
Отыскав взглядом окно с росшим под ним кустом, не подернутое дымкой активированного силового поля, подумал, что не составит труда вернуться, так же как и ушел: окно невысоко от земли, мне не составит труда в него влезть.
Я подошел к окну, уцепился за пластик подоконника, подтянулся. Всего пара секунд и я в комнате. Осталось восстановить поле. Сделав это, я обернулся и почувствовал, как от стыда начинают гореть щеки, уши, все лицо, шея….
У самого входа в палату, расположившись на одном из стульев и закинув ноги на другой, сидел Эгрив Элоэтти и с совершенно непонятным выражением на лице следил за каждым моим движением.
— Так и знал, что вернешься ты тоже через окно, — обронил он, поднимаясь на ноги. — Но не ждал, что уйдешь, не предупредив.
— Что вы здесь делаете? — Взвился было я, но медик не обратил на мой гнев никакого внимания. Отмахнувшись от слов рукой, посмотрел сверху вниз и произнес:
— Я зашел сказать, что Арвид проснулся
Давно?
Больше всего мне хотелось спросить это вслух. Но я не посмел. У медика был такой уничижительный, если не сказать презрительный взгляд, что я не решился.
Эгрив пожал плечами и вышел, оставив меня в растерянности смотреть, как смыкаются дверцы за его спиной. Страх холодной змеей скользнул по позвоночнику. Мальчишка! На самом деле мальчишка! Это же нужно было так облажаться! Ну и где гарантии, что пока я носился по острову, Элоэтти не доложил шефу о побеге, что за этим не последовал приказ задержать меня и вновь приставить охрану? Где гарантии, что никто не восстановил блокировку на двери?
«Но на окне-то ты поле восстановил сам», — слабо шепнула надежда. Только вот кто разберет этих Стратегов? Скрипнув зубами, я направился к дверям. Не выпустят, так не выпустят. Но нужно же убедиться.
Дверцы, как ни в чем не бывало, ушли в пазы, а я вновь почувствовал себя идиотом. Демонстрируют чистоту намерений? Или шеф еще не успел отдать приказ вновь посадить меня под замок?
Элоэтти не было видно, но его голос был слышен. Кажется, отчитывал кого-то из подчиненных — если это не спектакль, разыгрываемый по нотам лично для меня. Не став слушать, о чем они спорят, я поспешил в крыло, где держали Арвида.
Дважды побывав у дверей его палаты, я знал, что найду дорогу и без провожатых. Добравшись, я на пару секунд застыл у двери, пригладил пятерней растрепавшиеся волосы, пожалев, что давно не стригся. Отрастая, волосы начинали виться, мне это совсем не нравилось: такую шевелюру не привести в приличный вид парой легких движений.
Дали небесные! Да о чем, я собственно, думаю!
Решившись, я подошел к дверям, которые разошлись в стороны при приближении, и вошел в комнату.
Около Арвида хлопотала медичка. Ее огненные локоны выбивались из-под шапочки, падали на плечи. Одежда подчеркивала их рыжий цвет, и как-то по-особенному сидела на ней. Словно это была не униформа медика, а наряд, специально разработанный для соблазнения мужчин.